Скандинавский детектив - Стиг Трентер

— Это ясно. Но как быть со временем смерти? Как ты прекрасно знаешь, трупное окоченение полностью наступает после шести или семи часов.

— Разумеется, — кивнул доктор с видом человека, у которого начало проясняться в голове.

— После шести или семи часов трупное окоченение становится полным, потом оно уже не прогрессирует. Сустав, согнутый после этого времени, уже не застывает. А значит…

Теперь доктор заговорил другим тоном.

— Значит, когда я его осматривал, он был мертв меньше семи часов! Но я думаю, что ненамного меньше. Rigor mortis мне показался окончательным.

— Верно, — согласился прокурор — Когда ты осматривал Боттмера, тот был мертв минимум шесть и максимум семь часов. Это ценные данные, вычисли отсюда время смерти и увидишь!

— Осмотр я проводил в половине седьмого утра. Если принять минимум шесть и максимум семь часов…

— Тогда мы попадаем в полночь, — победоносно провозгласил прокурор. — И отклонение не больше получаса. На самом деле я и другим путем пришел к выводу, что самоубийство произошло именно в это время, зато теперь ты мне все подтвердил.

— С этим спокойно можно согласиться, — подтвердил доктор, все еще пребывая в некоторой растерянности.

— Твоими заслугами, — благодарно просиял прокурор. — Твоими заслугами!

ПОИСКИ СОКРЫТОГО КЛАДА

Смерть приносит музыку и слезы,

Тишину, покой, венки у стенки,

Грустный шепот, траурные позы

И вопрос: куда же делись деньги?

На другой день расследование было по всем правилам завершено.

Составили протокол, в котором коротко проинформировали о мерах, принятых руководителем расследования. Записки сержанта с места происшествия, заключение врача, рапорт Джо, протоколы проведенных допросов, схемы, фотографии, шнур с красными пятнами и прощальное письмо покойного с отпечатками пальцев, которые тем временем идентифицировали и выяснили, что принадлежат они самому Боттмеру, — все это пронумеровали, упаковали, надписали и уложили в коробку, внесли в опись, опечатали и, наконец, отправили в архив, куда не проникал ни солнечный, ни лунный свет и где все это вряд ли когда-нибудь суждено будет увидеть людям.

Назначили день похорон. Сообщение о смерти поместили в местной газете и в одном из столичных изданий. Написали, что юрист Стуре Боттмер внезапно скончался во время визита в Аброку, где он долгие годы занимался адвокатской практикой. Прожил он тридцать три года, и из ближайших родственников у него осталась только сестра.

Преподаватель шведского языка, литературы и обществоведения Пауль Кеннет собирался на праздник начала учебного года в стокгольмской гимназии, где он работал. Пролистав утренние газеты, он заметил в них некролог. Фамилия покойного привлекла его внимание. Со Стуре Боттмером несколько лет они ходили вместе в школу. В те времена между ними не было каких-то близких отношений, да и позднее встречались они нечасто. Но в начале учебного года человек особенно склонен к сентиментальным школьным воспоминаниям. Пауль Кеннет покосился на часы и решил, что времени еще достаточно, так что он поддался порыву притормозить у цветочного магазина, куда обычно хаживал, показал там некролог, оставил десять крон и визитку и попросил устроить остальное.

Похороны проходили на аброкском кладбище просто, но достойно. Провел их отец Солин. Речей над гробом не произносили, да и народу собралось немного. Когда звонили по покойнику, как раз улетали ласточки, и позднее звонарь многозначительно намекал, что нельзя игнорировать инстинкт этих невинных божьих тварей.

Тишина неспешного лета скоро сменилась осенним деловым оживлением. В школе начался учебный год, и в тот же самый день в кино «Бродвей» новый сезон открылся фильмом «Ад развергся». Поля вокруг города пахали под озимые, воздух пах глиной, мокрой травой и грибами. Местные знали свои грибные места, которые заботливо скрывали и куда, выбирались ранним воскресным утром, чтобы вернуться с полными корзинами белых и лисичек.

В город прибыл передвижной луна-парк и разместился на незанятом участке кондитера Альготсона, откуда теперь по вечерам доносился ужасный шум. Из соседних деревень туда съезжались на машинах сельские парни с растрепанными девицами на задних сиденьях. Сержанту Джо пришлось на время оставить свои занятия и любовные похождения, потому что каждый вечер он теперь патрулировал в Луна-парке.

