Дело Кольцова - Виктор Фрадкин

О Виноградове. Ионов предъявил Виноградову претензии чисто денежного порядка, требует возвращения полученных Виноградовым от Академии авансов. Ионов письменно предложил нам (Жургазобъединению) совместно выступить против Виноградова. Мы, конечно, на это не пойдем. Приняты все меры для обеспечения Виноградову спокойной работы. Против него есть раздражение со стороны некоторых неудачливых переводчиков и литературоведов, разных Нусиновых. Они пытались (в разговорах) опорочивать Виноградова как редактора «Молодого человека», да и само издание. Мы этому дали отпор и вопрос пока полностью исчерпан. Нужно только, чтобы Вы, Алексей Максимович, систематически просматривали работу Виноградова, чтобы он не поскользнулся на какой-нибудь своей мелкой промашке. Скушно без Ваших рыжих усов.

Обнимаю,

Ваш Мих. Кольцов

А. М. Горький — М. Е. Кольцову

Москва. 23 июня 1932 г.

Дорогой Михаил Ефимович — стало быть, журнал «За рубежом» — в Ваших руках и, значит, в Вашей воле сделать его серьезным журналом.

Мне кажется, что следовало бы немедля обратиться во все наши полпредства к т.т. заведующих печатью с предложением сотрудничества в журнале, как непосредственного — снабжать журнал очерками и рассказами на темы бытовые и особенно характерные для текущего момента каждой данной страны — так и посредством посылок газетных вырезок, рисующих драмы и курьезы разлагающегося быта буржуазии. Очень ценны для журнала те «передовые» статьи и анкеты по вопросам «культуры», в которых наиболее резко выражен цинизм политавантюристов, старческая глупость признанных буржуазией мудрецов, пустомельство подленьких журналистов, вроде Грегуара и подобных ему.

В некоторых полпредствах есть довольно грамотные люди, напр. — Виктор Кин в Риме, к ним следовало бы обратиться особенно настойчиво. Хорошо, если б эти обращения скрепил Ц. К.

Обращаю внимание Ваше на статейки Дм. Хилкова; это сын известного в 80-х годах толстовца князя Хишова, затем он был анархистом, в год империалистской войны почувствовал себя «просто русским», вступил рядовым в армию французов и, в одном из первых сражений, был убит. Сын его — шахтер в Бельгии и как «большевик-князь» — говорят — весьма популярен среди шахтеров. Статьи его печатаются в нашей Нью-йоркской газете. Я посылаю их Вам, как «образец стиля», — только. Мне кажется, что его можно научить писать для «За рубежом», можно и следует. А также, на мой взгляд, следует привлечь и Святополка-Мирского, он — член английской компартии, отлично знает быт и настроения лондонской интеллигенции. Писать ему нужно на Сокольникова, адрес Хилкова есть у В. Д. Бонна; кстати, у последнего, наверное, есть материалы, полезные для нас.

Очень рекомендовал бы организовать в журнале нечто вроде «Свистка», для чего привлечь Архангельского, Швецова и — Эрдмана? Не попробовать ли Мих. Зощенка, а также Олешу на «зарубежные темы»?

Обо всем этом и многом другом хорошо бы побеседовать лично, но — астма запрещает мне ездить в Москву. Может быть Вы катнете сюда?

Крепко жму руку

А. Пешков

М. Е. Кольцов — А. М. Горькому

Москва. 3 декабря 1932 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Вам послан «За рубежом» в новом виде. Журнал принят публикой очень хорошо. Хвалят за то, что много есть чего читать, мало агитационной шелухи, все конкретно. Это общий отзыв. Спрос на журнал громадный. Я убежден, что если бы добиться бумаги — журнал в этом новом виде будет расходиться и 100 и 150 тысяч экземпляров без остатка.

Первый номер — это еще не вполне то, что мыслилось. Кое-что сыро, недоработано, очень многое из того, что задумано провести через страницы журнала, только подготовляется. В общем, о журнале можно будет судить не по одному или двум или трем номерам, так же как нельзя составить полное представление о газете по нескольким ее номерам: С нового года «За рубежом» будет выходить три раза в месяц. Объемистые номера будут настигать один другого. Получится непрерывный поток живой, конкретной, свежей информации о жизни всего мира. Это — к чему мы стремились в разговорах с Вами о типе журнала. Во втором номере пойдут статьи Стасовой, Никулина (обзор белогвардейских стихов), Ерухимовича, материалы о колониальных странах и всякое прочее.

С нового года мы вводим в журнал и обильный справочный материал. Нечто вроде текущей беглой энциклопедии, разъясняющей названия и термины, возникающие в сложном потоке международной жизни, — названия городов, политических и научных деятелей, названия новых приборов, болезней, чего хотите. Вызовем наших читателей задавать нам вопросы, относящиеся к зарубежной жизни. Что еще прикажете ввести? Ждем Ваших указаний, приказаний, советов.

Мы говорили с Вами, Алексей Максимович, что журнал наш будет не только журналом, но и органом. Для этого нужны в нем статьи крупнейших советских и западноевропейских политических, научных, культурных деятелей. Мы списались со множеством лиц, но втянуть их в журнал можно будет, только если там появятся Ваши статьи. Хорошо, если Вы писали бы для «За рубежом», хотя бы даже короткие, но постоянные заметки о явлениях современной жизни, о вновь прочитанных Вами книгах, встреченных людях, поучительных фактах. До чего это было бы замечательно!

Вырезки, которые Вы посылали до сих пор, служат нам большую службу. Просьба посылать еще. Кроме того — хорошо бы получать присылаемые Вам и ненужные Вам книги, брошюры, журналы. Это будет очень ценно потому, что валютные ресурсы нашей редакции усохли почти до нуля.

В Москве работы до черта, народ пишет, литературные склоки сильно улеглись. Очень подняли настроение пакты с Польшей и Францией. А Вы как, Алексей Максимович? Написали бы письмецо старику Кольцову, как Вы умеете: басом и весело.

Горячий привет соррентинским жителям, всем, кого знаю.

Вверенный Вам

Мих. Кольцов

А. М. Горький — М. Е. Кольцову

(Сорренто, 5 декабря 1932 г.)

Дорогой Михаил Ефимович — первый № «За рубежом» таков, что мне кажется: если даже удерживать его на данной высоте, — то и на ней он достигнет своей цели осведомителя о фактах и процессах угасания буржуазной культуры. Но, разумеется, поле его зрения надобно всесторонне расширять, не боясь и некоторой «примитивности». Я думаю, что она — примитивность — будет только полезна большинству наших читателей, им в 17-м году было 5–10–15 лет от рождения и, поэтому, они плохо знают «лицо жизни», каким оно было до 17 года. По сему: для них было бы поучительно, если б журнал давал очерки рабочего быта, напр., Германии до войны, особенно подчеркивая культурные навыки организованных рабочих; конечно, это — рядом с современным положением рабочих и — полной для них невозможностью удовлетворить эти навыки. Мораль настолько ясна, что требует вмешательства карикатуриста: научили индивидуя умываться с мылом, а теперь не только мыла, но и воды не дают, утопиться — можешь бесплатно, а за воду — плати.