Особые отношения - Дуглас Кеннеди

— Он забрал моего ребенка. Вы же знаете. Он скрылся с моим сыном. И я не собираюсь уходить. Потому что знаю, что вы его прячете здесь. Я это знаю.

Последнюю фразу я пронзительно выкрикнула, отчего Джудит и охранник отпрянули. Он, однако, быстро опомнился и заговорил:

— Повторяю в последний раз: если вы не уйдете добровольно, я вынужден буду выдворить вас отсюда силой. А если будете оказывать сопротивление, мне придется вызвать полицию.

Джудит снова потянулась было к моей руке, но передумала:

— Салли, умоляю, не вынуждайте его делать это.

— Вам все известно, не так ли? — спросила я свистящим шепотом. — Вам известно, кто такая эта Декстер, сколько времени они встречаются и почему они добились этого решения, почему отняли у меня…

Я разрыдалась. Джудит и охранник оторопели. Я упала на стул, сотрясаясь от рыданий. Охранник дернулся было ко мне, но Джудит его остановила, что-то прошептав ему на ухо. Потом склонилась надо мной:

— Вы нуждаетесь в помощи. Давайте я позвоню, позову кого-нибудь?

— Так вот что он вам рассказывал — что я совершенно не в себе и нуждаюсь в помощи?

Услышав мой злой голос, охранник опять направился к нам.

— Я ухожу, — сказала я и выскочила из проходной не оглядываясь.

Я пришла в себя на так называемой Магистрали — автостраде, ведущей в сторону Тауэрского моста. Куда я направляюсь? Этого я и сама не знала. По южной стороне Магистраль была отгорожена высокой длинной стеной. Я прошла шагов двадцать и прислонилась к ней, не в силах двигаться дальше. Пока еще я держалась на ногах, но в то же время мне казалось, что я падаю, стремительно падаю в пропасть, как в первые дни своей послеродовой напасти. Только в этот раз все усиливалось осознанием ужасного факта: муж скрылся с моим ребенком… он добился решения суда, позволяющего ему отобрать у меня сына.

Это конечно же было юридическим подтверждением факта, и без того очевидного для всех: я никудышная мать. Что ж, раз так, пора, пожалуй, сделать то, за что все будут мне только благодарны: пройти четверть мили до Тауэрского моста, перелезть через ограждение и…

— Мэм, с вами все в порядке?

Это был констебль. Совершая обход участка, он заметил, как я бессильно сползаю по стене. Выглядела я…

По-видимому, выглядела я чудовищно, если уж полицейский в огромном городе не прошел мимо обычного зрелища — одинокой женщины, подпиравшей стенку.

— Мэм?

— Да, все нормально.

— Мне не кажется, что у вас все нормально.

— Я… э…

— Вы знаете, где находитесь?

Я кивнула.

— И где, скажите мне, пожалуйста?

— В Лондоне.

— А поточнее?

— В Уоппинге.

— Вы американка?

Я снова кивнула.

— Гостите в Лондоне?

— Нет… живу здесь.

— И вы уверены, что вам сейчас не нужна помощь?

— Просто… расстроена… это личное… э… можно… такси?

— Вы хотите такси?

— Пожалуйста.

— Куда ехать?

— Домой.

— Но где это, поточнее?

Я назвала адрес. Услышав о Патни, он сразу понял, что я и впрямь жительница Лондона: какому американскому туристу пришло бы в голову забраться в этот юго-западный угол города?

— Вы уверены, что другая помощь вам не потребуется? Только такси до дому?

— Да. Домой. Можно, я поеду прямо сейчас?

— Никто вас не задерживает, мэм. Разрешите, я помогу вам с такси?

— Будьте добры.

Он поднял руку. Такси остановилось через считаные секунды. Я поблагодарила констебля, забралась в машину, назвала водителю адрес и откинулась на спинку сиденья.

Дома я была в десять часов. Тишина давила на уши. Я снова увидела лежащее на столе судебное решение, голые полки, опустевшую детскую. Прошла в ванную и приняла две таблетки антидепрессанта. Легла на кровать. Закрыла глаза, чтобы тут же широко их раскрыть с внезапно вспыхнувшей странной надеждой, что окажусь вдруг в своей прежней жизни. Вместо этого я была раздавлена беспощадной действительностью, осознав страшную вещь:

У меня забрали Джека.

Я дотянулась до телефона у кровати. Набрала номер мобильника Тони. Услышала голос автоответчика Еще раз оставила сообщение.

Но я уже понимала, что он мне не перезвонит. У него имеется решение суда, действительное на две недели. Он уехал, не оставив номера телефона, отключив мобильный — автоответчик позволял ему фильтровать звонки, оставляя мои призывы без внимания. Все было продумано до мелочей.

