Тайная война воздушного штрафбата - Антон Кротков

Надзиратели давно стали единственными людьми, чьи лица он видел. Их было двое, морщинистых чернокожих служак, работающих всегда бессменно в паре. Возможно, они и были когда-то молоды, то есть согласно законам природы так оно и было. Вот только Игорю трудно было представить тюремных стражей цветущими парнями. Престарелые ключники настолько удивительно вписывались в мрачную атмосферу старой цитадели, что как будто являлись естественной частью её многовековых стен.

Утром к Игорю приходил один из тюремщиков — неразговорчивый и угрюмый. Он ставил на пол ведро с чистой водой для умывания и питья, а также миску с похлёбкой, рядом клал кусок ячменной лепешки, деревянную ложку. А уходя, что-то сердито бормотал себе под нос, забирая туалетное ведро.

Его напарник приходил вечером. Он казался Игорю более дружелюбным. Иногда в его взгляде даже появлялось что-то похожее на сочувствие к молодости, обречённой заживо сгнить в этом каменном мешке. Казалось, этот второй надзиратель даже не прочь переброситься парой слов с чужестранцем. Впрочем, день за днём он ограничивался только короткими дежурными вопросами на ломаном французском языке.

А между тем жизнь узника уныло «капала» чередой однообразных серых дней. Даже цирюльник не был вхож в эти мрачные стены. Несчастный узник постепенно превращался в заросшего, дурно пахнущего оборванца. Но самое страшное, что в нём угасала надежда. Отчаяние сковало его душу не сразу. Вера уходила из него постепенно, а с ней молодого сильного парня покидала жизненная сила…

Заключённым не полагались прогулки. Всё время Игорь проводил в кишащей насекомыми крохотной каморке площадью пять на шесть шагов. И всё-таки первое время заключения, несмотря на весь ужас своего положения, молодой пленник старался не терять надежду. Нет, он не тешил себя мыслью, что советские дипломаты поднимут на весь мир шумиху, требуя освобождения своего пилота. В большой политической игре, особенно если она ведётся по далеко не стерильным правилам джентльменства, от собственных шпионов и диверсантов, которым не хватило мужества раскусить запломбированную в зуб капсулу с ядом или поднести пистолет к виску, обычно спешат отказаться. Ведь в эту страну советские лётчики прилетели с, мягко говоря, специфической миссией — уничтожить её президента.

Так что надежды на то, что великая держава вспомнит о своём пропавшем солдате, у Игоря не было. Уповать можно было только на себя. Поэтому первые недели и месяцы заключения Игорь проводил время, изобретая самые фантастические планы побега. Главный и самый реальный его план состоял в том, чтобы однажды напасть на престарелого надзирателя, отобрать у него ключи и попробовать отыскать выход на свободу в хаотическом нагромождении лестниц и коридоров. Когда Игоря только привезли в тюрьму, он не заметил на её стенах вооружённых охранников. Маленькие деревянные ворота доставившим пленника солдатам открыл старый привратник. Было даже странно, что охрану заключённых доверили пенсионерам. Впрочем, Игоря не интересовали особенности кадровой политики тюремного начальства. Для него было важно подготовить себя к броску из этой богадельни.

Каждое утро узник начинал с комплекса физических упражнений, доводя себя приседаниями, подтягиваниями на прутьях решётки и различными отжиманиями до состояния полного изнеможения.

Чтобы укрепить в себе веру в возможность задуманного, Игорь постоянно твердил про себя, что справится, что он просто обречён на успех: «Я редкий везунчик! Мне под силу совершить даже невозможное». Приёмам аутотренинга Игоря Нефёдова научили во время прохождения тренировочного курса выживания для лётчиков в специальном учебном центре ВВС в Судаке.

Параллельно пленник изобретал всевозможные ритуалы на удачу, повсюду искал хорошие предзнаменования. Уж больно зыбкой была почва, на которой узник строил план побега. История с вороном нанесла первый мощный удар по его вере, но не последний.

В один далеко не прекрасный день его неожиданно заковали в железо, как во времена Средневековья. По камере Игорь теперь передвигался, звеня тяжёлой ржавой цепью и таская за собой большое металлическое ядро весом килограммов в семьдесят. Звук волочащейся по полу цепи способен был вывести из себя даже самого уравновешенного человека. Оковы с него не снимали даже на ночь. Парня сильно донимал проклятый браслет кандалов! Он был выкован и заклёпан по всем правилам кузнечного искусства. Все попытки Игоря освободиться от оков закончились неудачей. Их невозможно было снять самостоятельно без слесарных инструментов. Бежать же с таким грузом было невозможно.

