Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Джон Толкин

В одном отрывке описывается жизнь изгоев на Амон–Руде после того, как они поселились там, и устройство Бар–эн–Данведа.

Поначалу изгои оставались довольны своей жизнью. Еды было вдоволь, и у них имелось хорошее убежище: теплое, сухое, и места в нем хватало всем, даже с избытком: они обнаружили, что в этих пещерах при нужде можно расселить сотню человек, а то и больше. За первым залом располагался другой, поменьше. У стены был очаг, а над ним — дымоход; он шел через скалу, и его выход был искусно спрятан в какой–то расселине на склоне горы. Были там и другие комнаты, куда вели двери из больших залов или из коридора, что соединял их. Там были спальни, мастерские, кладовые. Делать запасы Мим умел куда лучше изгоев, и у него было множество сосудов и сундуков, каменных и деревянных, очень древних на вид. Но большинство комнат теперь опустели: секиры и прочее оружие, что висело в оружейнях, заржавело и запылилось, полки стояли голые, и праздны были кузни. Лишь в одной шла работа — в маленькой мастерской, что примыкала к дальнему залу и имела общий дымоход с его очагом. Мим иногда работал там, но никого другого туда не пускал.

До конца года они больше не совершали набегов, а на охоту или собирать пищу выходили обычно маленькими группами. Но они долго не могли научиться находить дорогу обратно, и, кроме самого Турина да еще полудюжины людей, остальные так и не привыкли к ней. Однако видя, что человек, искусный в таких делах, может отыскать их логово и без помощи Мима, они днем и ночью держали стражу вблизи расселины в северной стене. С юга им ничто не угрожало: взобраться на Амон–Руд с той стороны было невозможно; но днем на вершине обычно стоял часовой — оттуда было далеко видно. Склоны вершины были очень крутыми, но туда все же можно было подняться — к востоку от входа в пещеру были высечены грубые ступени, ведущие наверх, до того места, где склоны становились более пологими.

Так шло время, без тревог и опасностей. Но с наступлением осени пруд сделался серым и холодным, березы облетели, начались ливни, так что приходилось больше времени сидеть в пещере. И вскоре изгои устали от темных подземелий и тусклого сумрака залов; и большинству казалось, что жизнь стала бы куда приятней, если бы рядом не было Мима. Слишком часто возникал он из какого–нибудь темного угла или боковой двери, когда они думали, что он совсем в другом месте; а при Миме разговор не клеился. Разбойники приучились разговаривать не иначе как шепотом.

Однако с Турином было иначе, хоть его люди и дивились этому. Он все больше сходился со старым гномом и все чаще внимал его советам. Когда пришла зима, он, бывало, часами сиживал с Мимом, слушая его рассказы о своей жизни и гномьи предания; и, когда гному случалось дурно отозваться об эльдар, Турин не одергивал его. Мим, казалось, был весьма доволен этим и платил Турину искренним расположением; лишь его пускал он по временам в свою кузницу, и они подолгу беседовали там наедине. Людям же это не очень нравилось, и Андрог ревниво косился на эту дружбу.

Текст, что следует далее в «Сильмариллионе», не сообщает, каким образом Белег нашел дорогу в Бар–эн–Данвед: он «внезапно появился среди них» «в тусклых сумерках зимнего дня». В других коротких набросках говорится, что из–за беспечности изгоев в Бар–эн–Данведе в разгар зимы иссякли запасы, а Мим неохотно делился съедобными кореньями; поэтому в начале года они вышли из крепости на охоту. Белег вышел к Амон–Руду, наткнулся на их следы, и то ли разыскал лагерь, который им пришлось раскинуть, ибо их застала метель, то ли прокрался вслед за ними в Бар–эн–Данвед.

