Кто убил классическую музыку? - Норман Лебрехт

Столкновение культур в семье сильно повлияло на формирование личности Уилфорда, тем более что обе культуры были автократичными. Мормоны — мессианская секта, появившаяся в Америке и руководимая таинственным советом старейшин. Они собирают данные о населении по всему миру, видимо, с целью предъявить права на души граждан, вошедших в их списки. Основатели секты, скрываясь от преследований, нашли убежище в штате Юта, где Церковь Святых Последнего Дня приобрела статус почти что государственной религии. Греческое православие, напротив, — старозаветный живописный реликт, доставшийся нам в наследство от Византии, где мощное священство было неразрывно связано с руководством страны. Обе веры, исповедовавшиеся в семье Уилфордов, поддерживают концепцию власти, манипулирующей сознанием людей.

Роналд, будучи вторым из семи детей, всецело подчинялся воле властного отца. Эндрю Уилфорд приехал в Америку в начале Первой мировой войны четырнадцатилетним мальчиком. Он поселился в Юте, где имелась небольшая греческая община, поменял имя и нашел работу. Его дети так никогда и не узнали настоящее имя отца. «Мы знали только, что оно начиналось с "Б" и было очень длинным», — рассказывала Дженис Уилфорд, вторая жена Роналда[404]. Когда Роналд и Дженис поехали в отпуск в Грецию, Эндрю запретил им общаться с родственниками и искать дом предков. Эндрю Уилфорд никогда не встречался с невесткой, хотя она часто слышала его голос с характерным греческим акцентом по телефону. Она, в свою очередь, получила от Роналда предупреждение — никогда не ездить в Солт-Лейк-Сити. Она так и не узнала, что он там скрывал, но чувствовала, что он унаследовал от отца патологическую страсть к секретности. Многие иммигранты, приезжавшие в Америку, имели за спиной темное прошлое; иногда их грехи отбрасывали тень и на следующее поколение.

Чтобы показать себя типичным американцем, добившимся осуществления своей мечты, Роналд Уилфорд всегда подчеркивал, что его детство прошло в бедности, а отец работал то ли сторожем, то ли уборщиком. Однако те, кто был знаком с Уилфордами, говорили, что семья жила «в хорошем доме, характерном для среднего класса, на оживленной улице делового района Солт-Лейк-Сити». Пианист Грант Йоханнессен[405]*, также уроженец Солт-Лейк-Сити, говорил: «Он вовсе не производил впечатления мальчика из бедной семьи»[406]. Эндрю Уилфорд был прорабом уборщиков и сторожей, работавших на богатых греческих промышленников, которым принадлежали отели и кинотеатры. «Роналд рассказывал мне, что его отец ездил на кадиллаке и дружил с некоторыми очень богатыми греками, но потом у него возникли проблемы с налогами», — рассказывала Дженис.

Может быть, Уилфорды и испытывали финансовые трудности, но они смогли отправить сына в колледж. Мать, родившаяся в Америке мормонка с немецкими и шведскими корнями, хотела, чтобы он получил профессию, и Роналд летом 1945 года поступил в университет штата Юта. Однако он был слишком нетерпелив, чтобы сидеть на лекциях по бизнесу и ждать свидетельства о высшем образовании. Он предпочитал реальный бизнес обществу преподавателей.

Летом 1945 года в Солт-Лейк-Сити проводили торжественный парад в честь вернувшихся с войны героев. Летом 1946 года город снова вышел на улицы, чтобы приветствовать Гранта Йоханнессена, вернувшегося домой после триумфального дебюта в Карнеги-холле с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под управлением Джорджа Сэлла[407]*. Теперь двадцатипятилетний Йоханнессен должен был дать ряд концертов в родном штате. «Мой друг Гейл Пламмер, бывший директор симфонического оркестра Юты, вел курс маркетинга в колледже и рассказал мне об одном из своих учеников, — вспоминал Йоханнессен. — Он сказал: "Этот парень ни черта не понимает в музыке, но у него есть все, чтобы стать музыкальным агентом". И в то лето Гейл отправил его со мной на гастроли».

Пламмер не преувеличивал. Роналд Уилфорд никогда в жизни не был на концерте и не играл ни на одном музыкальном инструменте. В автобусах, перевозивших их из одного маленького городка в другой, студент донимал пианиста расспросами о музыке и музыкальном мире. «Он постоянно о чем-то спрашивал, он хотел узнать мое мнение о музыке и о моих коллегах. Сам он никогда особенно не любил музыку. Мы ездили по колледжам, я играл первый концерт в десять утра, потом переезжал в другое место и снова играл в восемь вечера. Это неплохая тренировка — играть в нескольких дюймах от расставленных коленок здоровенных футболистов. Роналд Уилфорд оказался прекрасным попутчиком. Больше всего меня поразила его работоспособность. Я подумал про себя — вот человек, который сможет хорошо заработать в этом бизнесе»[408].

