Последняя обитель. Крым, 1920—1921 годы - Леонид Михайлович Абраменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленин постоянно поучал, советовал, настаивал и приказывал брать заложников. В основном это было гражданское население, живущее по пути движения Красной армии и в местностях, охваченных народными восстаниями против террористической и грабительской политики советской власти. Только в открытых ленинских трудах таких наставлений множество. Немало их осталось и в закрытых фондах ленинского наследия. Несмотря на некую оторванность в отдельных случаях от общего текста, письма или телеграммы Ленина в той ситуации, когда давались приказы о захвате заложников, содержат в смысловом отношении законченный отрывок и без всякого сомнения выражают категорическую волю автора.
Приведем часть письма А.Д. Цюрупе от 10 августа 1918 г.:
«Чтобы еще сделать? Проект декрета — в каждой хлебной волости 25—30 заложников из богачей, отвечающие жизнью за сбор и ссыпку всех излишков.
Я предлагаю заложников не взять, а назначать именно по волостям.
Цель назначения: именно богачи, как они отвечают за контрибуцию, отвечают жизнью за немедленный сбор и ссыпку излишков хлеба.
Инструкция такая (назначить заложников) дается:
а) комитетам бедноты;
б) всем продотрядам.
Сила? Как раз теперь в прифронтовой полосе сила будет. Ленин»[247].
9 августа 1918 г. Ленин отправляет телеграмму Пензенскому губисполкому.
«Получил Вашу телеграмму. Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концлагерь вне города. Ленин»[248].
8 июня 1919 г.:
«Э.М. Склянскому... надо усилить взятие заложников из семей офицеров — ввиду учащения измен. Сговоритесь с Дзержинским. Ленин»[249].
2 августа 1920 г.:
«Ревкому Уральской области. Уральск. Президиуму исполкома. Саратов. ...Пресекать в корне всякие проявления сочувствия и тем более содействия местного населения Сапожкову (командир повстанческого отряда. — Авт.), используя всю полноту революционной власти; в тех случаях, где содействие имело место, потребовать выдачи главарей; от селений, лежащих на пути следования отрядов Сапожкова, брать заложников, дабы предупредить возможность содействия. Настоящее распоряжение требует самого срочного и энергичного выполнения под личной ответственностью исполнителей. Ленин»[250].
Взятие заложников по указанию Ленина и других партийных главарей приобрело массовый характер и грозило уже тогда превращением России в сплошной концлагерь. Представители прогрессивно настроенной общественности в то время резко критиковали большевиков. Как отреагировал на это Ленин, видно из его письма от 9 июля 1919 г.:
«Письмо ЦК РКП(б) к организациям партии. ...Отметим только, что наиболее близкие к Советской власти мелкобуржуазные демократы, называющие себя, как водится, социалистами, например, из "левых" меньшевиков и т.д., особенно любят возмущаться "варварством", по их мнению, приемом брать заложников.
Пусть себе возмущаются, но войны без этого вести нельзя, и при обострении опасности употребление этого средства необходимо, во всех смыслах (его надо. — Авт.) расширять и учащать...
Надо составить списки подобных групп (или принудить их самих составлять группы с круговой порукой). Ленин»[251].
В этой полемике с демократами, беря слово «варварство» в кавычки, он пытается обосновать и оправдать заложничество «обострением опасности» и требует его «расширять и учащать». Такое объяснение, конечно, не могло убедить ни демократов, которых с неприкрытым сарказмом он называет социалистами, ни простых людей, сознающих, что под «обострение опасности» можно подвести любые события, но никакие ситуации, никакие опасности не могут оправдать совершение тяжких военных преступлений, чем являются захваты заложников. Кроме того, его высокомерное и пренебрежительное отношение к оппонентам, выраженное словами: «пусть себе возмущаются...», уж слишком похоже на циничное обоснование политики бесчестия, жестокости, вероломства и коварства Никколо Макиавелли, когда он, отвечая на возражения своих противников, заявил:
«Пусть обвиняют его поступки, лишь бы оправдывали результаты их...»[252].
Наиболее массово и интенсивно большевики стали захватывать заложников с августа 1918 г. после убийства Урицкого, Володарского, Мирбаха и ранения Ленина. Заложников брали тысячами и без всяких условий и вины расстреливали их. Член коллегии ВЧК Петерс по этому поводу заявил:
«...я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову (среди убийц, как известно, представителей буржуазии не было. — Авт.) встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором».
Эта беспрецедентная угроза со стороны официальной власти, по словам С.П. Мельгунова, была опубликована в газете «Утро Москвы» № 21 от 4 ноября 1918 г. Арестовывали по спискам представителей оппозиционных партий и групп, бывших офицеров и чиновников, интеллигентов и предпринимателей. Часто забирали при облавах. Списки расстрелянных заложников публиковались в газетах во многих городах России с устрашающими комментариями типа: «за голову и жизнь одного из наших вождей должны слететь сотни голов буржуазии и всех ее приспешников». Волна захвата заложников и их расстрелов прокатилась по всей России и стала основным устрашающим оружием новой власти.
По свидетельствам писателей Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, в первые же дни после указанных акций было арестовано сразу около 10 тыс. человек с водворением их в 38 тюрем городов России. В Петрограде через несколько дней расстреляно 512 человек, о чем сообщалось в печати. Потом снова было объявлено о предстоящем расстреле очередных 500 человек. Затем опять расстреляли 500 человек, но уже без публикации имен погибших[253]. И так почти каждый день — без учета, без вины. Характерно, что в публикуемых газетах, приказах и сообщениях по этому поводу прямо указывалось о взятии и расстреле именно заложников, а не виновников покушения на большевистских лидеров. Устроенный в связи с этим террор, без сомнения, является обыкновенной местью совершенно невинным людям, актом возмездия своему народу, который в своем большинстве не разделял эйфории переворота, и его
