Продажные журналисты. Любая правда за ваши деньги - Удо Ульфкотте

Бывший народ поэтов и мыслителей превратился в народ жалких трусов. Свободомыслие, являвшееся в прошлом предпосылкой нашего благосостояния, считается сегодня чем-то неприличным. Все мы – жертвы организованной средствами массовой информации «промывки мозгов». Политкорректные журналисты, работающие под присмотром «внутреннего цензора», указывают нам, что и как нам думать, словно мы живем в условиях тоталитарной диктатуры. Быть политкорректными означает сегодня для нас, простых граждан, послушно глотать любую ложь, распространяемую в ходе «промывки мозгов» политиками и СМИ. Что же, собственно говоря, еще отличает нашу страну в данном аспекте от Северной Кореи или от Ирана?

Мы опутаны густой сетью, сплетенной из табу и требований политкорректности. Открыто затрагивать «запретные темы» нам строжайше запрещено. Малейшее подозрение в нарушении кем-либо правил политкорректности по гроб жизни превращает этого человека в глазах общества, в лучшем случае, в идиота (как бывшего Федерального президента ФРГ Генриха Любке) или в маргинала-аутсайдера. Это известно всем и каждому. И каждый обязуется в случае необходимости соблюдать, как в условиях диктатуры, предписанные правила, говорить и думать, как приказано. А на того, кто думает самостоятельно и выходит за рамки политкорректности, быстренько ставят клеймо злодея-«популиста». Как мы боимся, что нас обзовут «популистами»! Хотя, собственно говоря, почему? Ведь слово «популист» – производное от латинского слова «популус» («народ»). И означает оно человека, близкого к народу, только и всего. Неужели для гражданина быть близким к народу – табу?

В прежние времена людей публично казнили на рыночной площади. Сегодня этим занимаются СМИ, расправляющиеся со всяким, кто еще не желает соблюдать навязываемую сверху политкорректность. Со всяким, кто ставит под вопрос господствующее положение, занимаемое средствами массовой информации в нашей жизни и, тем самым, присвоенное ими себе эксклюзивное право определять, что хорошо, а что – плохо, расправляются без лишних церемоний, если орда политкорректных линчевателей еще не успела к тому времени подвергнуть его позорной казни средствами СМИ.

Того, кто, например, не верит в будущее евро, немецкоязычные СМИ считают безнадежно отсталым врагом Европы. Да и тот, кто высказывает сомнения в якобы надвигающихся глобальных изменениях климата, – злодей, достойный разве что плевка. Еще хуже СМИ относятся к тому, кто возлагает вину за бедность и социальные проблемы на людей, которые от них страдают. Такого человека СМИ объявляют жестокосердным и чуждым всякой солидарности. А вот когда речь заходит об отношении к христианству, картина совершенно меняется. Создается впечатление, что сегодня дозволяется сколько угодно хулить христиан и христианские ценности. Но в отношении ислама, по необъяснимым причинам, все обстоит совсем иначе. Почему-то считается, что критиковать христианскую церковь – это «прогрессивно», в то время как критическое отношение к исламу – это «ксенофобия», которая чуть ли не хуже антисемитизма.

Совершенно очевидно, что в настоящее время СМИ назойливо «опекают» некогда столь свободомыслящих людей, живущих в немецкоязычном регионе. «Надзиратели от журналистики» диктуют людям, что и как им думать и говорить. Именно журналисты, в первую очередь, навязывают нам шаблонное мышление. Они загнали людей в клетку, полную всяческих страхов. У нас теперь новый язык, приукрашивающий действительность, – «красояз». Уродливых людей мы именуем «эстетически вызывающими», а глупых «духовно вызывающими». Мы говорим «поколение 60 плюс» вместо «пенсионеры». Говорим «обладающие иными достоинствами» вместо «физически неполноценные». Ни один политик не желает больше ничего «признавать», он лишь «допускает» что-либо. Все это – неотъемлемые элементы политкорректной манеры общения.

