Искушение ворона - Дмитрий Вересов

– В поэме есть важное место. Я думаю, Гете вложил здесь в уста небесных ангелов свою собственную мысль. Да ведь и сам великий поэт писал, что в этих стихах – ключ к спасению Фауста…

– Какие же это стихи, профессор? – Татьяна чуть не вскрикнула.

– Минуточку… Как же это я позабыл… Нет, не то…

– Ну же, профессор, вспомните! Мне это очень важно!

– А! Вот вам вольный перевод с немецкого: «Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти!» Вот что поют ангелы. Вот почему звучит голос свыше над падшей Гретхен: «Спасена!» Вечная любовь тогда поспешит на помощь этому человеку!

– Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти… Так профессор?

Леди Морвен плеснула остатки виски из своего стакана в камин, и пламя ярко, зло и весело взвилось вверх.

Павел Розен – Клэр Безансон

Ред-Рок, Аризона

Июль 1996

Уже более суток они с Клэр скакали на лошадках по красным камням Аризоны.

– Знаешь, я такая умная, – сказала Клэр, привалившись Павлу на живот своей кудрявой головкой, когда на ночном привале они грелись возле костра, – я такая умная, я только в последний момент сообразила, что контроль-браслеты не только у нас с тобой, но и на лошадях такие же датчики движения…

– И ты их отключила? – спросил Павел.

– Конечно, милый, иначе бы нас через час уже нагнал вертолет…

– А как рано нас хватятся? – спросил Павел.

– Мы уехали в пятницу вечером, так?

– Так…

– Система аварийного контроля не сработала, потому что нас никто не преследует, так?

– Так…

– Значит, нас хватятся только в понедельник, когда мы оба не явимся на работу, – сказала Клэр.

– Значит, у нас двое суток…

– Да, у нас двое суток, – ответила Клэр и потянулась губами к его губам…

Они скакали по красному песчанику, поднимая облака красной пыли.

Павел натянул на рот шейный платок, на манер ковбоев в фильмах с Джоном Вэйном, Юлом Бриннером и молодым Ронни Рейганом…

Клэр была прекрасна на своей каурой.

Если б только у Павла было настроение любоваться ее прямой горделивой посадкой в седле!

Они скакали на северо-восток.

В противоположном направлении от ближайшего хайвэя.

Они специально не поскакали к федеральной дороге номер пятьдесят пять, понимая, что как только обнаружат их исчезновение, спущенные с поводков ищейки побегут к ближайшему шоссе и вышлют патрули к самым границам штата и даже за его пределы. Фокус и состоял в том, что они направили своих лошадей не к пятьдесят пятому хайвэю, а к городку Форт-Люси.

В Форт-Люси был маленький частный аэропорт.

А у Клэр было около тысячи долларов наличными, и за эти деньги можно было нанять пилота, чтоб долететь до Далласа… А там, по словам Клэр, у нее есть номерная банковская ячейка, содержимое которой поможет им окончательно затеряться и какое-то время жить без проблем.

– Я нахлебником у тебя не буду! – заявил Павел.

Клэр только улыбнулась.

– Тебе никто и не предлагает. Отработаешь до последнего цента…

Павел рассмеялся и заключил ее в объятия. Будущее предстало не таким уж безнадежным…

Но до Форт-Люси было двести миль. И они скакали по красному песчанику, поднимая облака красной пыли.

За вторые сутки они проскакали почти шестьдесят миль.

Вместе с сорока милями, что они проскакали в пятницу, это составило почти половину расстояния.

– Лошади очень устали, – сказала Клэр, озабоченно осматривая ноги своей каурой.

– Доскачем ли? – спросил Павел.

– Не знаю, может, придется еще идти пешком, – ответила Клэр.

– Мне не впервой, – сказал Павел, раскладывая спальный мешок.

– И мне, – сказала Клэр, прижимаясь грудью к его спине.

Черное, исполненное звезд небо, выглядело объемным. Не плоским, как проекция световых бликов на внутренней полусфере планетария, куда Пашу еще юным пионером водили на лекции по начальной астрономии, а, как стереоскопическая голограмма, вычурно глубоким. Черная бездна имела теперь не только ширину и высоту, но обладала и глубиной. Глубиной, от которой в непонятной, непостижимой физиологам идеомоторике сжималось сердце. Как там великий кенигсбергский девственник говорил? Звезды в небе и чувство долга? А фантасты романтических времен пионерского детства приписывали это непроизвольное замирание сердечной мышцы тоске по внеземной родине…

Черное звездное небо было наполнено глубиной. Павел, как ему теперь казалось, отчетливо различал не только разницу в яркости звезд, но как бы измерял глазом, насколько ближе или дальше от земли были светящиеся точки… Нет, не точки, а скорее светящиеся мохнатые шарики…

