Черный Гетман - Александр Трубников

Ближе к закату на подворье как бы проездом заглянул Темир-бей. Поглядел, как под руководством генуэзца отряд отрабатывает перестроение в пешем копейном строю из двух в четыре шеренги, поцокал языком. На требование Ольгерда выделить отряду походных лошадей — по одному коню под седлом на человека и еще десяток вьючных для обоза, согласно кивнул.

К концу следующего дня, когда Ольгерд стал по одному десятку выводить своих солдат за стены крепости, чтобы проверить конную выездку, за ним среди наемников, а вслед за ними у крымчаков, ногайцев, разноплеменных горожан и турецких хозяев Кафы, окончательно закрепилось странное прозвище "Капитан Хашар".

Мальтиец Анри, быстро ставший правой рукой Ольгерда, невзирая на свое корсарское прошлое, оказался человеком не только сведущим в военном деле, но и отлично разбирающимся в тонкостях европейской политики. Он и открыл глаза на подоплеку происходящих событий, о чем умолчал Темир-бей.

С того времени, когда ольгерд защищал от московитов Смоленск, много изменилось. Шведы вторглись в коронные земли Польши и заняли почти все города, включая древнюю столицу, Краков и новую, Варшаву. Дни Речи Посполитой по всеобщему мнению, были сочтены — московский царь принял под свою руку казаков и завоевал Литву, от Смоленска до Вильно, а сейчас его генералы, усиленные полками новых хозяев Украины и Полесья, запорожцев, сражаются с коронными войсками в Подолии. Великий визирь Порты, правящий от имени малолетнего султана, рвет волосы у себя под мышками, проклиная недальновидных советников, порекомендовавших разорвать военный альянс с Хмельницким и выступить на стороне Польши — Османская империя не сможет поучаствовать вместе с Московией и Швецией в разделе этого жирного пирога.

Польский король, чья армия тает с каждым днем, умоляет Стамбул о военной помощи, но визирь ведет себя мудро. Для начала он решил отправить в Подолию ногайцев, известных своей необузданностью. При этом союзники не смогут сетовать на то, что Порта не выполняет условий договора, а Темир-бей, оказавшись в центре боевых действий, сможет поступить так, как сочтет нужным. К примеру спровоцировать стычку с коронными войсками и развязать руки Стамбулу.

— Наш отряд, — объяснял Анри, — это ответ визиря на просьбу ногайского бея, который, понимая что ему придется воевать с хорошо подготовленным войском в холмистой, труднопроходимой для конницы местности, попросил усилить легкую конную орду турецкой тяжелой пехотой. Янычар визирь, конечно, не дал, но направил в Кафу этот вот наш хашар, который, впрочем, в бою немногим уступит знаменитым турецким воинам. Обычно пленных в таком случае принуждают принять ислам, но в нашем случае то, что в составе корпуса есть христианский отряд, и визирю и Темиру только на руку…

Вечером того же дня за ужином Фатима рассказала наконец Ольгерду, Измаилу и Сарабуну свою историю.

— Я родилась в Буджаке. Точнее — в предместье крепости Измаил, где мой отец, бывший личный охранник великого визиря, уйдя со службы, получил большое поместье. К тому времени когда отец смог обзавестись домом и семьей, он уже был в преклонных годах. Он повидал мир, знал сильных мира сего, участвовал в дворцовых делах и был человеком богатым, потому единственной мечтой его было вырастить сыновей, которые могли бы продолжить его дело и нести службу при визирях и султанах. Потому шесть девочек, рожденных от четырех жен, он расценил как наказание Аллаха. Отец был человеком упорным. Отчаявшись обзавестись сыновьями, он решил готовить в телохранители дочерей.

— Кому же нужны телохранительницы? — усомнился Ольгерд. — Мужчина-мусульманин вряд ли позволит, чтобы его охраняла женщина, а в гаремах, насколько я слышал, охрану несут евнухи.

— Фатима права, — ответил за девушку Измаил. — Еще Великие Моголы, правители Индии, брали для охраны своих гаремов специально подготовленных женщин. С тех пор в мире ислама женщины-телохранители пользуются большим спросом.

— Так и вышло, — кивнула девушка. — В любом серале есть такие места, куда мужчине, даже оскопленному, вход закрыт. После нескольких лет учебы, отец, передав мне все секреты и тонкости своего непростого ремесла, через давних друзей устроил назначение в личную свиту любимой жены султана Ибрагима.

— Ибрагим Первый? — уточнил Измаил. — Не тот ли, которого задушили его же охранники-янычары?