Но зачем было увольняться? Ведь работа в «Кроникл» была в его жизни чем-то незыблемым и неизменным, он всегда говорил, что не смог бы существовать без своей газеты.

Я положила трубку. Потом снова подняла — и попыталась дозвониться Ча. На этот раз мне повезло. Она ответила после третьего гудка. Но, услыхав мой голос, сразу занервничала.

— Я не могу говорить, — заявила она на своем спотыкающемся английском.

— Почему? Что вам про меня сказали?

Неуверенная пауза. Потом:

— Мне сказали, что я больше у вас не работаю.

— Когда они все вывезли?

— Два дня назад. И еще они привели няню быть с ребенком.

Няню? Какую еще няню?

— Когда вы говорите «они», вы имеете в виду моего мужа и…

Новая неуверенная пауза.

— Расскажите мне, Ча.

— Я не знаю ее имя. Женщина.

— Может, ее зовут Декстер?

— Я не знаю ее имя.

— Сколько ей лет?

— Я не знаю.

— Как она выглядит?

— Я не знаю.

— Ча…

— Мне пора идти.

— Вы могли бы как-нибудь прийти утром, убраться. Мне очень нужна помощь…

— Мне сказали, что я больше у вас не работаю.

— Это я должна решать, а не они. А я хочу, чтобы вы продолжали здесь работать.

— Я не могу.

— Почему?

— Они мне заплатили…

— Заплатили? За что?

— Чтобы я больше у вас не работала.

— Но… я не понимаю…

— Они сказали, что я не должна с вами разговаривать…

— Ча, вы должны объяснить…

— Мне пора идти работать.

И она положила трубку. Я тут же набрала номер опять, и мне ответили, что номер находится вне зоны действия. Она отключила свой мобильный.

— Они мне заплатили…

— Заплатили? За что?

— Чтобы я больше у вас не работала.

— Но… я не понимаю…

Я ничего не понимала. Потому что все происходящее выходило за пределы понимания.

Кто-то позвонил в дверь. Я сбежала вниз. Но на пороге я увидела незнакомого щеголеватого блондина в черном костюме, темно-синей сорочке и шикарном галстуке с цветочным рисунком.

— Вы юрист? — спросила я.

Он смущенно улыбнулся, но взгляд оставался настороженным и подозрительным.

— Грэм Дрэббл из «Недвижимости Плейфэр», отделение в Патни. Приглашен произвести оценку дома.

— О чем вы говорите?

— Вы миссис Хоббс, так?

— Меня зовут Салли Гудчайлд.

— Да, меня проинструктировал мистер Хоббс…

— Мой муж. И в чем же состояли его «инструкции»?

— Продать ваш дом.

— Знаете, он мне ничего об этом не говорил. — И я захлопнула дверь.

Он продает дом? Но он не может этого сделать, как такое возможно?

Часть меня хотела только одного: подняться наверх, броситься на кровать и впасть в истерику. Однако другой, более сильный голос сразу отмел столь неконструктивный подход и властно повторял: тебе нужен адвокат.

Вот только я понятия не имела, где в Лондоне берут адвокатов, и ничего не знала об английском законодательстве вообще и о решениях ех parte в частности. Год провела в этом городе и даже не завела ни одного друга. Не считая Маргарет. Но она тоже была янки. А теперь и вовсе уехала домой, в Штаты, вместе со своим мужем-юристом..

Маргарет.

Не раздумывая, я набрала ее номер в Нью-Йорке. Ждать пришлось долго. Наконец Маргарет взяла трубку — голос у нее был хриплый и сонный.

— О, господи, — сказала я, — я тебя разбудила.

— Ничего… — она зевнула, — все в порядке…

— Слушай, я тебе перезвоню…

— Салли? — Она наконец меня узнала.

— Прости, я позвоню позже…

— Что стряслось?

— Я не хотела беспокоить тебя так рано.

— Что стряслось?

Я рассказала ей все, изо всех стараясь не разреветься.

Когда я закончила, она какое-то время потрясенно молчала.

— Это бред какой-то.

— Если бы так.

— Но… перед твоим отъездом в Штаты он даже не намекнул тебе, что замышляет делать что-то подобное?

— Ни слова. А пока я лежала в больнице, он так поддерживал меня.

— А эта женщина…

— Понятия не имею, кто она такая. Знаю только, что живет в огромном доме на фешенебельной улице против парка Баттерси, что у нее есть имение за городом, куда она сейчас и отправилась с моим мужем и ребенком.