Молчать, чтобы выжить - Фридрих Незнанский

— После сме… — Камакин осекся. — Значит, он… умер?

— Уж год как умер. Теперь здесь живем мы. Купили у Брудереров квартиру год назад.

Камакин сник. Значит, Брудерер умер. И значит, все его мечты о миллиардах летят прахом. Нет академика — нет «осмия». Да и не только в «осмии» дело. За годы знакомства Лев Анатольевич здорово привязался к старику.

— А вы ему кто? — поинтересовалась женщина.

— Я-то? — Лев Анатольевич грустно усмехнулся. — Приемный сын.

— А что же вы раньше не заходили, если сын?

— Были дела, — рассеянно ответил Камакин.

Он повернулся, чтобы идти.

— А цветы-то кому? — крикнула ему вслед женщина.

Лев Анатольевич остановился, повернулся, посмотрел на женщину и холодно произнес:

— Вам, кому же еще.

Камакин всучил ей цветы и пакет с продуктами, повернулся и побрел к лифту.

Весь день Лев Анатольевич был убит горем и даже напился по этому поводу. А к ночи, поспав часок и выпив пару чашек кофе, чтобы хоть немного прийти в себя, вдруг вспомнил слова Брудерера, сказанные им несколько лет назад. «Если я не успею закончить исследования, Сергей сделает это за меня».

Ну конечно же! Лучший, самый верный и самый талантливый ученик академика Брудерера Сергей Иванович Павлюков, человек с рожей маньяка-убийцы и душой десятилетнего ребенка. Утром Камакин отдал срочное распоряжение отыскать Павлюкова. И Павлюков нашелся. Да он и не терялся, потихонечку преподавал в институте, писал какие-то статьи в журналы — одним словом, вел тихую и размеренную жизнь академического ученого средней руки.

Встретились они в институтской столовой.

— Бредерер не успел создать «осмий», — сказал Камакин, глядя на то, как резво Павлюков поглощает малоаппетитный общепитовский рассольник. — Но он сильно продвинулся на этом пути.

— Да, очень сильно, — кивнул Павлюков. — Если бы вы тогда не отказали ему в помощи, он бы осуществил свою мечту.

— Я был вынужден так поступить.

— Да, я слышал, что у вас были неприятности.

— «Неприятности» — это мягко сказано, — усмехнулся Камакин, вспомнив, через что ему пришлось пройти в последние годы. — Но не будем о грустном. Жизнь продолжается, Сергей Иванович. Записи Брудерера достались вам?

Павлюков кивнул:

— Да, все без исключения. По завещанию.

— Вы наверняка тщательно их изучили?

— Разумеется.

Камакин пристально посмотрел на Павлюкова и прямо спросил:

— Когда можете создать «осмий»?

От неожиданности физик раскрыл рот:

— Э-э… Нужна лаборатория. Без нее ничего не получится. А на лабораторию нужны деньги. Так что вполне может быть, что…

«А ведь тебя жизнь тоже здорово потрепала», — подумал Камакин, слушая Павлюкова. Череп у того стал совсем гладким. Кожа физика, и раньше-то не отличающаяся здоровым видом, приобрела бледно-голубоватый оттенок. Лицо осунулось, а глаза запали еще глубже под совсем уже лысые надбровные дуги.

«А может, он болен?» — с тревогой подумал Лев Анатольевич.

— Вы, кстати, как себя чувствуете, Сергей Иванович? — мягко поинтересовался он.

— В каком смысле?

— Ну со здоровьем у вас как? Все в порядке?

— А что, так плохо выгляжу? — усмехнулся Павлюков. — Признаться, здоровья у меня не осталось совсем. У меня язва и диабет. А в последнее время еще и почки пошаливают.

— Вы лечитесь?

— Какой там! — махнул ложкой Павлюков. — На это у меня нет ни времени, ни, извините, денег.

— Я познакомлю вас со своим личным врачом, — сказал Камакин. — Это самый лучший диагност в Москве. Если понадобится, я оплачу вам лучшую клинику.

— Спасибо, конечно. Но зачем это вам?

Лев Анатольевич ободряюще улыбнулся:

— Вы мне нужны здоровым и бодрым.

— Гм… — озадаченно посмотрел на него Павлюков.

— Я намерен довести исследования академика Брудерера до конца. И без вас мне в этом деле не обойтись.

С тех пор они стали работать вместе. То есть работал, конечно, Павлюков, а Камакин снабжал его деньгами, необходимыми для продолжения исследований. Лев Анатольевич задумал осуществить давнишнюю мечту и построить в дачном поселке физическую лабораторию.

И построил.

4

Лев Анатольевич притормозил машину у ворот и посигналил. Из калитки вышел один из охранников. Камакин махнул ему рукой. Тот кивнул и открыл ворота.

