Подари мне краски неба. Художница - Гонцова Елена Борисовна

— Вы сговорились с дружком своим, Стасом, решили обмануть Антона Михайловича, только вот Стас, не имея ни возможности, ни средств никаких реализовать вашу поделку, обратился к кому? К подлинному и единственному заказчику этой вещицы. Потому что делали вы ее, Наталья Николаевна, для меня. Да, да…

«Зачем он мне это все говорит, — с ужасом думала Наташа, — что-то в криминальных романах об этом написано… Бандиты любят выворачиваться наизнанку перед своими жертвами, исповедоваться, что ди, но только вот тогда, когда они уверены в том, что их жертвы уже никому, никогда, ничего не смогут сказать».

— Не ожидали? — глумливо продолжал Лев Степанович. — Думали, я только картинками да офортами занимаюсь?’ Нет, я очень серьезный человек, и подход к делу у меня серьезный. Поэтому я сразу понял, что этот щенок врал, бес-пар-дон-но, мерзавец, врал, матрицы-то у него нет.

— Как нет? — изумился Антон Михайлович.

— Да так вот, нет, и все тут. Он блефовал, сочинял что-то насчет старого гравера, который якобы изготовил вещицу и передал ему, набивал себе цену, нет, вы бы его послушали! Если бы она была у него, он бы не изворачивался, как вошь на гребешке, разговаривал бы иначе, как человек, действительно владеющий тем, что мне может понадобиться, а не врал бы, что припрятана она в надежном месте… Впрочем, тут-то он как раз и не врал. Припрятана, и вот у этой голубушки. Что-то они, видать, с ним не поделили или разошлись во мнениях относительно того, кому мою вещицу загнать.

И вот эта наша мастерица, белочка-умелочка, вещицу припрятала и от нас, и от дружка своего, Стасика. Он ей сделался не-ин-те-ре-сен, так сказать. А почему? Она нам сама все расскажет.

— Да я сейчас здесь все переверну вверх дном, — засуетился Антон Михайлович.

— Не нервничай, Антоша, я еще не все сказал, — торжественно произнес Лев Степанович. — В бессвязной речи гаденыша была еще одна правда, горькая правда. Видел он тебя, Антоша, в обществе человечка, которого не только что не уважаю, но с которым как честный человек борюсь и бороться буду до последнего вздоха. Много он мне крови попортил, этот перовский авторитет, так сказать. Догадываешься, Антоша, о ком я говорю?

Лев Степанович опять поднялся с диванчика, на котором только что возлежал в позе хозяина положения, и принялся расхаживать, потирая ручки, только движения его стали резче, суетливей, Лев Степанович явно нервничал.

— Вижу — догадываешься. То идеи мои перехватывал, то людей переманивал. А ты, Антоша, с ним об этой вот, очень нужной мне вещице говорил, собирался перепродать. А может, и сам переметнуться собирался, Антошенька? Ты мне скажи, не таись. Всякое бывает. В жизни нашей, да-а. В делах наших скорбных. Молчишь?

Антон Михайлович постепенно каменел.

— Та-ак, молчишь, поэтому ты, когда художница наша тебе позвонила и сообщила, где Стаса искать, не ко мне поехал на автомобиле, а к нему побежал, пешком, в Перово. Далеко-то как! Только прежде того дурачок наш мне позвонил, а я решил проверить, Антоша, я ин-фор-мацией не разбрасываюсь.

И Штуцер с Колесником за тобой по пятам ходили. Фильм про тебя сняли, как ты с этим бандитом судачишь. Обо мне, наверное. Так что прежде чем за нашу мастерицу приниматься, Штуцер с тобой поговорит.

Штуцер осклабился, повернулся к Антону Михайловичу и цыкнул.

И тут произошло неожиданное: Антон Михайлович побагровел, по-бычьи наклонил голову и бросился на Штуцера, собираясь использовать свою голову в качестве тарана. Но промахнулся, врезался в печатный станок и рухнул.

— Помер, сотрудничек, — елейным голоском пропел Лев Степанович.

Штуцер наклонился над распростертым «сотрудничком»:

— Дышит, но башку свою дурную, похоже, проломил.