— Именно так. Но в ту ночь я вместе с госпожой находилась в дальних покоях, к тому же защита султана и не входила в круг моих обязанностей…

— Я слышал об этом Ибрагиме, — кивнул Измаил. — Жестокий сластолюбец и тиран, по глупости притеснявший янычар и обложивший данью духовенство. Его ненавидели все, от крестьян до его собственных жен.

— И что же с тобой произошло после дворцового переворота? — Ольгерду не терпелось услышать конец истории. — Как ты оказалась на невольничьем рынке?

— Преемником Ибрагима стал шестилетний Мехмет — он был сыном не от законной жены, а от наложницы, потому законные жены убитого Ибрагима для воцарившихся в гареме матери и бабушки малолетнего султана представляли серьезную угрозу. По обычаю моя госпожа, вместе с другими женами убитого султана, были переселены в дальний сераль, где должны были оплакивать почившего господина до конца своих дней. Жизнь в четырех стенах невыносимо скучна, а жены Ибрагима были юными горячими женщинами. Можно ли их винить в том, что они попытались скрасить свои дни, развлекаясь с юношами, которых тайно проводила в сераль преданная охрана, — Фатима потупила глаза.

— Все ясно, — усмехнулся Измаил. — Со временем твоя госпожа потеряла осторожность, и о ваших проделках донесли "вдовствующей султанше", которая не преминула воспользоваться этим, чтобы устранить возможных конкуренток, ведь у некоторых законных жен Ибрагима были дети.

— Именно так, — кивнула девушка. — Янычары долго следили за пробирающимися в сераль гостями, наконец устроили на них настоящую облаву и застали нескольких бывших жен, в том числе и мою госпожу, в разгар любовных утех. Пойманных мужчин посадили на кол, в назидание остальным, прямо во внутреннем дворе. Обвиненных в прелюбодеянии женщин задавили шелковыми шнурками и тела их, завернутые в мешковину и с пушечными ядрами в ногах, бросили со стены в воды Золотого Рога. Охранникам, которые проводили мужчин в сераль, просто отрубили головы. Прочих, дабы они не смогли рассказать о случившемся, лишили языков и отправили на невольничьи рынки по всей Порте — от Каира до Кафы. Меня же спасло то, что мой отец в молодости служил под началом нынешнего великого визиря и в свое время спас ему жизнь. Но положение самого визиря было шатким и все, что он мог сделать в память о недавно умершем отце — это сохранить мне язык и продать в Кафу…

— Удивительная история, — покачал головой Сарабун. — Попади она в уши какому-нибудь любителю книгописания, получилась бы занимательнейшая повесть.

— Жизнь изобилует самыми поразительными историями, которые и не снились господам сочинителям, — улыбнулся в ответ Измаил. — и наша новая спутница — не исключение.

Бесконечная черная колонна стремительно шла на северо-запад. Татары двигались строем по шесть подпруг в ряд, скорой походной рысью, останавливаясь ненадолго, не разжигая костров и не разбивая палаток лишь для того, чтобы дать отдых лошадям — накормив, вычистив и дав облегчиться животным, от которых целиком зависела судьба стремительного рейда, ногайцы наскоро утоляли голод сушеным суджуком из копченой конины, заев его нанизанными на нитку орехами в высушенной виноградной патоке и запив водой из кожаных бурдюков и продолжали движение. Таким же походным рационом обеспечивались на общих основаниях и христиане, но Измаил, добровольно возложивший на себя обязанности отрядного интенданта, для наемников, которые, в отличие от татар, тяжело выносили отсутствие хлеба, еще в Кафе озаботился прихватить во вьючный обоз несколько мешков лучшей муки и пользовался любой возможностью, чтобы обеспечить "хашар" лепешками которые положа руку на сердце, больше напоминали пресные церковные просфоры.

Для непривычных к длительным конным переходам европейских пехотинцев поход оказался настоящим испытанием, едва ли не хуже турецкой тюрьмы. Ольгерд голос сорвал уже в первый день, заставляя своих людей держать хоть подобие строя. Непривычные к многочасовой тряске многие наемники уже на второй день пути, натерев до крови промежность, едва держались в седле. И здесь оказался на высоте Сарабун. Лекарь, сам чуть живой, не давая себе отдыха на привалах, рыскал по желтой осенней степи, выискивая одному ему известные корешки которые перетирал в мелкую кашицу и смешивал с разными снадобьями, изготавливая мазь, которая успокаивала боль и быстро заживляла потертости.