Категории
Самые читаемые
PochitayKnigi » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

Читать онлайн Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 89
Перейти на страницу:

Приехал Мирбах, перед ним многие снимают шапки. Говорили, что максималисты постановили убить его, говорили, что бомба уже брошена, но все это вздор. Говорят, что Алексинского позвали делать операцию Ленину с ультиматумом, если откажется – расстрел, если Ленин умрет – тоже. По другой версии – к жене Ленина. С. видел доктора, которого звали лечить Ленина, – тот отказался, а когда (все же) поехал, то пленился «простотой» жизни Ленина. Разговор на трамвае: едет 16-летняя большевицкая школьная учительница и рассказывает, что дети просят ее: «Марья Ивановна, споем молитву, мы раньше пели», – а я говорю: «Нельзя, дети, начальство не велит»; ну, что мне делать?» – «А вы бы родителей собрали, как они решат», – говорит ей соседка, простая женщина. – «Нельзя, мы родителей не собираем, начальство боится». Другой разговор: женщина, хорошо одетая, работающая на Прохоровской (фабрике), как выясняется, говорит: «Кто нами правит? Кто везде встречается? – все жиды да сосал-демократы (все иностранные слова она употребляет правильно, это нарочно), вагон сочувствует, только кондукторша возмущается: «Все сосал, да макал, что это!» – Женщина продолжает: «Пришла к нам на спальни такая вот с носом, влезла на стол. «Товарищи, – говорит, – вы должны требовать теплых ватеров и театра». Какой она нам товарищ? Я и говорю ей: «Пошла прочь со стола, мы и с холодным ватером проживем, а в театр с голодным брюхом не пойдешь; ты нам лучше скажи, откуда вы хлеб для нас возьмете?»

Возмущение первомайским праздником в Страстную среду огромное. Попы на этом играют. И. Игорь говорил Тихону Ивановичу (Полнеру), что зарабатывает 500 руб. в месяц на освобождениях от ареста, а С-е, что 5000 р. – новый промысел для адвокатов. А Симсон, С. П. ничего за это не берет, уж очень это гадко. Говорят, что правые к. д. мечтают о том, чтобы союзники признали Россию нейтральной.

17 апреля

Был обыск у поляков, искали документ, нашли и говорят, что он подложный, но дело в том, что это тайное условие мира, в котором есть пункты: 1) что через три месяца после ратификации все банки должны быть восстановлены, 2) что четырнадцать лет французские и английские деньги и бумаги не будут пускаться на русский рынок и что 3) агитаторов не должны пускать в Германию, а в Польшу только с немецкого разрешения. Хозяин дома был арестован.

Приготовления к завтрашнему дню – украшают дома, где большевики, площади. Народ недоволен, потому что хлеба нет, а 600 тысяч ассигновано на это. «Дали бы лучше нам на юбки», – слышала я от простой женщины в Кудрине, смотревшей, как развешивают флажки из хорошей красной материи. Во Владивостоке высадилось 600 тыс. японцев.

Теперь народные комиссары в полном недоумении, что делать. Комиссар, выступавший обвинителем молодого человека, приговоренного за хулу большевиков к 17 годам каторги, отказался навсегда от обвинений.

22 апреля (старого стиля)

Первое мая прошло чисто официально. Народа почти не было. Коблов ходил смотреть всюду и только на Театральной площади слышал одного оратора, это был кооператор, говоривший о пользе кооперации. Публика очень не одобряла. Памятник Скобелеву (на Тверской против дома генерал-губернатора) сняли, говорят, по требованию немцев, а на голову памятника Александру III (у Храма Спасителя) надели кусок черной материи.

Говорят, что флаг на доме Мирбаха толкуется так: черный, красный и белый – это Черная, Красная и Белая гвардии, и палка на всех немцев. Говорят, что Мирбах просил Берга (хозяин дома, занятого Мирбахом в Денежном переулке) о посуде, тот сказал, что дал бы, но она в сейфах – мигом Мирбах все устроил. Приехала Ел. Ал. Никитина и рассказала массу интересного о Киеве, откуда она ехала с экстерриториальным поездом.