Предсказания судьбы — обычное дело в штате Юта, и в то лето пианист, глубоко заглянувший в душу студента, смог увидеть его будущее. Может быть, Роналд Уилфорд не обладал музыкальными способностями и не испытывал особых чувств к музыке, но ему предстояло добиться больших успехов именно в музыкальной сфере. Вернувшись в Солт-Лейк-Сити, Йоханнессен связал Уилфорда со своим агентом в Нью-Йорке, бывшим музыковедом по имени Дэвид Рубин, который «находился в затруднительном положении и нуждался в помощнике». Уилфорд оставил колледж, женился и открыл в Солт-Лейк-Сити контору, чтобы продавать артистов Рубина оркестрам и общинам на тихоокеанском побережье. «В бизнесе его называли Греком»[409], — вспоминал Филипп Харт, тогдашний директор оркестра в Портленде, штат Орегон. Это недружественное прозвище свидетельствует о том, что менеджеры считали Уилфорда неумным и, вероятно, не доверяли ему. Ему предстояло еще многому научиться.

В 1948 году он перебрался в Нью-Йорк, оставив жену и дочь. Дэвид Рубин, сделавший его равноправным партнером в фирме «Рубин энд Уилфорд», говорил, что к моменту их знакомства Уилфорд уже был разведен. В этот короткий промежуток времени между победой в войне и подъемом маккартизма артистическая жизнь в Нью-Йорке била ключом, и, наверное, найти звезд и развить их карьеры в этом городе было проще, чем где бы то ни было в мире, — новые Бернстайны, Стерны, Клайберны ждали своего часа. Но крупные агентства обладали отличным нюхом на талант, и на долю «Рубин энд Уилфорд», за одним или двумя исключениями, приходились середнячки. Ни один из партнеров не мог заработать приличные деньги. «Они жили сегодняшним днем, — рассказывала Мэри-Энн Цейтлин, чей муж Цви, скрипач, был клиентом Уилфорда. — Настоящие звезды шли в "Коламбию", а им доставались крохи. Роналд делал все, что было в его силах, просто чтобы выжить»[410].

«Роналд мог отлично продавать товар и управлять такого рода фирмой, но он не привел к нам ни одного артиста»[411], — говорил Рубин. Это замечание очень существенно. Уилфорд мог продать пакет ангажементов менеджеру с тихоокеанского побережья, но ему не хватало блеска, чтобы привлечь внимание утонченных исполнителей классики.

Фирма распалась через пять лет, причем, как подчеркивает Рубин, на весьма дружеских условиях. А друзья Уилфорда рассказывали, будто он, будучи в отъезде, узнал, что Рубин привез на гастроли пианиста Вальтера Гизекинга, запятнавшего себя связями с нацистами. Уилфорд, как симпатизирующий грекам антифашист, отказался участвовать в сделке и разорвал партнерство по принципиальным соображениям. Если эта версия правдива, то ее трудно соотнести с будущим союзом между Уилфордом и самым могущественным нацистом от музыки, но на пути его восхождения к вершинам было столько поворотов и противоречий, что именно такой ход событий и мог, как это ни парадоксально, иметь место.

Рубин какое-то время работал менеджером великолепного Джульярдского струнного квартета, а затем поступил в штат к Стейнвею. Уилфорд остался совсем один в чужом городе, практически без друзей и без видимых средств к существованию. Его «ледокол», Йоханнессен, поменял его на «Коламбию». Перспективы казались мрачными. «Я никогда не стремился к успеху, — говорил он позже. — У меня не было денег. Я помню, как в пятницу, делая покупки на выходные, подписал чек на пять долларов в лавке на 57-й улице, а во вторник мне его вернули»[412].

«Он часто приходил в "Коламбию" и маячил вблизи моего стола, — вспоминала Мэри-Энн Цейтлин. — Он приглашал меня на ланч, но у него никогда не было денег, чтобы расплатиться». Она представила его секретарше, сидевшей за столом напротив, девушке по имени Дженис Робертс, Уилфорд начал ухаживать за ней, и в 1956 году они поженились. Дженис знала, что он уже был женат, но прошло десять лет, прежде чем она открыла существование его дочери. По вечерам пара нередко оставалась присматривать за детьми Цейтлин. Лучшей работы Уилфорд найти себе не мог.

Его жизнь изменил совет — поступивший, по имеющимся сведениям, от работавшего в Вене дирижера Джонатана Стернберга, — обратить внимание на французского мима Марселя Марсо. В Европе на его выступления в жанре, казавшемся умершим, собирались толпы. В 1955 году Уилфорд отправился в Квебек посмотреть на Марсо и подписал с ним контракт на турне по США. Непонятно, где он нашел деньги для этой затеи; правда, Дженис, бывшая полноправным партнером в фирме «Роналд Э. Уилфорд и партнеры», получила небольшое наследство.