Подари мне краски неба. Художница - Гонцова Елена Борисовна

Владислав подбежал к Наталье, ножом Штуцера, поднятым с пола, разрезал стягивающие ее веревки, которые сетью свалились на пол. Он поднял Наташу на руки и оглядел ее всю с головы до пят.

— Ты цела, — спросил он взволнованно, — ты не пострадала?

— Как ты здесь оказался?

— Бронбеус догадался о твоих возможных действиях. Негодяя этого, Льва, он уже давно выслеживает. С моей помощью, — ответил он, усаживая ее на диван и располагаясь рядом. — А узнать адрес мастерской его старинного покойного приятеля, сама понимаешь, оказалось совсем нетрудно. Через полчаса после того, как ты ушла, я был уже в дороге.

— Ты в самом деле вызвал милицию?

— Зачем? Нет. Но надо же было что-то сказать этой крысе, чтобы она убралась.

— Знаешь какая у него кличка среди бандитов? Сизый.

— Он действительно сизый. Но он обломал о тебя зубы. Думаю, он никого уже не укусит. Хорошая моя, нам надо уходить отсюда.

— А что с этим хламом будем делать? — Наташа показала на два распростертых тела, одно из которых пошевелилось и застонало.

— Этот с ножом — понятно кто. А другой?

— Антон Михайлович. Слуга двух господ. Служил Сизому и еще какому-то перовскому авторитету.

— Перовскому, говоришь? — Владислав наклонился над телом Антона Михайловича, отогнул лацкан пиджака и вынул из внутреннего кармана бумажник. Бегло осмотрев его содержимое, он извлек маленькую записную книжку. — Записные книжки у этих господ особенные. Фамилий нет — только телефоны. Но если этот бандюган — перовский, значит, и жить должен в Перове. Сейчас посмотрим, что у него из перовских телефонов записано….. Ага, — проговорил Владислав, полистав книжку, — а перовский телефончик всего один. Похоже, именно тот, который нам нужен.

— Не собираешься же ты ему звонить! — испугалась Наташа.

— Именно что собираюсь, — спокойно ответил Владислав, набирая номер: — Алло! С вами говорят от Сизого. Да! Приезжайте по адресу, — он продиктовал адрес, — вы найдете там то, что вас очень заинтересует. — И положил трубку.

— Зачем это, Слава?

— Если он служил авторитету, тот не спустит Сизому столь серьезную обработку своего слуги и потерю барыша, который, как он думал, у него уже в кармане, вот и все. — Он равнодушно пожал плечами, как будто знал о бандитском мире столько же, сколько об искусстве и обо всем том множестве, в котором был профессионалом.

Наташа, медленно холодея, начала понимать, что Владиславу что-то известно об этой истории. Может, ему что-то рассказал Бронбеус?

Может, он что-то подслушал у двери мастерской? А может…

И без того трепещущая душа сжалась где-то в солнечном сплетении, Наташу затошнило. Выходило так, что теперь и Бронбеусу она не может доверять.

«Я превращаюсь в психопатку. Надо вернуться. Не забыть. Вернуться».

— О каком барыше ты говоришь? — как можно спокойнее произнесла она, только что усилием воли отогнав от себя самый гадкий кошмар из тех, что наяву являлись ей последнее время.

— О том, который пытались извлечь из тебя. Я не совсем понял, но, когда я подошел к двери, этот хлюст говорил что-то в этом роде.

Наташа с облегчением выпустила задержанное дыхание. Он ничего не знает, а то, что услышал, вряд ли понял.

Почему для нее было так важно, чтобы реставратор не знал о ее причастности к махинациям бандитов, более серьезным, чем подделка картин, она объяснит себе потом. Сейчас важно было другое, но что — этого сообразить как раз она не могла.

И вдруг для нее все стало яснее солнечного дня:

— Ты не понимаешь, что ты наделал. Теперь за мной будет гоняться еще и эта банда, которую ты только что сориентировал на мастерскую.

— Поэтому я и говорю, что надо уходить. Немедленно. Перово — район небольшой.

— Но я пришла сюда, для того… Ну, нужно мне здесь кое-что найти. Это необходимо.

— Если до сих пор не нашла, то и сейчас не найдешь.

— Тогда найдут другие, ты не представляешь, чем эта находка может обернуться.

— Если ты не нашла что-то в собственной мастерской, причем зная, как это что-то выглядит, то посторонние люди вряд ли это отыщут.

