Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев - Михаил Юрьевич Харитонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни странно, но даже воцарение Морры ничего в этом смысле не изменило. Система не стала более проницаемой для постороннего взгляда, хотя и обрела нечто вроде легальной верховной инстанции или видимой верхушки айсберга. От этого очертания самого айсберга – то есть реально действующей системы власти в домене – не стали яснее. Скорее уж она породила новые тени и ложные отражения, иногда крайне причудливые. Например, жители Хемуля убеждены, что Морра является «гарантом конституции, реституции и люстрации». При этом никакой конституции ни в каком смысле этого слова в Хемуле нет и – насколько можно судить – введение её не планируется (хотя само правление Морры почему-то именуется «конституционным строем»). Что такое «люстрация» и «реституция», никто не знает и даже не интересуется, полагая, что это известно самой Морре и этого вполне достаточно. То же относится к распространённому утверждению, согласно которому Морра «осуществляет общий контроль над процессами»: известно около двадцати интерпретаций этого утверждения различными историками и политологами. Что же касается системы доверенных лиц, на которой основана вся хемульская модель, то она стала ещё менее понятной, нежели была до того.
Именно поэтому так ценны любые внешние наблюдения, произведённые на сломе эпох, когда, по удачному высказыванию Йобко, «обнажается историческая почва». В такие моменты даже самые слепые и равнодушные глаза что-нибудь увидят: публикуемая нами эпистола это подтверждает. К сожалению, она обрывается на самом интересном месте. Но и те скудные и противоречивые сведения, которые заключены в ней, дают определённый материал для работы историка. Кроме того, она наверняка заинтересует и наших читателей – хотя бы как документ своего времени. При всей наивности автора этого послания, оно даёт нам возможность заглянуть в прошлое глазами современника, почувствовать дух эпохи, вдохнуть аромат утраченного времени.
Кель Селевендра, баклан,
научный редактор журнала «История и современность» (Директория)
ТЕКСТ
Индекс: 07 123308
Куда: Московия, г. Нижгород, а/я 12002
Кому: по требованию
Из: анкл. Хаттифнаттов, пос. Приграничный, п/о 12
От кого: Дуглас Баранаускас, п-к п.с.н.
За доставку уплочено. П/о 12, старший письмоводитель
Козловский Я. Е. [подпись. – Прим, публ.]
Любезный друг, мой дорогой Констанций!
Вопреки Правилам письмовников, настоятельно советующих переносить всё важное в самый Конец письма, а то и в пост-скриптум, начну с самого основного.
Итак, я исполнил все Обязанности, возложенные на меня дядей Ираклием, и покинул Хемуль! Это письмо я пишу на постоялом дворе в земле Хаттифнаттов, откудова до наших мест заведено почтовое Сообщение в обычном роде, то есть посредством бэтменов и письмо-нош. Ах, знал бы ты, как не хватало мне этого ранее! Сколько раз бывало со мной такое: я, весь полный острейших Впечатлений, хватался за перо, чтобы излить обуревающие меня Чувства и Мысли в дружеском посланьи! И столько же раз холодные Соображения Экономии и Безопасности принуждали меня отступиться от сего Намерения. Ибо между Хе мул ем и Московией существует лишь Хемульская коммерческая связь, именуемая здесь «телеграфированием». Нет сомнений, она весьма быстра: создаётся даже Ощущение, что между отдачей письма в руки почтового служащего и его получением в Нижгородском Торговом Представительстве ООО «Хемуль» проходит лишь самое ничтожное время. Однако же отдавать в чужие руки письмо без обёртки, совершенно открытое для нескромных взоров, и ещё платить по соверену за слово – всё это совершенно противно самому Духу дружеской переписки; как, впрочем, и то, что письмо попадает к адресату не в сущем Виде, а переписанное рукою наёмного писца. Нету и слов, как радостно мне выводить пером эти буквы, доподлинно зная, что они дойдут до тебя как они суть, то бишь начертанными моею собственной рукою! И знал бы ты, как тяжко мне было черпать сведения о Нижгородских делах из Хемульской прессы и из телеграфических Посланий дяди, в которых содержались лишь деловые Указания. Впрочем, он хотя бы упоминал, что вся моя родня по-прежнему пребывает в телесном Здравии (так что рассчитывать на самомалейшее наследство мне по-прежнему не приходится). Но я не знаю иного, бесконечно более драгоценного для меня, для душевной Жизни моей: как ты жив, мой дорогой друг; как жив наш дорогой Муций; по-прежнему ли варят доброе тёмное пиво в погребке у Ганса; и, наконец, самое главное – любит ли меня ещё моя Клотильда.
К своему великому сожалению, обо всём об этом я узнаю не весьма скоро. Как мне уже доподлинно ведомо, дороги отсюда до нас не отличаются ни достаточной Исправностью, ни хоть сколь-нибудь удовлетворительным придорожным Сервисом. Виною тому Редкость тесла-зацеплений, от чего происходит Недостаточность населения и общее Неустройство. По пути в Хемуль я уже вполне познал все эти Горести, так что ныне с внутренним Содроганием ожидаю изматывающей тряски, незавидных ночлегов, дурных харчей, дорожной грязи и прочих Оказий. Признаться! – я завидую своему же письму, кое, покойно лёжа в почтовой суме на животе бэтмена, легко преодолеет по воздуху все эти Препятствия – и прибудет в Нижгород задолго до моего туда Прибытия.
Но не буду утомлять тебя, мой любезнейший друг, напрасными Воздыханиями о неизбежно Предстоящем. Они не принесут Пользы и лишь огорчат свыше Меры. Лутше посвящу это – смею верить, долгожданное! – послание своим Мыслям и Впечатлениям о жизни в Хемуле. В этом Вопросе ты вправе рассчитывать на совершеннейшую мою Откровенность. Я к ней готов вполне; и более, всячески сего желаю, ибо мой Ум полнится Образами самыми свежими. В скором времени они как бы окаменеют и превратятся в прочные Убеждения, более обдуманные, но лишённые того Оттенка и Тона безыскусной Непосредственности, которая так ощутительна для тонких Натур вроде тебя.
Начнём, пожалуй, вот с Чего. Ты ведь не запамятовал наш прощальный ужин, затянувшийся до утра и перешедший в обычный наш спор? Здесь, в Хемуле, я частенько вспоминал его. Кончался февраль; я готовился к отъезду; ты же был весь в хлопотах по своему делу с Клавдием (надеюсь, оно разрешилось благополучно). На дворе стояла столь лютая Стужа, да такая, что все мои щетины покрылись инеем, а твои перья встопорщились почти что до вертикального Положения. Однако всё это не помешало нам, накинув лёгкие дохи, прогуливаться
