Бледный всадник - Бернард Корнуэлл

— Поедем, — настаивал он. — Поедем туда, посмотрим на город и сразу ускачем прочь.

И вот мы поскакали на север, свежевыпавший снег похрустывал под копытами наших коней. Мы ехали по миру, ставшему за одну ночь новым и чистым. Снег налип на каждую веточку и на каждый сучок, лед обрамлял канавы и пруды. Я увидел след лисицы, пересекающий поля, и подумал, что весной здесь появится прорва диких зверей, потому что некому на них охотиться, и ягнята будут умирать в зубах хищников, а овцы жалобно блеять.

Ближе к полудню мы увидели Сиппанхамм, хотя огромное облако дыма, поднимавшегося из сотен труб, появилось в небе еще утром. Мы остановились к югу от города, там, где дорога выходила из дубовой рощи, и датчане, должно быть, заметили нас, но никто не вышел из ворот, чтобы посмотреть, кто мы такие. В такой холод никому неохота лишний раз шевелиться.

Я видел часовых на городских стенах, но ни один из них не задерживался там надолго: караульные старались согреться во время перерывов между короткими вылазками вдоль деревянных укреплений. Укрепления эти сейчас стали яркими из-за круглых щитов, окрашенных в голубой, белый, кроваво-красный, а также, поскольку там были и люди Гутрума, в черный цвета.

— Мы должны сосчитать щиты, — сказал Альфред.

— Это не поможет, — ответил я. — Датчане несут по два или три щита каждый и вешают их на стенах, чтобы казалось, будто у них больше людей, чем на самом деле.

Альфред дрожал от холода, и я настоял на том, чтобы найти укрытие. Мы повернули обратно под деревья, следуя по тропе, которая вела к реке, и примерно в миле вверх по течению наткнулись на мельницу. Жернов оттуда унесли, но само строение было целым, сделанным на совесть, с каменными стенами и крышей из дерна, поддерживаемой крепкими стропилами. В жилой комнате имелся очаг, но я не позволил Эгвину разжечь огонь, боясь, как бы струйка дыма не привела сюда из города любопытных датчан. На мой совет подождать до темноты он недовольно проворчал:

— К тому времени мы замерзнем.

— Мы должны подойти к городу, — заявил Альфред.

— Этим займусь я, — ответил я.

Я видел лошадей в загонах возле стен и рассудил, что можно будет взять нашего лучшего коня, подъехать к восточной окраине города и хотя бы приблизительно сосчитать оттуда всех вражеских лошадей. Это позволило бы прикинуть число датчан, потому что почти все они были всадниками. Альфред тоже хотел отправиться со мной, но я воспротивился. Совершенно бессмысленно ехать вдвоем, зато имело смысл, чтобы разведчик говорил по-датски, поэтому я заявил, что вернусь обратно на мельницу еще до заката, и поскакал на север.

Сиппанхамм возведен на холме, вокруг которого река делает почти полный круг, поэтому я не мог объехать весь город. Но я отважно подъехал к стенам как можно ближе и вгляделся в противоположный берег реки. Я не увидел там лошадей, поэтому предположил, что датчане держат их к востоку от Сиппанхамма.

Я отправился туда, держась заснеженного леса, и хотя датчане, должно быть, видели меня, они даже не подумали выехать на холод ради того, чтобы поймать одного-единственного человека. Поэтому я смог найти загоны, в которых дрожали лошади, и провел весь день в подсчетах. Большинство коней находились в полях рядом с бывшей королевской резиденцией, и коней этих были сотни. К исходу дня я насчитал их двенадцать сотен — и это только тех, которых я увидел, а ведь лучших наверняка держали в городе.

Так или иначе, мои подсчеты дадут Альфреду достаточно точное представление о том, насколько велики силы Гутрума: тысячи две человек. И в других местах Уэссекса, в городах, занятых датчанами, должно быть еще около тысячи. Сильное войско, однако недостаточно многочисленное, чтобы полностью захватить королевство. С завоеванием всего Уэссекса придется подождать до весны, когда прибудут подкрепления из Дании или из трех уже покоренных королевств Англии.

Когда стемнело, я поскакал обратно к мельнице.

Стоял мороз, воздух был неподвижен. Три грача перелетели через реку, когда я спешивался. Я предоставил одному из людей Альфреда заняться моей лошадью, сам же я хотел только одного: поскорее попасть в тепло. Было ясно, что Альфред рискнул-таки разжечь огонь, потому что из отверстия в крытой дерном крыше вился дым.

Все сидели у маленького костра, и я присоединился к остальным, протянув руки к язычкам пламени.

— Приблизительно две тысячи человек, — сказал я. — Чуть больше или чуть меньше.