Успокойся, и пойдем. Сейчас необходимо только это. Поскорее уйти.

— По крайней мере могу я забрать свои новые краски, — в отчаянии произнесла Наташа, — я с таким трудом подбирала их, я объехала всю Москву.

Открыв наугад один из стенных шкафов, она увидела первым делом рулон рисовой бумаги, а в уголке два пакета с красками.

— Помоги, пожалуйста, — попросила она, — у меня руки трясутся.

Из мастерской они ушли, отягощенные художественными принадлежностями. Это на мгновение умиротворило ее. Оказавшись во дворе, она встала как вкопанная, жадно вдыхая свежий воздух, струящийся со стороны парка.

Владислав легко взял ее за подбородок, повернул к себе ставшее вдруг таким усталым Наташино лицо и медленно, осторожно поцеловал в губы.

— Пойдем, — повторил он шепотом.

«Он так это сказал, будто приглашал меня в спальню, — усмехнулась про себя Наташа, — а может, я не далека от истины?»

Они вышли на перекресток, где Владислава ожидало такси. В машине Наташу охватил чудовищный озноб — сказалось неимоверное напряжение последних дней и пережитое потрясение.

— Нав-в-верное, я вот так с-с-сейчас и ум-м-мру, — всхлипывала она и клацала зубами.

— От этого не умирают, это — отходняк, — обнимая Наташу за плечи и укутывая ее в свой джемпер, пробурчал реставратор.

Последнее слово Наташа расслышала плохо, но оно напомнило ей полублатной жаргон, каким обычно изъяснялся Стас со своими дружками.

«Кто же ты, — продолжая дрожать и всхлипывать, подумала Наташа, — реставратор, воин, винодел, художник, каратист какой-то немыслимый. Откуда ты взялся-то? А где ты научился блатные словечки использовать, в какой интернациональной бригаде? Да и вообще, кто… ты… такой?!»

Мимо них в сторону улицы, где находилась мастерская, со страшной скоростью промчались несколько машин, возглавляемых черным джипом «чероки» с затемненными стеклами.

— Это н-н-нас ар-р-рестовывать идут? — На посиневших губах Наташи появилась слабая улыбка, когда она вспомнила любимую книгу.

— Еще нет, это бал вампиров продолжается. Сейчас разыграется драма, будут барона-доносчика убивать, Майгеля… то есть будут реанимировать одного негодяя и убивать другого.

— Прямо в моей мастерской?! — Наташа даже перестала дрожать от негодования, захлестнувшего ее.

— Не думаю, скорее всего, увезут куда-нибудь в лес, подальше. Благо тело не подает отчетливых признаков жизни, кроме отдельных и очень слабых стонов… А вот это, кажется, действительно нас арестовывать идут…

В ту же сторону и на такой же скорости проехали милицейские машины с включенными сиренами.

— Э-э-э, а драма-то собирается разыграться нешуточная… — Владислав с любопытством проводил взглядом милицейский караван. — Но птички уже упорхнули.

— Дай-то Бог нам упорхнуть от них, — проворчала Наташа, в этих, с сиренами, я, пожалуй, знаю, кто едет.

И она опять начала дрожать и всхлипывать, только теперь уже с настоящими слезами, вспомнив унижение, которому ее подверг кавказец Киргуду. Верно, Стас уже разгадал ее стратегию и активизировал неправедные милицейские силы.

Владислав Алексеевич, увидев слезы, внимательно, как при расставании у Бронбеуса, поглядел на нее, взял Наташу в охапку, как берут корзину слез на какой-нибудь несуществующей древней фреске, прошептал ей то, что она с трудом разобрала, но этого, на диво для нее, оказалось довольно, чтобы окинуть глазами кабину автомобиля, в котором они куда-то неуклонно двигались. Она не успела понять, когда Владислав затеял короткий и веселый разговор с водителем, явно симпатизировавшим им.

«Уж не знакомы ли они, и что бы это значило, если так?»

— Уходим от погони аккуратно, — отвечал водитель, усмехаясь в пшеничные усы.

Ни Владислав, ни тем более Наташа не могли видеть, что за ними увязался один из автомобилей печального каравана, точно возникшего из кошмарного сна. И замечание водителя оба они восприняли как вполне уместную, но шутку. Так показалось Наташе, не допускавшей сейчас никаких мыслей о возможном преследовании, ей было довольно происшедшего только что.