Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев

Кропоткинской, а перед тобой — храм Христа Спасителя. Или за дверями туристического трансфера-автобуса вдруг предстаёт громадина безносого Сфинкса. Или Гранд-Каньон, не знаю. Но что-то крайне значительное, весомое и масштабное.

Поляна была усыпана медью и золотом опавшей листвы, и каждый шаг по ней звучал так, будто сделан был по камням древней гулкой пещеры — с шелестом и шуршанием. Не знаю почему, но именно такое сравнение выплыло в голове. Связь времён и вечная память поколений, казалось, чувствовались всеми возможными способами, были видны, слышны и осязаемы. Гигантское — вчетвером не обхватишь — древо под серым мрачноватым небом, возвышавшееся над остальным лесом, притягивало и не отпускало.

— Можно? — спросил я и сам не понял, у кого. Вроде бы обращался к старику, но с дуба не сводил глаз.

— Ступай, чадо, — прогудел дед. Его низкий голос разнёсся над поляной торжественно и, кажется, довольно.

Глава 18

Вспомнить все. Ловушка. Я не мог по-другому

— Ты точно уверен, Дим? — в голосе Ланевского той веры, о которой он пытал меня, явно недоставало. Опасение — было. Сомнений — вагон. Тревоги — мешок. А вот с верой было значительно хуже.

— Не дави на мозг, Серёг. И не пугай — самому страшно. Было. Теперь — нет. Теперь злоба разбирает. Ты себе не представляешь, какая. Вот ведь гнида! — я не отрывал взгляда от дороги и говорил коротко.

Раджа взрыкнул и ускорился. Мы слишком долго стояли на переезде, свернув с улицы Суворова, а потом с трудом даже для героического пикапа преодолевали рельсы, которых там было чуть ли не с дюжину — то ли железнодорожный узел какой-то рядом, то ли полустанок, то ли ещё что-то. Едва не растеряв все пломбы, переехали-таки и свернули на Невельскую улицу. До про́клятого погоста оставалось совсем немного. Я выключил ближний свет и габариты. Мне света хватало вполне, и Лорду, надо так понимать, теперь тоже. Чёрная машина кралась со всей возможной осторожностью и замерла возле какой-то, судя по карте, не то ветеринарной лечебницы, не то аптеки. Здесь, в Беларуси, сохранилась старая традиция называть государственные учреждения так, чтобы ни понять, ни выговорить. Поэтому даже глядя на навигаторе на надпись «Полоцкзооветснаб» гарантировать, что именно это такое, я не мог.

Мы вышли из Хонды, закрыв двери так, будто только что купили машину на самые последние деньги, и ещё взяли кредит под ужасный процент: бережно и совершенно беззвучно. Я начинал испытывать мандраж. Лорд, кажется, и не прекращал. Одновременно накинули капюшоны лесного камуфляжа, которые Головин подобрал нам под сезон и время суток — где больше тёмного и коричневого. При этом он не переставал материться так, что продавец магазина «Охотничий» смотрел на него с уважением и затаённой завистью. Но переубедить меня не смог, как ни старался. Это была только наша охота. И она началась.

От старого Дуба мы выбрались на трассу Р-20, что одним концом уходила к Витебску, а вторым, через Новополоцк, к Латвии. Пешком, благо — там было-то всего пару километров. Удачно подвернувшаяся попутка докатила нас обратно до Черёмушкино, которое, как мы теперь точно знали, ничего общего с весенними душистыми веточками не имело. Молчаливый голубоглазый водитель, дядька в возрасте, лишнего спрашивать не стал, хотя явно был удивлён, посадив в машину троих мужиков и девушку с обочины посреди густого леса. Ни корзин, ни вёдер при нас не было, да и пора была не самая подходящая — начинал сыпать мелкий снежок, то сбиваясь на дождь, то возвращаясь обратно. Но на асфальте тут же таял. Зима была близко, но пока не вот-вот.

В Раджу заскочили так, как будто рядом кто-то улей перевернул — мгновенно, захлопнув сразу все четыре двери и резко, с пробуксовкой рванули с разворотом назад. Через четверть часа с небольшим уже сидели в давешнем кафе, под удивлёнными взглядами официантов занимаясь совершенно разными и порой взаимоисключающими делами: ели, пили, разговаривали друг с другом и по телефонам, искали что-то в планшетах, шутили и ругались. Мила после сегодняшней истории на кладбище словно преобразилась. То же белое платье, свитка, сапожки, тот же голос и те же сапфировые глаза. Но назвать её робким одуванчиком или ландышем уже не получалось. Казалось, что закрыв нас от смерти вороньей стаей, она повзрослела, притом заметно. Видимо, за сегодняшний день изменения не коснулись только Головина. Хотя, вспоминая тот его безумный взгляд на берегу, и в этом нельзя было оставаться полностью уверенным.

Седой старик на прощанье пожелал Миле с Ланевским традиционных совета да любви. Но в его устах это прозвучало даже не напутствием, а словно констатацией факта. Будто он совершенно точно знал, что их ждёт именно обещанное им. Артёму пожал руку, напомнив, что можно быть трижды специалистом и специально обученным — но против танка с голой пяткой делать нечего. Меня обнял и наказал беречь себя. Чадом больше не называл.

Мы зашли на территорию старого кладбища с разных сторон, но одновременно, по часам. И осторожно начали продвигаться в месту вороньего побоища. Я был уверен, что паскудный дед там, но вот где конкретно — ни понять, ни почуять не удавалось. Странно, мне казалось, что его острую сладковато-гнилостную вонь я запомнил на всю жизнь. Но то ли ветер поменялся, то ли старик помылся — сколько ни втягивал зябкий ночной воздух, пользы не было. Только, кажется, голова начала чуть кружиться. И сердце заколотилось быстрее. Я замедлился и велел себе не спешить. Потому что тут можно было так успеть, что потом торопиться уже стало бы некуда. И некому.

Впереди раздался дробный звук, будто кто-то водил железкой по батарее. Учитывая окружающий пейзаж — по прутьям могильных оград арматуриной. Не самый приятный звук в принципе, а для ночного пустого, вроде бы, кладбища — в особенности. Я держался так, чтобы не выпускать из виду поблёскивавшую справа Полоту. От Ланевского она была по левую руку, я шёл вдоль берега по течению, он — против. И, судя по всему, забыл, что мы условились не торопиться.

— Зря ты вернулся, пёс! — пронёсся над могилами визгливый крик. И я совершенно отчётливо понял две вещи: Лорд нашел людоеда. Хотя, скорее — наоборот. А мне следовало спешить изо всех сил.

Ланевский стоял спиной к реке, держа в руках какую-то палку. Судя по сжатым губам и прищуру — живым даваться он не планировал. Беда была в