История антисемитизма.Эпоха знаний - Лев Поляков.

В плане расового антисемитизма навязчивая германская идея чистоты крови ведет к осуждению евреев даже при отсутствии специально против них направленной ненависти. Наряду с интернациональным антисемитизмом, идейное пространство которого наполнено образами евреев, возникает немецкий тип патриота, субъективно ненастроенного антисемитски, но исповедующего расовый миф и поэтому враждебного по отношению к евреям. Этот второй тип впервые заявляет о своем существовании в сочинениях двух крупнейших апостолов германо-христианского расизма Эрнста Морица Арндта и Людвига Фридриха Яна.

Из этой пары Арндт получил более широкую популярность, и именно в нем нацисты видели своего великого идеологического предшественника. В этом они были совершенно правы: при жизни этого человека барон Штейн, чьим секретарем он был, повторял, что «по всей вероятности, Арндт принадлежал к племени краснокожих, поскольку он обладал нюхом охотничьей собаки в том, что касалось чувствительности к различиям по крови». Именно в крови, по мнению Арндта, находились корни превосходства немецкого «светозарного народа» («Lichtvolk»). Для этого набожного лютеранина немецкий народ был единственным обладателем истинной божественной искры. Поэтому на протяжении всей своей жизни он не переставал призывать к борьбе против смешения кровей, или «вырождения», и требовал воздвигнуть непроницаемые преграды между народами, так что нацистские комментаторы даже имели возможность указывать на гораздо большую жесткость и педантичность его подхода по сравнению с гитлеровской доктриной и законодательством.

Арндт отождествлял человеческие расы с народами, в связи с чем он проводил различие между немецкой, французской, итальянской или русской расами и заявлял, что они воспроизводятся таким же образом как различные породы (races) собак или лошадей. Чтобы продемонстрировать негативное воздействие смешения рас, он ссылался на результаты опытов английских скотоводов. По всей видимости, во всем этом можно усматривать некоторые положения антропологии эпохи Просвещения, очень быстро доведенные до крайности в германской атмосфере той эпохи. Однако сам Арндт называл совсем иные источники своей теории. Он говорил, что идея чистоты крови обнаруживается у древних германских племен, описанных Тацитом, а в качестве протестанта, читавшего Ветхий Завет, он также приводил в поддержку своих взглядов Божественный гнев против того, что «сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены» (см. Бытие, 6, 1-6). Таким образом в его глазах потоп был лишь справедливым возмездием за первое «вырождение».

Еврейская кровь, по мнению Арндта, была не лучше и не хуже любой другой чуждой крови. Когда он горячо выступал против допуска в Германию польских евреев, «этой язвы и чумы христиан», он не слишком далеко отходил от взглядов сторонников эмансипации, выражая надежду, что немецкие евреи быстро растворятся после принятия христианства. Арндт писал: «Опыт показывает, что как только они отказываются от своих странных законов и становятся христианами, особенности еврейского характера и склада быстро стираются, и во втором поколении уже с трудом можно узнать семя Авраама».

Бесчисленные варианты идеи германской избранности находят свое выражение у романтиков. Такие поэты, как Новалис и Гельдерлин, по-своему выражают ее, а имена Адама Мюллера, Герреса и его друга Перта напоминают нам, что конфессиональные границы не являлись для нее препятствием. У Фихте эта идея облекается в метафизические одежды, тогда как Фридрих Людвиг Ян придает ей более прямую и грубую форму. Более того, этот проповедник физической культуры смог создать массовое движение и психологические стереотипы, во многих аспектах предвосхищающие нацистские милитаризованные организации.

Подобно Арндту «отец гимнастики» (Turnvater) Ян не был особенно озабочен проблемой «смешения с евреями» несмотря на то, что он являлся сторонником еще более примитивной расовой философии. Но именно он находится у истоков особой авторитарной структуры молодежных немецких ассоциаций и, прежде всего, студенческих обществ (Burschenschaften). Он оставил стойкие следы в европейской истории в самых разных областях. Ему принадлежат такие термины, как Тиrnеп ("гимнастика") или Volkstum ("народничество"), а также сочетание цветов: красный – черный – золотой – национальные цвета, ставшие официальными в обеих Германиях после 1945 года. Разумеется, его патриотическая программа заходила гораздо дальше. Искусства, литература и даже язык должны были подвергнуться чистке; следовало устранить иностранные имена собственные, включая библейские; для всех событий повседневной жизни, имеющих сколько-нибудь торжественный характер, например, посещение церкви, следовало надевать народные одежды ( Volkstracht) зеленого цвета для маленьких девочек, красного – для девственниц, синего – для замужних женщин, коричневого – для пожилых матрон, оранжевого – для женщин легкого поведения.