Да, здесь, в небе Аризонской пустыни, звезды были необычайно выпуклыми. Павлу казалось, что он ощущает их ширину, высоту, глубину… И ему чудилось, что эти грозди светящихся шаров, связанные серебряными завихрениями звездной пыли, будто бы слегка поворачиваются относительно собственных осей, будто бы покачиваются в невыносимой для сердца глубине бездонного неба, дразня сознание фантомами своего объема…

И он вздрогнул, когда в Персее заметил оторвавшуюся вдруг звездочку, что с бесшумной поступательной легкостью вдруг принялась перечеркивать небосклон с востока на запад, от чего, как ему показалось, прочие до того неподвижные туманности и созвездия словно пришли в некое неуловимое движение…

Спутник! Это всего лишь спутник…

– Как тихо, кажется, даже слыхать, как сердце бьется, и как звезды шепчутся, – прошептал Павел, порывисто прижимаясь к Клэр и жадными ладонями залезая в незастегнутый вырез ее спального мешка.

– Чей спутник, русский или наш? – тихо спросила она, своей узкой ладошкой поощряя ищущие движения его рук.

– Наш, – ответил Павел и тут же усмехнулся, припомнив знаменитую сентенцию артиста Кадочникова из кино про подвиг разведчика… За нашу победу…

– А как ты думаешь, они нас видят оттуда? – спросила Клэр, тонкими длинными пальчиками своими поглаживая и пожимая запястье его руки, которой он нежно ласкал ее грудь.

– Думаю, Большой Брат все видит, – ответил Павел, сам усомнившись в правильности сказанного.

– Большой администратор нашей базы в Ред-Рок? – спросила Клэр.

– А если не он, то тот, кто больше его, – задумчиво ответил Павел.

– А кто больше его? – спросила Клэр, вдруг сжав запястье его руки.

– Бог, – ответил Павел, к бездонным небесам отворачиваясь от бездонных глаз своей любимой.

– А на чьей он стороне, этот господин Бог, на нашей с тобой, или на их? – спросила Клэр, замерев.

– Вопрос веры в том и состоит, милая, что ты веришь в то безусловное, что Бог всегда на твоей стороне, – ответил Павел, нежно сдавив ее бесконечно желанную грудь.

– Даже если мы грешим и если мы упорствуем в нашем грехе? – спросила Клэр, тонкими пальчиками отводя его жадную ладонь.

– Даже если… – ответил Павел, губами своими потянувшись к ее почти невидимым в темноте губам.

– Тебе нужно беречь силы для завтрашнего пути, – прошептала Клэр.

– Твоя любовь мне их придаст, – сжимая ее легкое тело в своих объятиях, ответил Павел.

Утро встретило их неприятностями. Пропал мешок с едой.

Стреноженные лошадки никак не могли бы съесть их провизию. Но если бы даже и могли, остались бы полиэтиленовые ошметки несъедобного мешка…

Но каурая и гнедая невинно жевали редкие колючки, влажными, черными, как ночь, глазами косясь на хозяев.

– И что ми теперь будем кушать? – по-русски и картавя воскликнул Павел, обнаружив пропажу.

Разор, судя по всему, произвели какие-то ночные зверьки. Может, койоты, а может, и дикие собаки.

– Как ты думаешь, госпожа бывшая гёрлскаут, – спросил Павел, переходя на английский, – это койоты?

– А какая нам разница? – философски ответила Клэр, – еды-то мы теперь все равно не вернем!

Павел не стал отвечать. Разговоры ничего не стоят… Talk is cheap. Эту жизненную американскую истину он усвоил еще задолго до переезда.

Мужчина должен не болтать, а заниматься делом. Особенно, если он отвечает не только за себя, но и за семью… Или за любимую женщину.

– Я пойду немного поохочусь, – сказал Павел после минутного раздумья, – а ты разожги костер, там за камнями я видел сухие колючки…

– Это несчастье нам Бог послал за наши грехи, – сказала вдруг Клэр абсолютно лишенным иронии голосом.

– Ты серьезно? – спросил Павел, посмотрев на Клэр таким взглядом, каким взрослые смотрят на детей, сказавших нечто, не свойственное их возрасту.

– Иди поищи что-нибудь съестное, а я помолюсь о наших грехах, – ответила Клэр.

Охотиться на змей или на ящериц – дело, несомненно, требующее сноровки и каждодневного опыта истинного индейца. У Павла не было ни того и ни другого. У него были только его интеллект ученого и ответственность за женщину.

А разве этого мало?

Есть ядовитых змей можно.