Огненные Ифриты - Марина Казанцева

Царь ждал, что ему скажет Маргит, и не дождался, отчего во взгляде его проступило выражение лёгкой горечи, как будто он говорил себе: я так и знал.

— Пойдём. — сказал ей Соломон. — Надо отправляться на охоту.

— Это звучит так, словно ты невольник обычаев. — усмехнулась царица, раздосадованная этим разговором — не того она ждала!

— Отчасти так. — ответил царь, надевая на запястья широкие рубиновые браслеты.

— Ты похожа на амазонку. — добавил он, закладывая в ножны кинжал. — только шлема не хватает.

Горные цепи внезапно прерывались, открывая вид на широкую равнину, наполненную светом солнца. Это одно из местных плоскогорий, где царит климат саванны.

Тут было райское изобилие животных, множество птиц — саванна словно кишела стадами, ходящими волной вдоль разлива рек, вздымались в воздух и кружили тучи птиц. Неслись, едва касаясь земли копытами, ориксы, закинув головы с длинными стреловидными рогами. Газели и импалы пролетали в противоположных направлениях. Быстрые конгони с винтовыми мощными рогами. Выходили из рек, вспугивая чибисов, серовато-бурые водяные козлы топи с фиолетово-чёрными пятнами на плечах. Вили гнёзда горлицы, сизоворонки, щурки, ходили стаями сизые цесарки. Бродили стада носорогов и буйволов, по спинам которых ползали оливково-бурые птички с красными клювами. В колючих зарослях распевали песни ослепительные птицы — блестящие скворцы.

По красной равнине неслись крылом всадники, они спешили накрыть бегущих от ручья животных. Антилопы, зебры, бабуины, гиены, кабаны, носороги бежали прочь от водопоя, спугнутые криками загонщиков. Стада неслись с топотом и трубным гулом тревоги. Навстречу им выносились из зарослей отряды охотников. Впереди с рёвом мчались боевые слоны, на спинах которых сидели лучники и прицельно били добычу наповал.

Слоны вклинивались в бегущие стада и, ловко управляемые возницами, разделяли животных. Живые потоки устремлялись в промежутки и там встречали вторую цепь охотников — на лошадях. Тут шла более тонкая игра: не все старались убить животных, но было честью поймать самых сильных, крепких и красивых, чтобы доставить к царскому зверинцу в Аксум. Немало их уже было загнано в клетки, немало уносили, складывая добычу.

Калеб-зу-Навас со своими опытными слугами унёсся в сторону, и там, возле реки слышались их крики, рычание хищников, ржание лошадей — это шла охота.

Соломон и царица Савская в колеснице из ливанского кедра, запряжённой четвёркой лошадей и сопровождаемые стрелками на конях, проскакали дальше, вслед за загонщиками. Там, у реки выследили львиный прайд — вот это была царская охота!

Он сам правил своей колесницей, не желая брать к себе возницу — то был особый стиль среди царей. Бешено несущаяся по пескам двухколёсная открытая коляска подпрыгивала на каждой неровности почвы, отчего приходилось держаться очень крепко. Чуть согнув в коленях ноги, Маргит одной рукой держалась за перила, второй — за Соломона. Она опасалась, что он не удержит вожжи. Но опасалась зря — его длинные царственные пальцы оказались на удивление крепки. Он ловко правил лошадьми, которых, казалось, ничто не может удержать, заставить подать вправо или влево, обходя бугры и ямы. Но они повиновались, хотя, что может принудить эту дикую четвёрку повиноваться?!

— Держись, Маргит! — крикнул он, повернув к ней разгорячённое скачкой лицо.

Колесницу тряхнуло, и царь засмеялся, показав белые зубы и блестя глазами. Его захватил азарт погони и дух соперничества. Их обходили с двух сторон всадники на лошадях, и царь гнал свою четвёрку.

Сумасшествие в крови, бешеный грохот окованных медью колёс, как дикий барабанный гром, рёв труб и пронзительные вопли — свирепая радость и безумная игра, в которой ставкой может стать жизнь. Так отдаваться риску может либо безумец, спешащий к смерти, либо бессмертный. В мгновении полёта сверхплотно сжат сам смысл бытия. Всё или ничего — такой закон. Взять или отдать, поймать или потерять, убить или убиться. Летим!

Два круга сливающихся медных спиц, как бешеные мельницы смерти, как круглые ножи в горле преисподней, молотят всё подряд — и зазевавшуюся птицу, и не успевшую удрать гиену, и упавшего с лошади загонщика. Мгновение — и нет его! Летим!

Пустыня мечется в глазах, земля пугается, ручьи взлетают тучей брызг! Несётся всё живое, словно в пропасть устремившись! В неистовство приходит, глядя друг на друга! В единой массе огромных тел, звенящих мышц, мелькающих копыт — несутся! Несутся, сами заводя себя в беспамятство затягивающей гонки! Летим, летим!

Из зарослей у реки выскочило стадо буйволов — их спугнули у водопоя, и теперь они заметались, испуганные криками, возбуждённые опасностью и страхом. В воздухе витала ярость, проникала в жилы, питала кровь, гнала прочь осторожность. Вожак взбесился и понёсся на коней, нагнув рога и ничего не видя. Он врезался в толпу загонщиков и разогнал их стройный ряд. Всадники расступились на скаку, пропустили сквозь строй могучих самцов и приступили к бойне самок и телят. Рёв, крики, стоны огласили берег.

Царская колесница пролетела дальше и в одиночестве помчалась вдоль реки. Делая широкий разворот на всём скаку, Соломон не увидал, что пересёк дорогу стаду взбешенных слонов — они бежали прочь от разверзшейся резни. Из ада крови, из криков погибающих, от облак пыли!

Пронзительный вопль над самым ухом, и кони рванули в сторону, едва не перевернув колесницу. Царь резко бросил тело вправо, перевесясь через край, почти упав и едва не уронив Маргит. Он не выпустил поводья, держа одной рукой ременные петли, другой — царицу. Мгновение она видела свою смерть, так близко проходящую от её лица — бешено вращающиеся спицы колеса. Ионийский шлем, сделанный на мужчину, сорвался с головы царицы и в миг один исчез в разверзшемся аду — даже звука не издав. Затем рука царя её вернула к жизни, втащив обратно в колесницу.

Он поворачивал четвёрку, выгнувшись всем телом, готовый разорваться от нечеловеческих усилий. И пересилил своей волей мощь животных. Он повёл их против стада, и оно бежало в обе стороны, вздымая пыль и оглушительно трубя.

— Бей, Маргит! — кричал он. — Бей!

Не понимая ничего, она упёрлась спиной в опору сзади, одной ногой в передние перила и выхватила из колчана сразу четыре стрелы. Три в зубы, одну — на тетиву. Одна за другой влетали стрелы в грудь слонов. Животные взревели и заметались за улетавшей колесницей, образуя свалку. Тогда бегущее стадо стало разбегаться, освобождая путь колеснице.

Царь поворачивал и готовил к новой атаке на слонов.