— Ну-с, — потер пухлые ручки Лев Степанович, настроение его заметно улучшилось, — теперь займемся вами, Наталья Николаевна. — Расскажите вы нам все: где матрицу спрятали, какие отношения-подношения у дружка вашего с бандитом перовским этим, с волчарой позорным, какие дорожки привели его, да и вас, к нему, как барыш делить собирались. А не расскажете, придется Штуцеру заняться вами. — И он поощрительно глянул в сторону своего помощника.

Меж тем Штуцер достал из нагрудного кармана черный капроновый чулок.

«Сейчас натянет его себе на голову, извращенец», — подумала Наташа.

А Штуцер медленно приближался к ней, растягивая чулок в руках.

— Объясняю, Наталья Николаевна, сейчас этим вот чулочком Штуцер будет вас душить. Но не совсем. Не до смерти. А придушит и приотпустит. А потом опять. Уверяю вас, удовольствия от этого вы никакого не получите.

«Сейчас я потеряю сознание. Я должна потерять сознание. Господи, почему я не теряю сознание», — думала Наташа, уже готовая упасть в обморок.

Но тут дверь с треском распахнулась, и в мастерскую ворвался Владислав Алексеевич. Лев Степанович, оказавшийся на его пути, был с дикой силой отброшен в сторону, того же печатного станка, на котором повис, оглушенный, над изменщиком Антоном Михайловичем, укрывая того полами щегольски распахнутого плаща.

Штуцер не удивился такому повороту событий, как фокусник он выхватил нож и стал рубить им воздух. Наташа закричала. Реставратор, казалось, не обращал никакого внимания на все, что происходило здесь и сейчас, он совершал подобие странного танца, точно разглядывая что-то невидимое за спиной противника.

Несколько резких и точных выпадов того, кого называли Штуцер, ни к чему не привели. Лезвие свистело в пустом воздухе, реставратор же точно оказывался всякий раз в другом пространстве. Штуцер тяжело сопел, реставратор, казалось, вовсе затаил дыхание, прислушиваясь к чему-то постороннему. Наташе показалось, что реставратор с интересом разглядывает что-то, расположенное за спиной бандита. Меж тем он не прекращал своего необыкновенного танца, от которого у Штуцера глаза постепенно вылезли из орбит. Он даже оглянулся один раз, точно чувствуя опасность за спиной.

Штуцер искривил рот и отвратительно выругался, безадресно и как бы обреченно.

Возможно, брань предназначалась Льву Степановичу, которого преданный холуй впервые видел капитально униженным.

Штуцеру явно не хватало места в мастерской, просторной, но загроможденной чем ни попадя, в том числе двумя упитанными негодяями, не подававшими признаков жизни. Реставратору места было более чем достаточно. Чтобы на всякий случай обезопасить Наташу от какой-нибудь выходки вооруженного монстра, он как бы нехотя переместился между ним и ею, на несколько мгновении избавив ее от необходимости видеть негодяя. Впрочем, в действии этого самовлюбленного фофана она больше не увидела.

Как все произошло, Наташа осознала только после, реставратор медленно поднялся в воздух и нанес Штуцеру страшный удар ногой по голове, когда тот ловко перебрасывал нож из правой руки в левую. В то время как противник повалился на бок, реставратор ухватился за кисть, сжимающую нож, и резко дернул ее вверх. Раздался сухой и неприятный треск. И все стихло.

— Я не знаю, кто вы, — раздался в тишине скрипучий голос, — но вы помешали нашему разговору, к тому же нехорошо людей калечить.

Наташа оглянулась и увидела, что Лев Степанович, пришедший в себя и с удивлением взиравший на неведомо откуда взявшегося бородатого верзилу, теперь стоит и держит в пухлой руке маленький дамский браунинг, направив его дуло в грудь Владиславу.

— Слава! — закричала Наташа, но в следующее мгновение Владислав сделал быстрое и неуловимое движение ногой, кисть правой руки Льва Степановича безвольно повисла, а браунинг описал в воздухе дугу и приземлился у ног изумленной Наташи.

— Я тоже с вами не знаком. — Голос реставратора был спокойным и ровным, как будто не он только что голыми руками обезоружил двух негодяев. — Но я знаю, кто вы, а вы должны очень хорошо знать, кто я, поэтому советую вам немедленно убираться отсюда. Через несколько минут здесь будет отряд специального назначения.

Лев Степанович, придерживая поврежденную кисть и морщась от боли, покинул помещение.