Без надежды - Колин Гувер

– Ну, скажи, Холдер.

Он открывает глаза и отстраняется, чтобы видеть меня:

– В тот день, когда Лесс подарила тебе браслет, ты плакала. Я помню каждую мелочь, будто это было вчера. Ты была во дворе своего дома. Мы с Лесс долго сидели с тобой, но ты никак не могла успокоиться. Отдав тебе браслет, Лесс пошла домой, но я не мог уйти. Мне было стыдно оставлять тебя одну, потому что я думал, ты опять сердишься на своего отца. Ты всегда плакала из-за него, и я ненавидел его. Не помню ничего про этого мужика, кроме того, что ненавидел его за твои слезы. Мне было всего шесть, и я не знал, как тебя утешить. Кажется, в тот день я сказал что-то вроде: «Не беспокойся…»

– «Он не будет жить вечно», – закончила я. – Я помню тот день. Как Лесс подарила мне браслет, а ты сказал, что отец не будет жить вечно. Эти две вещи я помнила всегда. Просто не знала, что это был ты.

– Ага, так я и выразился. – Он подносит руки к моим щекам и продолжает: – А потом сделал вещь, о которой жалею всю жизнь.

– Холдер, ты ничего не сделал. Ты просто ушел.

– Именно, – подхватывает он. – Я пошел к себе, хотя понимал, что должен быть рядом с тобой. Я стоял у себя во дворе и смотрел, как ты плачешь, закрыв лицо руками, хотя должна была плакать у меня на плече. Я просто стоял… и глядел, как к обочине подъезжает машина. Я увидел, как с пассажирской стороны опустилось стекло, и услышал, как кто-то тебя позвал. Я смотрел, как ты поднимаешь взгляд на машину и вытираешь глаза. Ты встала, отряхнула шорты и пошла к ней. Я смотрел, как ты залезаешь внутрь, понимая: что бы ни случилось, мне не следовало стоять столбом. Но я лишь смотрел, хотя должен был быть с тобой. Если бы я остался, ничего не случилось бы.

Страх и сожаление в его голосе заставляют мое сердце частить. Несмотря на охвативший меня страх, я нахожу в себе силы спросить:

– Чего не случилось бы?

Он снова целует меня в лоб, нежно поглаживая большими пальцами скулы. Он смотрит на меня так, будто боится разбить мне сердце:

– Они забрали тебя. Те, кто был в машине, похитили тебя у отца, у меня и у Лесс. Ты пропадала тринадцать лет, Хоуп.

Суббота, 27 октября 2012 года

23 часа 57 минут

Среди прочего в книгах мне нравится то, что там можно спрессовать в главы определенные отрезки жизни персонажа. И это весьма увлекательно. Ведь в действительности так не бывает. Нельзя просто закончить главу, потом пропустить события, которые не хочешь проживать, расчищая путь для другой, больше соответствующей настроению. Жизнь нельзя разделить на главы… только на минуты. События твоей жизни меняются с каждой минутой, без перерывов, пустых страниц и пропусков в главе, ибо что бы ни происходило, жизнь продолжается и движется вперед. Нравится тебе это или нет, произносятся слова, изрекаются истины, и жизнь не дает помедлить и перевести дух.

Мне нужен пропуск в главе. Я хочу отдышаться, но не представляю, как это сделать.

– Ну, скажи что-нибудь, – говорит Холдер. Я по-прежнему сижу у него на коленях, обвив ногами. Голова на его плече, глаза закрыты. Крепче прижимая меня к себе, он шепчет в ухо: – Пожалуйста. Скажи что-нибудь.

Не знаю, каких слов он ждет. Удивления? Шока? Или слез? Может быть, воплей? Я не в состоянии сделать ничего подобного, потому что пытаюсь осмыслить услышанное.

«Ты пропадала тринадцать лет, Хоуп».

Его слова, как испорченная пластинка, снова и снова прокручиваются у меня в голове.

