Кондор принимает вызов - Сергей Соболев

Волосы у Бушмина, естественно, встали дыбом. И мысли в голову разные нехорошие полезли про привидения и прочую чертовщину. Но оцепенение длилось не слишком долго, и, прежде чем мозг вновь включился в работу, дали о себе знать тренированные рефлексы. Впечатался спиной в стену — о том, что можно нырнуть обратно в водосток, даже как-то не подумал, — затем двинулся вдоль стеночки, стараясь не маячить на свету.

Неизвестно, сколько времени ему пришлось бы пятиться от «призраков», но, на свое счастье, он обнаружил в стене довольно глубокую нишу, в каковой весь целиком и поместился — как «статуй». «ПСС», ясное дело, уже перекочевал из его кармана в ладонь. «Обертку» он снял еще раньше. Хотел сунуть целлофан в карман, но затем передумал — может предательски зашуршать в самый ответственный момент, — пришлось выбросить.

Диггеров оказалось двое. Передвигались они медленно — уровень воды в коллекторе достигал семидесяти сантиметров, так что особо не разгонишься. Между собой не переговаривались, соблюдали тишину. Одеты в прорезиненные комбинезоны, поверх них наброшены водоотталкивающие накидки — в коллекторе было холодно и сыро, да вдобавок еще со сводчатого потолка там и сям стекали ручейки воды. Головы их украшены были касками с фонарями, оборудованными светофильтрами. Наверняка эти двое чем-то вооружены, но детали экипировки скрывают плащевые накидки.

Когда они поравнялись с нишей, Бушмин уже едва мог совладать со своими нервами. Ему почему-то казалось, что его присутствие будет непременно обнаружено. Он даже прокусил губу насквозь, чтобы удержать себя от опрометчивых действий. Этих двоих он порвал бы голыми руками. Или пристрелил бы из «вула», чтобы не пачкать о них руки. И тем самым нарушил бы собственные планы. А вносить в них коррективы ему не хотелось, уж больно хороша была задумка.

Но менять свои планы ему не пришлось. На свое счастье, «маршрутные» так ничего и не заметили. Бушмин аккуратно проводил их до мощной цельнометаллической двери, за которой, как он подозревал, скрывается ход, выводящий прямо на поверхность. Уже на следующий день он вычислил «точку» и определил время пересменки, а в последующие ночи спускался в коллектор — следил за «маршрутными», а также занимался под землей собственными «исследованиями».

Итак, подземелье патрулируют. Скорее всего эти меры предосторожности были введены в связи с бурными событиями первого и второго мая. И тот факт, что под неусыпным круглосуточным контролем находятся не только подземные коммуникации в центре города, но и дальняя периферия лабиринта, сам по себе уже способен сказать о многом.

У Бушмина был план. Этот план поначалу даже ему самому казался авантюрным и трудноосуществимым. Но с каждым часом и каждым новым днем задумка его обретала все более конкретные очертания. Он знал, что есть вещи, на которые «вервольфы» будут реагировать очень резко и болезненно. И есть кое-какие противоречия в верхах, на которых при известной сноровке и некотором везении можно попытаться сыграть.

Очень скоро у некоторых людей в этом городе начнутся острые приступы головной боли.

Бушмин уже давно покинул свой НП. В доме с закрытыми наглухо ставнями царила кромешная темень, но он научился ориентироваться здесь с закрытыми глазами. Он знал, например, что на столе в большей по размерам комнате в скромной вазочке стоит высохший от времени букетик полевых цветов. В стену, обшитую вагонкой, вбит гвоздик, на нем отрывной календарь, знакомый каждому численник. Часть листков оборвана. Открытая дата — 19 мая 1996 года.

На улице тоже стемнело. Время приближается к одиннадцати, пора отправляться на встречу со связником. Пистолет — в карман куртки, сумку — в подпол. И не забыть закрыть за собой ставни.

«Я не собираюсь за вами бегать, — сказал себе Бушмин, отправляясь на ночную прогулку. — И отстреливать по одному не буду. Разом всех угрохаем. Угрохаем всех разом».

Глава 5

Бушмин негромко кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.

— Не боись, Володя, свои.

— Ну тебя к черту, Андрей, — шепотком отозвался в темноте Гладкевич. — Напугал до полусмерти... Я вроде задействовал свои органы по максимуму, но тебя все равно засечь не смог. И где это ты так наловчился?

— Жизнь научила, — невесело улыбнулся Бушмин. — В моей шкуре только и остается, что быть невидимкой... Ты один?

— Как и договорились. Мокрушин высадил меня здесь с вещичками, а сам проехал чуть дальше, на развилку.

Гладкевич показал в темноте направление, где в машине его дожидается Мокрушин.