Никто не ответил.

— Эй, вы меня слышали? — удивился я, окинув взглядом лица собравшихся, и тут только заметил, что их всего пятеро.

Пять лиц. Только пять.

— А где король? — спросил я.

— Ушел, — беспомощно отозвался Адельберт.

— Как ушел?! Куда?

— В город, — вздохнул священник.

На нем был голубой плащ Альфреда, и я понял, что король взял простое одеяние Адельберта.

Я изумленно уставился на него:

— И вы его отпустили?

— Попробовал бы ты его не отпустить, — сказал Эгвин.

— Как мы могли его остановить? — умоляюще вопросил Адельберт. — Он король!

— Надо было его хорошенько стукнуть, а потом связать! — прорычал я. — И держать так до тех пор, пока не одумается. И давно он ушел?

— Сразу вслед за тобой, — с несчастным видом проговорил священник. — И взял мою арфу, — добавил он.

— А он сказал, когда вернется?

— К вечеру.

— Уже стемнело, — произнес я, встал и затоптал огонь. — Хотите, чтобы датчане пришли узнать, почему отсюда идет дым?

Я сомневался, что они придут, но хотел заставить этих проклятых дураков помучиться.

— Вы, — указал я на четырех воинов, — разотрите мою лошадь и задайте ей корм.

С этими словами я направился к двери. На небе уже появились первые яркие звезды, снег блестел под серпом луны.

— Куда ты собрался? — спросил Адельберт, шагнув за мной.

— Ясно куда — на поиски короля.

Если только он жив. А если нет, тогда Исеулт погибла.

Мне пришлось постучаться в западные ворота Сиппанхамма, и сердитый голос с другой стороны осведомился, кто я такой.

— Почему ты не на городской стене? — строго спросил я в ответ.

Засов поднялся, ворота приоткрылись на несколько дюймов, в щели мелькнуло лицо, потом исчезло, и я сильно толкнул створку ворот, стукнув ею бдительного стража.

— Моя лошадь охромела, — сказал я, — поэтому пришлось идти пешком.

Он впустил меня внутрь и захлопнул ворота.

— Кто ты такой?

— Посланник от Свейна.

— От Свейна?! — Он вновь запер засов. — Свейн все еще ловит Альфреда?

— Я собираюсь рассказать новости Гутруму, а не мелкой сошке вроде тебя.

— Что уж, и спросить нельзя?!

— Где Гутрум?

Меньше всего мне сейчас хотелось встречаться с датским вождем: после тех оскорблений, что я отпустил в адрес его покойной матери, я в лучшем случае мог рассчитывать на быструю смерть. Хотя, скорее всего, меня ждала бы медленная.

— Он в бывшем дворце Альфреда, — сказал датчанин, показывая на север. — Тебе придется идти далеко.

Ему даже в голову не пришло, что посланец Свейна никогда не поскакал бы через Уэссекс один: такой человек непременно явился бы с многочисленным эскортом. Но часовой слишком замерз и потому утратил бдительность; кроме того, благодаря моим длинным волосам и браслетам я выглядел как датчанин. Страж вернулся в дом рядом с воротами, где у очага собрались его товарищи, а я пошел в город, ставший теперь незнакомым.

Дома исчезли, их сожгли во время первого яростного нападения датчан, от большой церкви рядом с рыночной площадью на холме остались только почерневшие балки, опушенные сейчас белым снегом. Улицы представляли собой замерзшую грязь, на них не было ни души: все датчане попрятались от холода в уцелевших домах.

Я слышал пение и смех. Свет сочился из-за ставней или сиял через дымоходы низких крыш.

Я замерз и был страшно зол. Здесь наверняка были люди, которые могли меня узнать, и такие, кто мог узнать Альфреда. Из-за его глупости мы оба сейчас подвергались опасности.

Неужели у него хватит безрассудства вернуться в свой дом? Он должен был догадаться, где поселится Гутрум. Если Альфред не хочет, чтобы датский вождь его узнал, то будет держаться подальше от бывшей королевской резиденции.

Я шел к старой таверне Энфлэд, когда вдруг услышал рев, доносившийся с восточного конца Сиппанхамма. Я двинулся на звук и оказался возле женского монастыря рядом с городской стеной у реки. Я никогда не бывал внутри этого монастыря, но сейчас ворота были открыты, и двор освещали два огромных костра, у которых грелись люди, по крайней мере те счастливчики, что находились к пламени ближе других. А всего во дворе собрались по меньшей мере сто человек: они выкрикивали слова ободрения и осыпали насмешками двух противников, которые дрались в грязи на растаявшем снегу между кострами.