В это же время Андрог, разыскивая тайную кладовую Мима, заблудился в пещерах и нашел потайную лестницу, что вела наверх, на плоскую вершину Амон–Руда (именно по этой лестнице несколько изгоев бежали из Бар–эн–Данведа во время нападения орков — «Сильмариллион», гл. 21, стр. 224). И то ли во время упомянутой вылазки, то ли позднее Андрог, несмотря на проклятие Мима, вновь взялся за лук, и был ранен отравленной стрелой — только в одном из нескольких упоминаний об этом событии сказано, что стрела была орочья.

Андрога вылечил Белег, — но, похоже, недоверие и нелюбовь Андрога к эльфу от этого не уменьшились; Мим же еще сильнее возненавидел Белега, ибо он посмел «снять» проклятие, наложенное Мимом на Андрога.

— Оно еще исполнится, — сказал гном.

Миму пришло на ум, что если он тоже отведает лембас Мелиан, он вновь обретет юность и силу; украсть их ему не удалось, и тогда он притворился больным и попросил лембас у своего недруга. Белег отказал ему, и ненависть Мима стала непримиримой, особенно оттого, что Турин любил эльфа.

Можно также упомянуть, что, когда Белег достал из мешка лембас (см. «Сильмариллион», гл. 21, стр. 222, 223), Турин сперва отказался от них:

Серебристые листья отливали красным в свете пламени; когда Турин увидел печать, глаза его потемнели.

— Что у тебя там? — спросил он.

— Величайший дар, какой может дать тебе та, кто по–прежнему любит тебя, — ответил Белег. — Это лембас, дорожный хлеб эльдар, и доселе ни одному человеку не случалось отведать его.

— Шлем моих отцов я приму от тебя с благодарностью, — сказал Турин, — но не стану я брать даров из Дориата.

— Ну, так верни свой меч и доспехи, — возразил Белег. — Верни и то, чему тебя учили, и хлеб, что ел ты в юности. А твои люди пусть перемрут от голода в утеху твоей гордыне. Однако хлеб этот был подарен не тебе, а мне, и я могу делать с ним, что хочу. Можешь не есть, если он нейдет тебе в горло; но, быть может, другие более голодны и менее горды.

Тут Турин устыдился, и в этом деле поступился гордостью.

Есть еще несколько коротких упоминаний о Дор–Куартоле, Земле Лука и Шлема к югу от Тейглина, которой Белег с Турином правили из своей крепости на Амон–Руде, сделавшись на время предводителями могучего воинства («Сильмариллион», гл. 21, стр. 224).

Турин радушно принимал всех, кто приходил к нему, но, по совету Белега, не пускал новоприбывших в убежище на Амон–Руде (которое теперь называли Эхад–и–Седрин, «Стан Верных»); путь на гору знали только люди из Старого Отряда, и никого другого туда не пускали. Но вокруг устроили другие становища и крепости: и в лесу на востоке, и на холмах, и на болотах на юге, от Метед–эн–глада («Конца Леса») до Бар–эриба в нескольких лигах к югу от Амон–Руда; вершина Амон–Руда была видна отовсюду, и можно было сигналами сообщать новости и отдавать приказы.

Таким образом еще до конца лета войско Турина сделалось большой силой; и орды Ангбанда были отброшены. Вести об этом долетели даже в Нарготронд, и многие эльфы Нарготронда забеспокоились, говоря, что если какой–то изгой сумел нанести такой ущерб Врагу, то что же медлит владыка Нарога? Но Ородрет не хотел изменять своему образу действий. Он во всем следовал советам Тингола — они обменивались посланиями по тайным тропам; и Ородрет был мудрым владыкой, если считать мудрым того, кто заботится в первую очередь о своих подданных и о том, как долго им удастся сохранить свою жизнь и свое добро от лап алчного Севера. И потому он не отпустил к Турину никого из своего народа и отправил к нему посланцев, сказать, что что бы он, Турин, ни сделал и ни задумал в своей войне, он не должен ни вступать на земли Нарготронда, ни загонять туда орков. Он отказался помочь Двум Вождям оружием, но предложил им всяческую иную помощь, буде случится в том нужда (и, по–видимому, на это его подвигли Тингол и Мелиан).