— Да, я видел вас, — сказал Бушмин. — Ну и ладненько... Что нового в городе?

Они находились на берегу отводного канала, почти в полутора километрах от водозабора. Камыши здесь заметным образом прорежены, а земляная насыпь очищена от зарослей ивняка и мелкого кустарника. Аборигены из Дачного летом приходят сюда купаться и загорать. Горожане тоже частенько наведываются на канал, порыбачить или шашлычки, к примеру, на природе спроворить. Ночью, понятно, тут никого не застанешь, так что можно не опасаться чужих глаз и ушей.

— От Ларионова весточка. Каких-то пару часов назад звонил ему твой двоюродный брательник. Все путем, Андрей, твои уже в Севастополе.

У Бушмина при этом известии отлегло от сердца. Кто знает, на что способны его недруги. Будет лучше всего, если родители поживут некоторое время у их дружной и многочисленной севастопольской родни.

Бушмин знал, что братья-морпехи в беде его не оставят. Тот же гвардии полковник Ларионов, к примеру, с которым у Андрея Бушмина, несмотря на более чем десятилетнюю разницу в возрасте, были прекрасные доверительные отношения. Ларионов еще сравнительно недавно занимал должность начальника штаба бригады, а сейчас перешел на преподавательскую работу, заведует кафедрой в «системе». Он да еще двое, бывший и нынешний комбриги, считаются авторитетнейшими людьми среди офицеров морского спецназа Балтфлота.

— Там есть кое-какие нюансы, — продолжил тему Гладкевич. — Похоже, что все это время твоих родителей негласно охраняли.

— Кто?

— Известно только, что сотрудники МВД. Вели себя они по-джентльменски, твои, кажется, так ни о чем и не догадались. Ларионов позже сам тебе подробности выложит. Кстати, под него уже несколько дней подбивает клинья Сухотин — это зам Белицкого, я тебе о нем рассказывал. Складывается впечатление, что они надеются, действуя через Ларионова и вашего комбрига, выйти прямо на тебя.

— Я это уже понял, — кивнул Бушмин. — Но какого черта в это дело лезет УЭП? Это же совершенно не их профиль! Ладно бы гэбисты или следаки из прокуратуры затеяли какую-нибудь провокацию, этих, по крайней мере, можно просчитать, но вот какой интерес может быть у обэхээсников? Ума не приложу.

— Про Белицкого я тебе уже рассказывал, мужик это далеко не простой. У нас в управлении кое-кто за глаза называет его «ставленником Москвы». Когда он вернулся из столицы, в УВЛ большие пертурбации начались, а штаты УЭП разом выросли едва не на двести процентов. Многое делается в обход Ракитина, во всяком случае, среди наших об этом ходят упорные слухи. Не исключено, кстати, что Ракитин вышел из игры. Он сейчас на «больничном», но есть подозрения, что в свой кабинет он больше не вернется. Кто будет вместо него? Возможно, Белицкий, но тогда ему должны присвоить генеральское звание. Или второй зам Ракитина, Малышев, у нас его называют «сапогом». Он из вэвэшников. Скорее всего Малышева и назначат.

— Что нового по следствию?

— Ничего хорошего. — Гладкевич тяжело вздохнул. — Всеми делами сейчас заправляет замоблпрокурора Прокудин, а он повсюду ищет криминальные концы. Вчера, кстати, еще одного владельца автостоянки грохнули... Так что «глухарь» по этим двум эпизодам — еще не худший вариант. Могут так все фальсифицировать и притянуть за уши, что даже после смерти ребята окажутся перемазанными криминальным дерьмом...

— Прокудин? — бесцветным голосом спросил Бушмин. — Придется запомнить и эту фамилию.

— Многие возмущаются, но втихаря. Среди собровцев и омоновцев тоже нездоровое брожение наблюдается. Вроде того что они сами найдут убийц Ивана и Саньки... Может, нам стоит с ними законтачить?

— Нет, — твердо отмел Бушмин. — Никого со стороны подключать не будем. Это сугубо наше дело, морпехов. И ты тоже наш, Володя, хотя и служишь в ментовке... Что еще новенького в нашем «тихом» провинциальном городке?

— Алтуфьев помер, — после небольшой паузы отозвался Гладкевич. — Утром приехал в свой институт, а к полудню у него стало плохо с сердцем. Кончился он на борту «реанимации», по дороге в областной госпиталь.

— Еще один кончик обрезали, — насупился Бушмин. — Я так и думал, что недолго осталось Алтуфьеву топтать землю.

Он судорожно вздохнул.

— Эх, Володя, Володя... Если бы только можно было вернуть время вспять и переиграть все заново! Сейчас я просто поражаюсь собственной беспечности и даже глупости!