По дороге к любви - Дж. Редмирски

Ну конечно. Все те же поля, деревья… А-а, вот и корова, голубушка, тут как тут. Потом замечаю небо. Наклоняюсь еще ближе, упираясь в приборную доску, гляжу вверх на звезды, натыканные на черный бархат бесконечного неба. Как их много, и какие они крупные, оказывается, когда кругом на много миль нет никаких источников света.

— Ну что, остановимся, побегаем немного? — снова спрашивает Эндрю, не добившись от меня вразумительного ответа.

Но у меня в голове рождается собственная идея, и я с лучезарной улыбкой киваю:

— Да, конечно… У тебя в багажнике найдется какое-нибудь одеяло?

Секунду смотрит на меня с любопытством.

— Вообще-то, есть, в коробке с припасами. Зачем тебе?

— Звучит, конечно, банально, но я всегда хотела попробовать… Ты когда-нибудь спал под открытым небом, когда над головой только звезды мерцают?

Чувствую себя немножко дурой. Мне кажется, это действительно банально, а до сих пор у нас с Эндрю все развивалось по сценарию, который банальным вряд ли назовешь.

Он снова улыбается. Как все-таки греет его улыбка.

— Под звездным небом? По правде сказать, нет, не приходилось…. Ты, наверное, считаешь меня отъявленным романтиком, да, Кэмрин Беннетт?

Искоса бросает на меня быстрый, игривый взгляд.

— Нет! — смеюсь я. — Перестань, я серьезно… У нас прекрасная возможность попробовать, грех не воспользоваться. Ты только посмотри на эти поля, неужели не манят? — Машу рукой в сторону лобового стекла.

— Интересно, как ты положишь одеяло на хлопковом поле, а уж тем более на кукурузном? — интересуется он. — Да и большую часть года эти поля залиты водой по щиколотку.

— Но не там же, где просто растет трава и пасутся коровы.

— Вот именно, коровы. Ты что, хочешь вляпаться в темноте? Там все заминировано дерьмом.

Я хихикаю.

— Так уж и все. Найдется местечко с чистой травкой. Ну, давай… — Я гляжу на него, поддразнивая. — Ты что, испугался коровьей лепешки?

— Ха-ха! — трясет он головой. — С тобой, Кэмрин, я и кучи дерьма не испугаюсь!

Я снова прижимаюсь к нему, кладу голову ему на бедра и делаю капризное лицо:

— Ну, я прошу тебя, Эндрю!

И хлопаю ресницами.

И стараюсь (безнадежно) не обращать внимания, на чем именно лежит сейчас моя голова.

ЭНДРЮ

Когда она на меня так смотрит, сердце просто тает, этот взгляд и камень может расплавить. Ну разве можно ей отказать? Да какая разница, спать рядом с кучей коровьего дерьма или где-нибудь под мостом по соседству с пьяными бомжами, главное, чтобы она была со мной.

Но тут есть одна проблема.

Она возникла, как мне кажется, в ту же секунду, как Кэмрин решила сесть ко мне близко. Потому что она как-то изменилась, думаю, она уже хочет от меня чего-то большего, чем просто оральный секс. Я мог сделать это еще там, в Бирмингеме, но этого допустить нельзя. Нельзя допустить полной близости между нами, нельзя спать с ней.

Я хочу ее, невозможно даже представить, насколько сильно хочу, но меня пугает мысль, что я могу разбить ей сердце… Этот ее погибший мальчик и все, что с ним связано… Я мог бы через это переступить. Но если она позволит мне настоящую близость, нас ждет в конце концов жестокое разочарование, особенно ее, да и меня тоже.

И после того как она рассказала про своего бывшего парня, все только усложнилось…

— Ну пожалуйста, — снова просит она.

Несмотря на то что я учинил сам себе допрос с пристрастием, рука сама тянется к ней. Я касаюсь пальцами ее щеки.

— Ну хорошо, — отвечаю я кротко.

Прежде, когда мне чего-то хотелось, я никогда особо не прислушивался к голосу разума, но с Кэмрин совсем распоясался: то и дело посылаю голос разума ко всем чертям.

Через десять минут езды нахожу подходящее место: безбрежное море травы до самого горизонта. Съезжаю на обочину, останавливаю машину. Такое чувство, что мы чуть не буквально оказались в самом центре бесконечной пустыни, где не ступала нога человека. Выходим, запираем двери на ключ, оставив все вещи в машине. Я открываю багажник, роюсь в коробке, достаю свернутое одеяло, от которого слегка попахивает бензином.

— Воняет, — говорю я, обнюхивая его.

Кэмрин тоже нюхает, морщит носик:

— Да нормально, меня лично это мало волнует.

Меня тоже. Не сомневаюсь, как только она ляжет, одеяло станет благоухать розами.

Машинально беру ее за руку, и мы спускаемся по небольшому откосу в придорожный ров, потом карабкаемся вверх по другому склону и подходим к невысокой изгороди. Гляжу по сторонам, ищу, где бы ей было легче перелезть. А она вдруг отпускает мою руку и лезет через забор в первом попавшемся месте.

— Давай, чего же ты? — кричит она, приземлившись с другой стороны на все четыре точки.

Очень смешно, не могу удержаться от улыбки.

Прыгаю через ограду, приземляюсь с ней рядом, и мы бежим прямо в открытое поле: она — грациозная газель, а я — грозный лев, которому хочется поскорей откусить от нее кусочек. Слышу, как на бегу шлепают по пяткам ее вьетнамки, вижу, как ветерок шевелит пряди ее золотых волос, вздымающихся над головой при каждом прыжке. Стараюсь не отставать с одеялом в одной руке, не отпускать далеко на случай, если споткнется и упадет. Сначала от души посмеюсь над ней, а уж потом, так и быть, подам руку. Поле освещено только льющимся с небес лунным сиянием. Света вполне хватает, под ногами хорошо видно. При таком освещении трудно не заметить ямы и упасть или врезаться в ствол дерева.

И главное, никаких коров, а значит, и лепешек, это тоже большой плюс.

Мы убегаем от машины так далеко, что теперь ее плохо видно, только отблеск вдали какой-то, наверное, луна отражается в серебристых ободах.

— Смотри, здесь, по-моему, неплохо. — Кэмрин остановилась и тяжело дышит.

До ближайших деревьев ярдов тридцать или сорок.

Она вскидывает руки вверх, поднимает лицо к небу, и ветер играет ее волосами. Глаза закрыты, улыбается так счастливо, что я боюсь даже слово произнести, чтобы не помешать ее восторженному слиянию с природой.

Молча разворачиваю одеяло, стелю на землю.

— Скажи правду, — говорит она, беря меня за руку, и тянет за собой вниз, на одеяло. — Ты никогда не проводил с девушкой ночь под звездами?

— Честное слово, ни разу в жизни, — мотаю я головой.

Похоже, ответ ей нравится. Она улыбается, легкий ветерок снова забавляется прядями ее волос. Вытянув пальчик, она осторожно убирает их за ухо.

— Ты ошиблась, я не из тех, кто устилает постель лепестками роз.

— Правда? — удивленно спрашивает она. — А мне почему-то кажется, что ты романтик.