Вдобавок ко всем страданиям стальное кольцо на щиколотке быстро стёрло узнику в кровь кожу, началось нагноение. Игорь попросил надзирателя вызвать к нему врача. Но тюремный служитель принёс ему большой пучок паутины и мха, посоветовал смочить их слюной и наложить на рану, подсунув под кандалы. Средство на удивление оказалось эффективным — уже примерно через сутки рана действительно начала затягиваться. Муки плоти стали не столь невыносимыми, а вот душевная боль нарастала.

По чьему-то приказу надзиратели перестали заходить к русскому. Теперь они подавали узнику миску и забирали у него отхожее ведро через специальное откидывающееся на петлях запорное окно в двери. Когда же тюремщикам требовалось войти в камеру, они делали это только в сопровождении неизвестно откуда взявшихся здоровенных геркулесов в пятнистой форме солдат-спецназовцев.

Когда узник понял, что всё это время за ним внимательно следили и что невидимый наблюдатель без труда разгадал его план с побегом, он вначале пришёл в неистовство. Игорь часами молотил кулаками чугунную дверь, кричал, чтобы к нему пришёл кто-нибудь из администрации, даже требовал встречи с советскими дипломатами (хотя сам не верил в возможность такого визита). Но это не произвело решительно никакого эффекта на тюремщиков. Всё продолжало идти своим размеренным монотонным ходом: в положенное время ему приносили похлёбку и забирали парашу.

Но однажды угрюмый надзиратель почему-то в нарушении установившегося порядка вошёл в камеру к Нефёдову один, без своих обычных здоровяков-сопровождающих. Почти отчаявшийся узник решил, что больше такого шанса у него не будет. В руках он как раз держал миску с горячей похлёбкой, которую тюремщик только что налил половником из большого бака, что привёз с тюремной кухни. Резко развернувшись к надзирателю, Игорь выплеснул содержимое миски ему в лицо. Надзиратель охнул от неожиданности и закрыл лицо ладонями.

Игорь набросился на тюремщика. Ярость его была такова, что Игорь непременно удавил бы старикашку, а потом снял бы с его ремня связку ключей и, сгибаясь под тяжестью тяжёлого ядра, заковылял бы по коридору к выходу.

Сильные пальцы стальными тисками сжимали дряблую шею надзирателя. На чёрной коже его морщинистого лица выступило множество капелек пота. Позвать на помощь бедняга не мог, из коридора его сдавленный хрип было не услыхать. Игорь, который в прежней жизни и мухи бы не обидел, с восторгом смотрел, как трепыхается взятый им за горло враг. И тут появились солдаты. Они набросились на пленного лётчика и начали жестоко избивать его. От сыплющихся на него со всех сторон ударов Игорь на некоторое время перестал что-либо соображать. В его голове только резко грохотало: БАМ, БАМ, БАМ.

Нормальное восприятие окружающего мира вернулось к Нефёдову, лишь когда охранники устали молотить его тяжёлыми армейскими ботинками и отошли в сторону перекурить. Рядом с лежащим на полу пленником, пошатываясь на ватных ногах, стоял тюремщик. У него было лицо совершенно счастливого и одновременно потрясённого человека. По щекам его текли слёзы. В душе жестоко избитого парня шевельнулось чувство жалости к старику. А вот тюремщик не думал прощать узника, который чуть не спровадил его на тот свет.

Когда в следующий раз он привёз узнику кастрюлю с обжигающей похлёбкой, то вместо миски предложил налить её заключённому прямо в ладони. Перед этим Игоря три дня не кормили в наказание, и ему страшно хотелось есть. Поэтому парню не оставалось ничего другого, как подставить руки, чтобы получить порцию супа. У него несколько раз слезла кожа с ладоней.

Теперь склонного к побегу заключённого ещё заковали в наручные кандалы. Обыкновенные вещи — еда, умывание в тяжёлых цепях превратились в сложное утомительное занятие.

Но и этого мстительному тюремщику было мало. Однажды он зло сообщил, что из этой тюрьмы никого никогда не выпускают. Глядя узнику прямо в глаза, он веско пообещал:

— Ты тоже никогда не выйдешь отсюда. Старый форт за пару лет доконает тебя. А я постараюсь помочь ему это сделать ещё быстрее…

Вслед за возбуждением и гневом пришло разочарование. Признавшись наконец самому себе, что ему уже никогда не вырваться отсюда, узник перестал есть.