23 апреля

Ел. Ал. Никитина рассказывает очень много интересного про Киев. Сейчас там царят немцы. Эйхгорн издает приказы, не считаясь с Радой. Перехвачено его письмо Вильгельму о том, что Рада не имеет абсолютно никакого престижа и ее можно свергнуть. Петлюра наивно утверждает, что они звали только австрийцев и только 30 000, а пришли немцы 230 000 человек. В Киеве улицы называются по-украински и по-немецки. Вокзалы, телеграфы и телефоны в руках немцев. Фактически они хозяева, они и на выезд дают разрешение. На всех маленьких станциях надписи по-украински и по-немецки вплоть до «Für Frauen»,[236] киоски полны немецких книг и газет, и везде угрожающие надписи на ломаном русском языке, что за попытку покушения на немецкого солдата грозит расстрел. Немцы держатся очень корректно, но в деревнях сначала стали отбирать хлеб силой; это вызвало большие волнения, тогда они стали посылать отряды с украинскими офицерами во главе. Она очень подавлена. Украинцы объявили кацапов врагами Украины. Немцы впустили в Украину «синие жупаны» – это одетые с иголочки пленные украинцы, которые в плену изолировались от русских и распропагандировались в пользу немцев, но, придя домой, они начинают переходить от немцев. Самое ужасное положение возвращающихся солдат русских из плена, им не дают ни крова, ни еды и гонят, как собак. Они в полном неведении, что тут творится и начинают ненавидеть большевиков, как разрушителей. Она пережила там и первый захват большевиками Киева. Перед этим Рада расстреляла несколько представителей Совдепа. Когда большевики взяли Киев после страшной канонады, они учинили дикую расправу, особенно над офицерами, над сторонниками украинцев, расстреливали в лучшем парке, расстреливали в спину, даже стариков генералов, иногда милуя неизвестно за что. Когда пришли немцы с украинцами, большевики заранее ушли. Петлюра въехал во главе украинского отряда. Теперь Рада уже соглашается отдать Волынь и Подолье Австрии и Германии, а себе Киевскую (губернию). В Орше, через которую они ехали, на одном вокзале русские, на другом немцы; на русском непролазная грязь и беспорядок, на немецком порядок и чистота.

Соня (П.) приехала из Петербурга. Там голод. Муки нет ни за какую цену. Паек 1/8 фунта (хлеба). Хлеб делается из капусты и кофейной гущи. Дамы торгуют шоколадом собственного приготовления, наживая 20 руб. с фунта. У них 1 фунт шоколада – 80 руб.; у нас в плитках по карточкам – 9 руб., без карточек – 24 руб. Капуста там 3 руб. фунт, и ею Петербург наводнен, там говорят, что это «гешефт» Троцкого. На железных дорогах обыскивают, чтобы не везли съестного, все отбирают, как будто решившись уморить Петербург голодом. Приехала и Сонина двоюродная сестра, она ехала с матросами, которые рассказывали ей, какое возмущение среди матросов из-за приказа оставить флот в Гельсингфорсе, который они не исполнили, а сами вывели все суда, причем лед разбивал своей тяжестью «Андрей Первозванный», так как ледоколы лед не брали. В Гельсингфорсе была масса запасов муки и сахара, которые матросы хотели вывезти, но латышские и эстонские матросы не дали по приказу Совета народных комиссаров. Теперь матросы требуют от народных комиссаров разъяснений. Их съезд прошел очень бурно, и они хотели даже 1 мая выступить против большевиков, но их уговорили. Они считают, что Троцкий превышает свою власть во вред и требуют его к ответу. В ответ их повсеместно разоружают. Мякотин говорит, что среди них сильное анархическое движение, и они хотят захватить Николаевскую дорогу. На пасхальную заутреню в первый раз молчал Колокол Ивана Великого, но неизвестно, кто запретил: большевики или патриарх из протеста. В Кремле не разрешено было «гулять», можно было только молиться в церквях. Мы ходили в Храм Христа Спасителя – всюду было пусто и темно – совсем не было настроения пасхальной ночи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 89
Перейти на страницу:
Тут вы можете бесплатно читать книгу Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова.
Комментарии