За последние годы в редакционных помещениях тысячи слов были незаметно заменены другими. Нередко мы, простые граждане, этого даже не замечали. Люди из СМИ, присвоившие себе эксклюзивное право определять, что хорошо, а что – плохо, изменяют наше мышление, задавая и навязывая нам новые, политкорректные понятия. Убийство гражданских лиц мы именуем «сопутствующим ущербом», а увольнение сегодня называется «высвобождением». Джордж Оруэлл в своем шедевре «1984», написанном в 1949 году, назвал это совершаемое втайне преобразование языка «новоязом». В его романе этот «новояз» был разработан с целью уменьшения разнообразия мыслей. А если выражаться яснее, то с целью унификации мышления людей путем «промывки мозгов». Вот вам пример: миллионы людей слушают передачи новостей диктора ЦДФ Клауса Клебера. Когда в конце лета 2013 года обсуждался вопрос, должны ли западные войска вмешаться в гражданскую войну в Сирии, Клаус Клебер, объясняя, что такое война, сказал буквально следующее: «Хотя, и это необходимо сказать в порядке обобщения, в настоящий момент никто не говорит о войне. Речь идет о возможности ограниченного военного удара в качестве карательной меры»47. Следовательно, если кто-то желает напасть на чужую страну и подвергнуть ее бомбардировке – как тогда желали западные страны, – то это не имеет ничего общего с войной. Нет, Клаус Клебер говорил лишь об «обобщении» и об «ограниченной карательной мере». Одновременно «Бильд» назвала запланированную операцию «ограниченной миссией» – журналисты избегают слова «война». Вот так осуществляется политкорректная манипуляция массовым сознанием при помощи новых словесных шаблонов, формирующих мышление простых смертных.

В Германии право на свободное выражение мнения гарантировано Основным законом. Однако, выходит, Основным законом нам дозволено больше, чем разрешено Политкорректностью. Это было подтверждено в 2013 году Алленсбахским институтом по изучению общественного мнения48. Согласно его данным, постоянно увеличивается число строгих общественных языковых норм и табу. Немалая часть наших людей испытывает ощутимое социальное давление, которое может быть оказано на того, чьи взгляды отличаются от общепринятых. У все большего числа людей возникает ощущение, что нельзя больше откровенно высказываться о некоторых вещах. Они опасаются «пострадать из-за необдуманно вырвавшегося слова». Ибо за мнения, отклоняющиеся от общего, людей наказывают. Функционеры Политкорректности – журналисты, навязывающие людям убеждения, решают, какие темы должны обсуждаться, а какие – нет. О человеческом здравом смысле речь уже не идет. В принципе, в соответствии с требованиями Политкорректности все мнения, отклоняющиеся от единственно верного, должны быть осуждены как аморальные. Поэтому такие неполиткорректные мнения становятся уже не предметом критики, а просто предметом ненависти. Противоречащего не опровергают, а просто принуждают к молчанию. Новоявленные якобинцы единственно верного мнения, засевшие в помещениях редакций, ссылаются на то, что многие высказываемые мнения, отклоняющиеся от их собственного, единственно верного, якобы являются покушением на честь, приличия и достоинство. Тех же, кто высказывает в Германии подобные мнения, мгновенно обвиняют в «разжигании розни». Этого обвинения люди боятся. И потому в сегодняшней Германии свобода мысли существует только на бумаге. Ибо свившая себе в редакциях гнездо Политкорректность – не что иное, как современная форма цензуры. Запрет говорить то, что думаешь, и цензура породили жалкий конформизм.

Мы, граждане, долго с этим мирились. Мы проявляли послушание. Мало того! Долгое время мы даже не осознавали собственной глупости, с которой позволяли журналистам насиловать наш язык самыми невероятными неологизмами. Прибавление окончаний женского рода ко всем словам подряд – наиболее распространенное из действий, направленных на осквернение нашего языка. Теперь мы говорим «активисты» и «активистки», «политики» и «политички», «экспертки по вопросам помощи развивающимся странам» и «эксперты по вопросам помощи развивающимся странам». И простая домохозяйка, лишенная возможности прибавить к себе дополнительное окончание и продемонстрировать таким образом свою женственность, смотрится на этом фоне довольно глупо. Тем не менее, мы гордимся нашим прогрессирующим оглуплением, которым обязаны средствам массовой информации. Однако даже самые малоодаренные из нас не могут не заметить следующего. Женщинам очень нравится, когда специальности профессора, врача, журналиста, писателя, преподавателя и всевозможные иные профессии, к представителям которых мы относимся положительно или нейтрально, в случае, если ими овладевают женщины, получают в сообщениях СМИ окончание женского рода множественного числа – «-ши», «-ихи», «-ки» или «-цы» («профессорши», «врачихи», «журналистки», «писательницы»). Женщины внимательно следят за соблюдением этого правила. Однако, странным образом, в сообщениях средств массовой информации окончание женского рода множественного числа никогда не используется, когда речь идет о насильниках, ворах, хулиганах или прочих представителях криминалитета (в сообщениях СМИ никогда не услышишь слов «насильницы», «воровки», «хулиганки»). И женщины против этого не протестуют, со всем этим они не желают иметь ничего общего, это все – «мужские дела». Слов «палачки», «глупицы» или «тугодумки» мне в сообщениях СМИ тоже до сих пор что-то слышать не доводилось. Политкорректная феминистская языковая политика наших журналистов, навязывающих другим свои убеждения, подобного просто не предусматривает.