Дневник горничной - Октав Мирбо

— Видите Мэри… нужно, чтобы женщина о себе заботилась… Кожа у нее должна быть белая и нежная… У вас милое лицо, нужно уметь с ним обходиться… У вас прекрасная фигура… нужно ее выставлять… У вас превосходные ноги, нужно уметь их показать… Это как то приличнее…

Я была довольна. В глубине души, однако, у меня копошились беспокойные, смутные опасения. Я не могла забыть тех изумительных историй, которые мне рассказывали в людской. Лишь только я начинала здесь хвалить барыню и перечислять ее любезности ко мне…

— Да… да… — говорила кухарка… — Рассказывайте… Нужно смотреть в корень вещей… Она хочет, чтобы вы сошлись с ее сыном… чтобы это его привязало к дому… и стоило бы им скаредам дешевле… Она уже пробовала с другими, знаем!.. Она даже приглашала к себе знакомых… замужних дам… молодых девушек… да, молодых девушек… паскудница!.. только г. Ксавье не поддается… предпочитает кокоток, этот мальчик… Вы увидите… увидите…

И прибавила с оттенком злобного сожаления:

— Я бы на вашем месте нагрела их… Сама то я, может, стеснялась бы…

Эти слова несколько сконфузили меня по отношению моих сотоварищей… Но, чтобы себя утешить, я подумала, что кухарка завидует явному предпочтению, оказываемому мне барынею.

Каждое утро в девять часов я ходила поднимать шторы и отнести чай г. Ксавье… Смешно вспомнить… Я всегда входила в его комнату с замиранием сердца и боязнью…

Долгое время он не обращал на меня никакого внимания. Я вертелась то здесь… то там… Прибирала вещи, одежду, стараясь показаться с самой выгодной стороны. Он обращался ко мне не иначе, как визгливым заспанным тоном, жалуясь на то, что его будят так рано… Меня оскорбляло его равнодушие и я усиливала попытки и изыскивала новые способы кокетства…

Каждый день я ожидала, что должно что-то случиться, и это молчание г. Ксавье, его равнодушие к моей особе, страшно меня возмущало. Как бы я поступила, если бы то, чего я ожидала, случилось?.. Я не задавала себе этого вопроса… Я только хотела, чтобы это случилось…

Г. Ксавье был действительно красивый малый, еще красивее, чем он был на фотографии.

Маленькие белокурые усики — две тоненькие золотые дуги обрисовывали пурпурные чувственные губы, вызывавшие непосредственное представление о поцелуе. Светло-голубые глаза с золотыми искорками обладали странным магнетизмом; движения своей ленивостью и утомленной грацией напоминали движения женщины или молодого фавна. Высокого роста, очень гибкий и стройный, он весь отличался удивительным изяществом, властным очарованием, несмотря на всю свою циничность и испорченность. Он понравился мне с первого же разу, когда я почувствовала к нему влечение, а затем его упорство, или скоре равнодушие сделали то, что это влечение быстро превратилось в нечто большее, — в любовь. Раз утром, войдя к нему в комнату, я нашла г. Ксавье сидящим на постели с голыми ногами. Помню, на нем была белая шелковая сорочка с голубыми горошинами… Одна нога лежала на краю постели, другая — на ковре, и таким образом получалась соблазнительная поза, хотя и не очень приличная… Сконфуженная, я хотела удалиться… Но он подозвал меня:

— Ну, что же?.. Входи… Разве ты меня боишься?.. Ты разве никогда не видала мужчины?..

Он закрыл колено полой сорочки, и обняв руками ногу и раскачиваясь всем телом, долго нахально смотрел на меня в то время, как я, медленно и грациозно двигаясь и слегка краснея, ставила поднос на столик возле камина.

И точно на самом деле видя меня в первый раз, он заметил:

— Да ведь ты шикарная девчонка… Сколько ты времени здесь, у нас?..

— Три недели, барин…

— Ах! черт побери!

— К чему это вы говорите, барин?

— К тому, что я до сих пор не замечал, что ты такая хорошенькая…

Он вытянул ноги, поставил их на ковер… хлопнул себя по бедрам, которые были у него белые и круглые, точно у женщины…

— Поди сюда!.. — сказал он.

Я приблизилась с легкой дрожью. Не говоря ни слова, он обхватил меня за талию, потянул, принуждая сесть возле него на краю постели…

— О! г. Ксавье!.. — умоляла я, слегка отбиваясь… — Перестаньте… Я вас прошу… Если ваши родители увидят?

Он принялся хохотать:

— Мои родители… О! знаешь… мои родители… я ими сыт по горло…

Это было его любимое выражение. Когда у него что-нибудь спрашивали, он отвечал: «я сыт по горло» и действительно был пресыщен всем…

Желая отдалить момент последнего наступления, так как руки его нетерпеливо и властно расстегивали на мне лиф, я спросила:

— Меня одна вещь очень интересует, г. Ксавье… Почему вы никогда не бываете на барыниных обедах?

— Много хочешь знать, душенька… Ну! нет, знаешь… Меня эти обеды приводят в бешенство…

— И почему, — продолжала я, — ваша комната единственная в доме, где не висит портрет Папы?

Эго замечание, очевидно, ему польстило. Он отвечал:

— Я, видишь ли, крошка, — анархист… Религия… иезуиты… священники… Ну! нет, довольно я их видел… Я сыт по горло… Общество, состоящее из лиц, подобных папеньке и маменьке?.. Ну! знаешь… не будем об этом говорить!..

Теперь я чувствовала себя с г. Ксавье свободно подметив в нем черты и жаргон, которым говорят парижские оборванцы… Мне казалось, что я его знаю уже много лет… В свою очередь он спросил меня:

— Скажи? Что у тебя с отцом?..

— Ваш отец… — воскликнула я, притворяясь скандализованной… — Ах! г. Ксавье… такой святой человек!

Он засмеялся и вдруг разразился хохотом:

— Папа!.. Ах папа!.. Да он сожительствует здесь со всеми горничными, папа… Это его слабость, горничные. Он только горничными и увлекается. Значит, ты еще с ним не пробовала?.. Ты меня изумляешь…

— Ах! Нет, — возразила я, тоже смеясь… — Он мне только давал читать «Fin de Siecle», «Rigolo»», «Petites femmes de Paris».

Это вызвало в нем взрыв восторга, и хохоча еще громче:

— Папа… — восклицал он… — Нет, он великолепен, папа!.. — И, разойдясь, он продолжал в комическом тоне:

— Это вроде маменьки… Вчера она мне закатила сцену… Я их позорю, — ее и отца… Понимаешь?.. Здесь и религия, и общество… и все такое!.. можно со смеху умереть… Тогда я ей заявляю: «Милая мамочка, решено… я исправляюсь… с того дня, когда ты откажешься иметь любовников». Ловко, а?.. Она и прикусила язычок… Ах! нет, знаешь… они на меня наводят тоску, мои родители… Я сыт по горло ото всех этих историй… Кстати… Ты хорошо знаешь Фюмо?

— Нет, г. Ксавье.

— Ну, как же… Антим Фюмо?

— Уверяю вас, нет…

— Толстяк… Еще совсем молодой человек… Красно-рыжий такой… Ультра-шикарный… Лучший парижский выезд?.. Фюмо… три миллиона дохода… Тартэлэтта Габри?.. Ну, конечно, знаешь…