Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир

Возможно, именно потому прямой как штык, резкий как сабельный удар, честный как лобовая атака Антуан де Рано так приглянулся зеленовласой затворнице. К тому же, лишенная в глуши прежнего кипения страстей, она ощущала, что еще несколько месяцев — и придется сдаться осаде де Мелонье, ибо спать с кем попало гордячка де Тиш не собиралась, а тело требовало своего. Драгун пришелся ко двору.

Гостеприимство хозяйки он смог почувствовать той же ночью, когда обласканные заботой прислуги спутники Антуана спали вповалку в трапезной зале, посреди десятков выпитых бутылок. А он, задумчивый, сидел у окна гостевой комнаты, наблюдая пасмурное черное небо.

Она вошла тихо, без скрипа половиц и скрежета дверей, облаченная в тяжелый халат цвета молодой листвы. Драгун отвернулся от окна, на его лице появилась улыбка, как ему казалось обворожительная, на самом деле ужасно глупая.

Волосы ночной гостьи в неровном свете уличных факелов и хмурых лун отливали темным малахитом, контрастируя с молочной белизной кожи, особенно на груди, где халат был случайно распахнут.

— Уберите эту улыбку с лица, мой милый друг, — голосом хриплым и насмешливым произнесла хозяйка дома, грациозно ступая по пушистому ковру обнаженными ступнями идеальной формы. — Хотя, впрочем, оставьте, она подходит вашему образу.

Антуан порывисто встал, уронив пистолет, который чистил. Медленно качая бедрами, будто удав, гипнотизирующий добычу, магесса продолжала приближаться, глаза ее горели зеленым фосфором, а на чувственных губах играла зовущая, чуть издевательская улыбка вроде: «Что же ты не убегаешь?» Аристократичные тонкие пальцы развязали широкую ленту ремня, халат, обволакивающий обнаженное тело, освобожденный, начал падать.

С каждым шагом он открывал все больше зрелого совершенства хозяйки. Вот ткань соскользнула с плеч, открыв округлую белизну и нежный изгиб ключиц, устремился ниже, раскрывая грациозные руки, пышную грудь с напряженными явно не от холода, крупными, темными сосками. Еще ниже, открыв живот, манящий для поцелуя контрастом округлостей и впадин, тонкую талию, переходящую в крутой изгиб бедер. Сокрытое ночной тенью лоно, совершенные, созданные для любви ноги, резко очерченные икры, будто выточенные для богини умелым скульптором ступни…

Халат оказался на полу, секунду, не больше, магесса позволила полюбоваться своим великолепием вблизи, затем сделала еще шаг и властным жестом воздела руку, в пальцах мелькнул небольшой абрикос, который она держала, через плод из руки Адель ударил в драгуна луч зеленой энергии. Гостя чаровницы окутали мягкие, но прочные лианы.

— Попался, — шепнула она с упоительным вожделением в голосе, — теперь ты мой.

Она страстно поцеловала свою жертву, накрыв его тонкие приоткрытые губы своими, полными и чувственными. Поцелуй длился долго, но недостаточно долго, чтобы его не захотелось продолжить. Прикусив напоследок губу пленника, де Тиш отстранилась, с затаенной страстной радостью рассматривая жертву.

— Ну уж нет, сударыня, — рявкнул, почти прорычал, коронный лейтенант, — драгуна сетями не удержишь.

Он напрягся всем телом, послышался влажный треск, лианы лопнули, исходя растительным соком, в воздухе разлился аромат афродизиака, хитрая магичка все рассчитала правильно. Она притворно отстранилась, в ужасе закрывая лицо руками, но разгоряченный кавалерист уже рванулся к ней.

Анутан схватил свою «тюремщицу» сильными руками и бросил на кровать. С шумом упали штаны и перевязь. Своим могучим телом лейтенант накрыл раскинувшуюся на мягкой перине магессу.

Левой рукой он схватил ее руки, воздевая их над головой Адель, правой же накрыл грудь охотницы, ставшей дичью. Ощущая лишь ее трепет и шум крови, отнюдь не в собственной голове, лейтенант, ставший хозяином положения, резко вошел в красавицу, бившуюся под его мускулистым телом. Резкий вскрик и напряженная истома ночной гостьи подсказали де Рано, что он на пути к победе.