В области международной политики его взгляды отличались наивностью: «Существуют границы, или естественные подразделения, которые становятся очевидными при беглом взгляде на географическую карту». Следует упразднить такие наросты, как Португалия, которая является лишь опухолью на теле Испании. Хотя Ян был не единственным европейцем, превозносившим пользу войн, он находил особо сильные аргументы в поддержку этого подхода: на старости лет в 1848 году он называл своих современников «паразитами, порожденными длительным периодом мира, отродьем полностью прогнившей ситуации». Дополним картину его заботливым отношением к животным, которая была характерна и для многих других знаменитых германоманов. Наш герой требовал принятия полицейских мер защиты даже для майских жуков.

Итак, этот «отец гимнастики» был личностью, внушающей беспокойство; историк Трейчке говорил, что он хотел выдворить французов из Германии с помощью отжиманий от пола. Среди воспитываемых им спортсменов он пользовался особым авторитетом. Сразу после установления мира организованные им спортивные общества насчитывали около шести тысяч членов, большинство из них входили в Burschenschaften.

Таким был идол германских гимнастов и студентов, составлявших самую динамичную часть молодежи, которая после 1815 года мечтала об объединении родины и вдохновлялась магическими словами "свобода" и "революция". В Германии этой эпохи университеты, особенно протестантские, являлись основными очагами политической агитации. Но парадокс состоял в том, что программа этих первых немецких революционеров была весьма реакционной. Они были воинствующими шовинистами. Свое вдохновение они черпали в прошлом, каким оно рисовалось им в их воображении, и именно в этом духе они мечтали обновить университетские нравы.

Арндт и Ян независимо друг от друга разработали программы реорганизации студенческих ассоциаций, которые новые Burschenschaften старались воплотить в жизнь. Программа Арндта была более радикальной и более закрытой, поскольку в ней евреям запрещалось вступать в ассоциации. Этот вопрос вызвал большие дискуссии во многих Burschenschaften. По словам Трейчке, их члены «считали, что они составляют новое христианское рыцарство и проявляли по отношению к евреям нетерпимость, напоминавшую об эпохе крестовых походов». В конце концов пришли к соглашению, что каждая ассоциация будет сама решать, какой политики придерживаться. Интересно отметить, что самые динамичные и самые радикальные среди них, как, например, ассоциация университета Гисена, руководителем которой был «немецкий Робеспьер» Карл Фоллен, т. е. те ассоциации, которые мечтали перейти к открытым действиям, настаивали на жизненной важности соблюдения религиозных предписаний и отказывались принимать евреев в свои ряды.

Гораздо легче достигалось единство в области антифранцузских настроений, так что ассоциация Йены, рассматривавшаяся как мать новых корпораций, в своих первых статутах постановила, что эти «вечные враги немецкого народа» никогда не могут быть допущены в ее члены. В этих статутах ничего не говорилось по поводу евреев. Кантианец Й. Фр. Фриз, приглашенный в Йену преподавать философию в 1814 году, имел прочную репутацию ярого противника евреев. Гете писал: «Все евреи дрожат, потому что самый жестокий их враг обосновался в Тюрингии». Фриз добился изменения статутов в желательном смысле.

Ян и Фриз стали главными вдохновителями знаменитого празднества в Вартбурге в октябре 1817 года, в ходе которого одновременно отмечались трехсотлетие реформации и вторая годовщина лейпцигской битвы. По этому случаю в Йену съехались делегации четырнадцати других университетов, в основном протестантских, для учреждения общегерманской ассоциации "Allgemeine deutsche Burschenschaft". После торжественной церемонии, завершившейся богослужением, группа сторонников Яла устроила аутодафе книг и предметов, рассматривавшихся как антинемецкие и реакционные: административные акты соседствовали на этом костре с капральским жезлом, косой парика и «Германоманией», принадлежащей перу некоего Саула Ашера, что не позволяло питать сомнения относительно природы этих первых немецких освободительных чаяний. Ашер писал: «Разумеется, они сожгли мою «Германоманию», потому что я утверждаю в ней, что все люди сделаны из того же материала, что и немцы, и что христианство не является немецкой религией». Это замечание, принадлежащее, кстати, довольно посредственному автору, свидетельствует о функции разрушителей мифов, которую станут осуществлять многие знаменитые его единоверцы по ту сторону Рейна.