Мы оба были совсем маленькими, и он, возможно, неправильно запомнил последовательность событий. Но у меня перед глазами мелькают события двух последних месяцев, и все скачки в его настроении и загадочные речи становятся понятными. Например, тот вечер, когда он стоял на пороге и говорил, что искал меня всю жизнь, и это были не пустые слова.

Или наша первая ночь на взлетно-посадочной полосе, когда он спросил, хорошо ли я живу. Он тринадцать лет гадал, что со мной произошло. И действительно хотел знать, счастлива ли я в теперешней жизни.

Или день, когда он отказался извиниться за свое поведение в кафетерии, объяснив, что знает причину, но пока не может мне сказать. Я не стала расспрашивать, потому что он казался искренним в своем желании однажды все объяснить. Ни за что на свете не смогла бы я догадаться, почему он так опешил при виде браслета. Он не хотел, чтобы я была Хоуп, поскольку понимал, что правда разобьет мне сердце.

И был прав.

«Ты пропадала тринадцать лет, Хоуп».

Последнее слово в этой фразе заставляет меня вздрогнуть. Я медленно поднимаю лицо и смотрю на него.

– Ты назвал меня Хоуп. Не называй меня так. Это не мое имя.

– Прости, Скай, – кивает он.

Но я содрогаюсь и от этого имени. Отрываюсь от Холдера и встаю.

– Так тоже не называй, – решительно требую я.

Не хочу, чтобы меня называли ни Хоуп, ни Скай[7], ни Принцессой, ни любым другим словом, разъединяющим меня с прочими составляющими моего существа. У меня вдруг возникает ощущение, что во мне заключено несколько разных людей. Словно я не знаю, кто я такая и откуда взялась, и от этого очень тревожно. Никогда в жизни не ощущала себя такой обособленной. Как будто во всем мире нет никого, кому я могу доверять. Даже себе. Я не могу положиться даже на личные воспоминания.

Холдер поднимается и берет меня за руки, глядя сверху вниз. Он наблюдает, ожидая реакции. Он будет разочарован, потому что я не собираюсь реагировать. Не здесь и не сейчас. Когда он обнимает меня и шепчет на ухо: «Не волнуйся», какая-то часть моего существа готова разрыдаться. А другая готова завопить и ударить его за обман. Что-то во мне настаивает, чтобы он продолжал винить себя в событиях тринадцатилетней давности. Но в целом я хочу, чтобы все исчезло. Вернуться в состояние, когда ничего не чувствуешь и пребываешь в оцепенении.

Я иду к машине.

– Мне нужен пропуск в главе, – говорю я больше себе, чем ему.

Он идет на шаг позади:

– Не понимаю.

Его голос звучит подавленно и потрясенно. Он хватает меня за руку, чтобы спросить о чем-то, но я отталкиваю его и поворачиваюсь к нему лицом. Не хочу, чтобы он спрашивал, как я себя чувствую, потому что не имею об этом понятия. Я испытываю всю гамму чувств, причем о существовании некоторых я раньше и знать не знала. Во мне нарастают ярость, страх, печаль и недоверие, и я хочу, чтобы это прекратилось. Хочу избавиться от всех теперешних ощущений, поэтому я сжимаю в ладонях его лицо и впиваюсь в его губы. Целую поспешно и яростно, ожидая ответа, но он не отвечает на поцелуй. Он отказывается помочь мне избавиться от боли, поэтому гнев берет верх и я наотмашь бью его по лицу.

Он даже не вздрагивает, и это еще больше выводит меня из себя. Я хочу, чтобы ему было так же больно, как и мне. Пусть знает, что сделали со мной его слова. Я снова бью, и он не уклоняется. Тогда я принимаюсь пихать его в грудь, пытаясь вернуть всю боль, которой он затопил мою душу. Я сжимаю кулаки и колочу его по груди, но это не действует, и я начинаю визжать и вырываться из его объятий. Он разворачивает меня и прижимает к себе спиной, а наши руки стиснуты в замок на моем животе.