Проводница - Елена Николаевна Ласкарева

— Да пошел он! — в сердцах сказала Ольга. — Что мне, прятаться теперь всю жизнь? Пусть только сунется!

Лидка с сомнением покачала головой.

— А чего ж ты меня не дождалась? — оглядев пышное убранство СВ, с обидой поинтересовалась Ольга. — Кого в напарницы взяла?

— Никого, Оль, — улыбнулась Лидка. — Куда я без тебя? Одна кручусь пока.

— Честно? — обрадовалась Ольга. — Ну, спасибо, подруга! Я как приеду, сразу к тебе оформлюсь.

— Ты не спеши, — остановила ее Лидка. — Не волнуйся. Я тебя подожду.

— А тебя давно в СВ перевели?

— Не очень, — пожала плечами Лидка. — Сегодня сорок дней…

Ольга проснулась от того, что поезд резко дернулся и встал. От толчка ящики сдвинулись, повалились друг на друга и больно стукнули Ольгу. Она кубарем прокатилась по полу, по инерции пролетела немного вперед и уткнулась головой в штабель картонных коробок. Сквозь неплотно прикрытую дверь товарного вагона были видны огни какой-то станции.

Судя по тому, что небо за приоткрытой дверью едва серело, там, снаружи, уже занимался рассвет.

Станция была совершенно незнакомой. Маленький, запущенный вокзал виднелся вдали, а сбоку от Ольгиного состава стояло еще несколько товарняков.

Все тело ныло от неудобного сна среди разъезжающихся ящиков, на лбу постепенно проявлялась и медленно багровела большая шишка от удара о коробки. А ведь ей так крепко спалось, что даже снился мягкий комфорт СВ, горячий сладкий чай и напарница Лидка…

Странно, что это был сон… ведь все ощущения были настолько реальны. Даже во рту до сих пор сохранялся вкус клубничной карамели, а в воздухе чувствовался легкий, едва уловимый аромат Лидкиного «Опиума»…

Эх, Лидка, подружка… как ты там управилась одна в таком тяжелом рейсе? Ну, не обессудь, сквитаемся потом…

… Рядом с вагоном послышались чьи-то шаги, Ольга осторожно выглянула в приоткрытую дверь. По насыпи, хрустя галькой, шел мальчишка лет двенадцати, помахивая школьной сумкой.

— Эй, мальчик! — позвала Ольга. — Это какая станция?

— А что, свою проспал, что ли? — засмеялся мальчишка.

— Я серьезно.

— Это не станция, а город, — немного обиженно ответил он. — Майкоп.

Вот те на! Майкоп находится в железнодорожном тупике, здесь проходящих поездов не бывает. Ходит только парочка местных, да и те в сторону Ольгиного города не сворачивают.

Она спрыгнула на насыпь и увидела вдалеке здание вокзала. Ольга почти бегом добралась до него, пересекла площадь и вышла на ведущее за город шоссе. В последнем городском киоске она купила на оставшиеся деньги пачку сигарет и закурила, чтоб заглушить сосущее чувство голода. Ничего, до дома осталось не так далеко, можно и автостопом на попутках добраться…

Чем ближе она подъезжала к дому, тем больше начинало саднить сердце. Города мелькали за окнами попуток — Армавир, Невинномысск, Минводы…

Она шла по улице и с удивлением смотрела на смеющихся девушек в модных курточках, на палатки с мороженым, на продавцов ароматной дымящейся шаурмы, на обычную, повседневную жизнь.

Только после морозной заснеженной Москвы Ольга поняла, что такое курорт. Новыми глазами смотрела она на привычные с детства пирамидки кипарисов, на вечнозеленые, стриженные пышными шарами кустарники на городских аллеях. Здесь никогда не выпадал снег, и было тепло даже в одном свитере, вот только шапку она не снимала, боясь косых взглядов прохожих.

— Вай, девушка, почему проходишь мимо? — обратился к ней улыбчивый пожилой армянин. Покупай шаурму. Я тебе лучшие кусочки нарежу, совсем без жира…

Ольга остолбенела от неожиданности, повернулась к продавцу и изумленно спросила:

— А как ты понял, что я не парень?

— А что у меня, глаз нет? — обиделся армянин. — Девушку от парня не отличу? Подходи, дорогая, покупай.

Он чикнул ножом и отхватил от нанизанного на вертикальный вертел куска мяса несколько тонких полосок. Ольга отвернулась и сглотнула слюну, а потом улыбнулась ему через силу:

Нет, спасибо, дорогой, я мяса не ем.

Около витрины универмага она остановилась и глянула на свое отражение. Жесткий ежик волос немного отрос и уже не колол ладонь, когда Ольга приглаживала волосы. Лицо обветрилось и загорело, несмотря на то что солнце было по-зимнему нежарким, черты лица стали острее, резче, вокруг глаз прорезалась сеть мелких морщинок. Губы обметала багровая простудная корка, их все время хотелось облизнуть, а чем больше Ольга проводила по ним языком, тем сильнее они болели… Неужели еще можно распознать женщину в этом измученном создании?

Еще несколько кварталов, и она войдет в дом, примет душ, снимет пропотевшую грязную одежду и ляжет на чистую простыню… Какое наслаждение даже просто думать об этом… Нет, сначала она поищет Ксенину заначку. Мать всегда оставляет дома пачку сигарет от блока, когда уходит в рейс. Так что сначала она сядет и спокойно выкурит сигарету, выпьет чаю с сушками, а уже потом ляжет в постель…

Глава 14

— А-а-а!!! — тоненько заорала Ксения и замахала обеими руками, словно дым разгоняла. А потом ухватила с полки в прихожей большие пассатижи и решительно вскинула их над головой. — Не подходи!

Ольга вскочила со стула и повернулась к входной двери.

— А-а-а!!! — еще истошнее заголосила Ксения. — Изыди!!! Свят, свят, свят…

Она торопливо перекрестилась левой рукой, поскольку в правой сжимала пассатижи. Но она даже не обратила внимания на такую мелочь. Лицо ее побелело, в глазах плескался неподдельный ужас.

— Мама, — выдохнула Ольга, на всякий случай отодвигаясь в сторону. — Ты что? Это же я… Я вернулась…

Она сделала шаг по направлению к Ксении, протянула к ней руку, но мать шарахнулась от нее в сторону, как от привидения.

— Не пугайся, — торопливо заговорила Ольга, надеясь, что мать успокоится от звука ее голоса. — Я просто волосы отрезала…

Ксения еще раз широко перекрестилась, не отводя от Ольги расширенных глаз, а потом покосилась куда-то в угол. Ольга тоже повернула голову и увидела то, чего в их доме никогда прежде не водилось, — маленькую иконку Казанской Богоматери. Потом перевела взгляд чуть выше и остолбенела. Над иконой на стене висел ее собственный увеличенный из паспортной фотографии портрет, окаймленный черной траурной рамкой.

Ноги у Ольги подкосились, и она хлопнулась обратно на стул. Вот оно что… Она думала, что мать приняла ее в потемках за воришку или забравшегося в дом бомжа… а Ксения, оказывается, вообще полагает, что перед ней дух нематериальный.

Ксения немного успокоилась, когда Ольга села обратно, опустила пассатижи и жалобно сказала:

— Доченька, ты бы шла обратно, а? Я ж тебе и сорокоуст заказала, и поминальную… Ты скажи, где лежишь, я тебя перенесу, захороню по-человечески,