Под окнами кабинета Эммериха Эка дозревали соседские яблоки. В сравнении с записями прошедших лет прокурор констатировал, что на этот раз урожай меньше обычного.

Фру Солин жила в мире консервов и заготовок. Фру Эркендорф перехватила инициативу в читательском кружке. Фру Викторсон на пару дней уехала и вернулась в шляпке, ставшей главным предметом обсуждения на осеннем собрании Союза защиты детей.

К хозяину пригородной фермы повадилась лиса и задрала у него восемь кур. Загорелся сарай, принадлежавший некоему строительному подрядчику. Пожарная команда прибыла на удивление быстро, но сарай все равно сгорел дотла. Художник-академист открыл выставку в зале «Гранд-отеля». Какой-то профессор прочел лекцию в аудитории местной школы.

Убийца с облегчением вздохнул и был уверен, что его уже не выследят.

Все шло своим законным чередом, и листья на деревьях уже расцвечивались красками осени.

Важным пунктом первой осенней сессии городского совета стало предложение приобрести современный мусоровоз. Предложение было подготовлено командой специалистов высокого уровня. Викторсон и Вармин провели тайные совещания со своими соратниками и как следует приготовились к бою.

В городском совете Аброки заседали 25 членов. Из них к партии Викторсона принадлежали 12, а к партии Вармина — 13. Равновесие поддерживалось тем, что в серьезных вопросах, как правило, находилась маленькая группка, которая по личным причинам шла своим неисповедимым путем.

Настал день заседания. Директор кладбища Вармин занял председательское место.

Стену за его креслом украшал гобелен, выполненный по многократно увеличенному произведению «Древняя Швеция» архитектора XVII века Эрика Дальберга, представляющему город Аброку того времени. Это было скопище убогих домишек, сгрудившихся вокруг башни собора, высота которой была явно преувеличена, ибо на картине она устремлялась прямо в небесную высь. Выглядело это как жезл Бога-отца, которым он в судный день при желании мог поднять к себе всю Аброку. На этом эсхатологическом фоне красовалась багровая физиономия Вармина с косо срезанным носом.

Заседание шло быстро. Мусоровоз значился последним пунктом повестки дня.

Начальник городского финансового управления открыл дискуссию, указав на важность покупки грузовика, которую особо обозначил как социальную потребность. Покупка мусоровоза, тут же отметили сторонники Вармина, вызовет в ближайшем будущем повышение налогов. Расходы можно покрыть из резервных фондов — доказывали сторонники Викторсона. Но эксплуатация и ремонт обойдутся дороже, чем предполагается, — отвечали сторонники Вармина. Город, который динамично развивается, настаивали приверженцы Викторсона, должен придерживаться современных санитарных стандартов. Благие речи, пожелания — возражали приверженцы Вармина, но в действительности речь идет о том, чтобы взвалить на город расходы, которые лягут на плечи налогоплательщиков. Вот уж нет, смеялись викторсоновцы, больше похоже на то, что владельцы частных грузовиков возражают против того, чтобы город взял вывоз мусора в свои руки.

Некая депутатка городского совета, сторонница Вармина, была замужем за скромным владельцем частного грузовика. Она попросила слова и в полном соответствии со своим темпераментом держалась правила, что нападение — лучшая защита. Как может Викторсон, заявила она, говорить о социальных потребностях? Он, который жалкого просителя со злобными проклятиями выгнал взашей?

Обиженные сторонники Викторсона, естественно, возмутились, но она настойчиво продолжала:

— И еще того, кто только что вышел из заключения!

— Ну-ну, — отозвался Вармин и потянулся к молоточку, — спокойнее, фру Ларсон!

— А тот потом взял и повесился! — победоносно закончила фру Ларсон и спокойно села.

Тут заговорили все наперебой. Двое рассудительных мужчин из обеих партий поспешно о чем-то совещались. Когда председатель наконец, навел порядок, один из этих рассудительных мужчин предложил отложить этот пункт, с чем его коллега из другой партии согласился. Председатель спросил, можно ли это считать общим мнением городского совета, и оба представителя сторон кивнули.

Так что этот пункт перенесли на следующее заседание. И дискуссия закончилась.