Камакин въехал во двор и заглушил мотор. Ему не терпелось увидеться с Татьяной. Он уже знал, что она познакомилась с Павлюковым и даже пила с ним чай. Поначалу он рассердился, но потом подумал: а почему бы нет? Что плохого в их знакомстве? Тем более что Татьяна о нем уже слышала и знает, что от лысого физика зависит их финансовое благополучие на всю оставшуюся жизнь. А жить Лев Анатольевич собирался долго и счастливо. Причем жить не с кем-нибудь, а именно с Татьяной.

После той истории с киллером Камакин по-особому взглянул на свою подругу. Ну то есть он перестал смотреть на нее сверху вниз. Понял, что имеет дело с человеком, равным себе по силе характера.

Что и говорить, по мнению Камакина, Татьяна тогда показала себя не с худшей, а с лучшей стороны. Романтическая поездка в Венецию еще больше их сблизила. Татьяна была ровно настолько же нежна и заботлива, насколько холодна и безжалостна, когда заказывала его. Она просто совершенство!

«Именно такая женщина мне и нужна, — рассудил Лев Анатольевич. — Красивая, смелая, решительная, умеющая принимать трудные решения и воплощать их в жизнь. В сущности, она такая же, как я».

Камакин выбрался из машины и направился к дому. Едва он поднялся на крыльцо, как дверь дома открылась — и на пороге появился Павлюков.

— Э-э… Приветствую вас, — проговорил физик и, покраснев, закашлялся.

В явном смущении он заправил в брюки выбившуюся рубашку. Лев Анатольевич пристально посмотрел на профессора и нахмурился. «Что еще за сюрпризы», — недовольно подумал он.

— Вижу, вы уже познакомились с моей невестой, — сказал он.

— С не… невестой?

— Да. А вы разве не знали? Татьяна — моя невеста.

— Очень рад за вас, — протараторил Павлюков, схватил руку Камакина и с чувством ее пожал. — Она прекрасная девушка.

Отпустив руку, он снова потупил взгляд и засеменил мимо Камакина.

— Уже уходите? — спросил тот.

— Да, — не оборачиваясь, бросил физик. — Мне пора.

— Зайдете вечером на чай?

— Может быть, может быть.

Павлюков спустился с крыльца и быстрым шагом направился к калитке. Лев Анатольевич проводил его задумчивым взглядом. Затем качнул головой, словно отгоняя бредовые мысли, и тихо проговорил:

— Да нет, не может быть… Чушь какая-то.

Татьяна встретила его приветливо. Обняла и сказала капризным, ребячливым голосом:

— Почему ты не приезжал. Мне здесь страшно скучно без тебя.

— Ничего, недолго осталось, — ответил Лев Анатольевич.

Он поцеловал Татьяну в губы, скользнул губами по ее нежному, маленькому ушку и вдруг замер. На шее девушки темнели характерные кровоподтеки. Камакин издал тихий горловой звук.

— Что случилось? — встревожилась Татьяна. — Что с тобой?

Лев Анатольевич отодвинул от себя девушку и внимательно посмотрел ей в глаза. Затем повернулся и решительно зашагал в спальню. Татьяна пошла за ним.

— Да что случилось-то? — удивленно спросила она. — Куда ты идешь?

Камакин вошел в спальню, подошел к кровати и откинул одеяло. Он тщательно исследовал простыню, затем встал на колени и заглянул под кровать.

— Да что с тобой? — тревожно спросила Татьяна.

Камакин встал на ноги, повернулся к Татьяне и, размахнувшись, влепил ей звонкую пощечину. Удар был такой сильный, что Перова отлетела к стене, больно ударившись бедром об тумбочку.

— А-а… — застонала она, сморщившись от боли.

Однако Камакина этот возглас не успокоил. Он подскочил к Перовой и принялся хлестко и методично бить ее по лицу.

— Шлюха… Мерзкая шлюха… — приговаривал он, осыпая ее пощечинами.

Татьяна взвыла белугой, и тогда Камакин ударил ее кулаком в подбородок. Перед глазами у нее вспыхнула молния, и в следующий момент она поняла, что лежит на кровати. Татьяна попыталась встать, но Камакин снова оказался рядом. Он придавил ее коленом к кровати и продолжил избиение. Татьяна захлебывалась в рыданиях.

Наконец Камакин устал. Тяжело дыша, он сел на кровать. Перова плакала, закрыв лицо руками. Губы ее были разбиты в кровь.

— За что? — рыдая, проговорила она. — Что я тебе сделала?

— Ты, кажется, держишь меня за идиота? — холодно произнес Лев Анатольевич. — От этого Фантомаса разит твоими духами. А твоя шея… — Он брезгливо поморщился. — Это он поставил тебе столько засосов? И это его сраные носки валяются у тебя под кроватью?

— Я не понимаю, о чем ты…

— Заткнись, сука! — В голосе Камакина звенела лютая ненависть. — Заткнись, пока я тебя не прикончил. — Он покачал головой. — Это ж надо, изменить мне с этим ничтожеством! С этим жопоголовым Эйнштейном-Франкенштейном!