Быстрыми толчками лейтенант продолжил утверждать свое превосходство, лаская грудь своей любовницы и удерживая руки, но Аделаида де Тиш не думала сдаваться. Она напряглась, томно выгнулась и обхватила соперника по любовной игре ногами, задвигалась в такт, заставляя ускорить и так уже бешеный темп. Потом она приподнялась и впилась губами в губы Антуана, пуская в ход гибкий, страстный, проворный как у гюрзы язычок. Драгун ослабил хватку и магесса, воспользовавшись секундной слабостью, обвила любовника руками, ее ногти, невероятно крепкие и острые, легко разорвали рубашку лейтенанта и впились в плоть, оставляя на мускулистой спине блестящие кровавым антрацитом дорожки.

Де Рано взревел раненным тигром и ускорил штурм, все глубже с каждым толчком проникая в «тайное святилище» магессы. Очень скоро протяжный стон и капля крови из прокушенной губы возвестили о первом успехе драгунского лейтенанта, но бой был далек от завершения. На мгновение по напряженному телу де Тиш прошли зеленые сполохи, затем адепт мистического искусства перешла в контрнаступление.

Наутро слуги шептались о шуме и сполохах магического огня из гостевой спальни на протяжении всей ночи — не менее шести часов. А днем садовник и конюх вынесли из апартаментов гостевую кровать, превращенную в тряпки и обломки.

С тех пор Антуан де Рано стал желанным гостем в Башне, а ещё начал иногда сопровождать Аделаиду де Тиш на разнообразные официальные мероприятия, неизменно сочетая дерзость и галантность, которые очень быстро заставили холодный, вечно покровительственно-оценивающий взор оливковых глаз мадмуазель де Тиш теплеть при взгляде на бравого драгунского офицера. Алана де Мелонье это злило…

Сестра поэта

Холодный фиратонакреш, а в саду маркиза де Шаронье цветут тропические цветы, надежно укрытые от непогоды магическими куполами. Меж фигурно остриженных кустов важно прохаживаются пестрые павлины, с вершин стройных кипарисов разноголосо щебечут птицы, привезенные с далекого Экваториального архипелага.

По аллее из темного камня неспешно идут двое — высокий статный мужчина в драгунской форме, подчеркивающей атлетическую фигуру, и изящная юная девица с распущенными черными волосами, грациозно придерживающая пышное платье с открытыми плечами, дабы не попадать дорогими кружевами в осенние лужи.

— Вы правы, Антуан, все это довольно печально, — щебечет юный голосок, — мы часто не замечаем страданья ближнего, впрочем, у бедняков есть Бог-Пастырь, а нам благоволит Властитель, и это лишь одно из многих разделяющих нас отличий…

— По-моему, моя прекрасная Лили, вы забываете, что и Пастырь, и Властитель есть божественные ипостаси Единого, и именно то, что он Единый, роднит нас больше, чем разделяет, к тому же, неужели вас не раздражает хотя бы запах повешенных? Ведь они же усеяли все дороги… — отвечает ей голос хриплый и мужественный.

— Ах, я так редко выезжаю в эту пору из владений маркиза, к тому же еще реже в сторону земель графини, ведь главные дела происходили там… И, уж если говорить о Едином, это ведь была не карательная операция феодала, а божий промысел…

— Весьма кровавый, — жестко очерченные губы изогнулись в легкой ухмылке. Антуан все еще не мог составить мнения — считать ли дела сестры Жанетты более жестокими, чем полезными, или наоборот, но ему доставляло удовольствие подтрунивать над нежной де Мелонье.

— Не нам судить о делах всевышнего, на то есть священники, к тому же, как мне известно, сестра Жанетта и вообще Орден Охотниц редко делают различия между аристократами и простолюдьем, что весьма печально, — юный голосок задрожал от неявного страха. — По мне, пусть уж вешает и пытает плебеев, а я буду исправно жертвовать на церковь, — норманит Бенедикт был не единственным из священников, кто вызывал трепет молодой аристократки.

— Но ведь кровь у всех одинаковая, неужели страх перед карающей десницей Храма затмевает в вас милосердие?

— Хватит! — ножка в бархатной туфле топнула по темно-серому камню, вызвав брызги дождевой воды, розовые от холода губки сердито скривились. — Хватит этих мрачных и опасных разговоров! Лучше давайте целоваться, видите, мы как раз возле статуэтки Альгрии Беспечной, в Эллумисе это богиня, покровительствующая любви. Эти языческие культы столь забавны.