Люди из пригорода - Сергей Никшич

А Тоскливцу в то утро было страшно. Во-первых, потому, что Гапка куда-то запропастилась и не спешила, как предрекала подлая Клара, накормить его грудью, во-вторых, по-гому, что он опасался, что кто-нибудь зайдет в дом и увидит кучу денег возле двух беспомощных младенцев – Тоскливец не знал, что чума молодости поразила всех односельчан, которые так же, как и он, учатся держать головку и радостно смеются, когда им это удается. Но время шло, и никто не спешил одеть на него подгузник и чем-нибудь накормить. Клара, такая же беспомощная, возилась возле него, норовя подмять под себя купюры, Тоскливец ее отталкивал, но от непрерывной борьбы ему все больше хотелось есть, и до него понемногу начало доходить, что он может погибнуть от голода в собственном доме. Он попытался выпутаться из одежды, чтобы добраться по-пластунски до холодильника и попытаться его открыть. Вскоре, впрочем, стало понятно, что такая задача шестимесячному карапузу не по зубам. От злости и для того, чтобы не умереть с голоду, Тоскливец попытался укусить Клару, но не смог, потому что у него еще не прорезались зубки, а Клара больно толкнула его плечом и бросила на него долгий, злобный взгляд. В доме тем временем становилось все холоднее, а за околицей села слышался вой – волки, почуяв неладное, обнаглели и даже лай возбужденных, давно не кормленных собак их уже не пугал.

А когда Голова проснулся и попытался встать, то скатился с тахты и пребольно ударился. К его ужасу, встать ему не удалось – младенцы, как известно, не ходят, и постепенно до него начал доходить размер случившейся с ним беды. «Нечистый попутал», – горько думал Голова и тщетно призывал Гапку, которая в куче других перепуганных младенцев горько кляла свою жизнь, но в глубине души была рада – ей опять предстояло стать ребенком, а потом превратиться в девушку, и кто знает, может быть, на этот раз все сложится не так плохо. «И никаких Тоскливцев! – думала Гапка. – Настоящий муж должен быть минимум министром». А Голова, ползая по холодному полу в поисках хоть какого-то коврика, думал о том, что если не относиться трагически к половым органам, то жизнь становиться намного проще… Но тут на его пути встретился все тот же Васька, и ему пришлось, к большому удовольствию паршивца, разразившегося издевательским хохотом, проползти сквозь него.

– Доигрался, Василий Петрович, доигрался, – гнусно замурлыкал Васька, – я так и думал, что ты опять во что-нибудь влипнешь. Это идиоты думают, что приключения нужно искать в Африке, потому как, если присмотреться, то наша жизнь – это одно большое приключение. Только зазеваешься, и сразу что-нибудь приключится!

– Да заткнись, ты, – попытался посоветовать ему Голова, но губы не слушались, и только нежный детский лепет прозвучал из некогда суровой гортани начальственного лица, что еще больше раззадорило Ваську.

– Ребенком он себя вообразил! – злобствовал Васька. – Вот теперь ты узнаешь, что означает спать на холодном полу, как доводилось мне, когда злобные, как голодные блохи, хозяева подло сгоняли меня с теплого дивана, как будто коту приятно спать на промерзшем грязном полу, укрывшись вместо байкового одеяла, собственным хвостом…

Голова опять было попытался утихомирить Ваську, но ничего у него не получилось, и более того, за Головой теперь тянулся мокрый след известного происхождения, потому что от холодного пола ему начинало казаться, что он погружается в холодное озеро и тепло жизни его навсегда покидает…

Наверное, он и вправду покинул бы этот мир, если бы на Горенку не налетела снежная буря и не продула ее насквозь убийственно холодным ветром, который очистил ее от скверны и забросал белым, девственным снегом. И унес невидимую людям бациллу. И те стали взрослеть, и к обеду Горенка опять наполнилась людьми, которые, не сговариваясь, бросились к церкви, чтобы помолиться, а потом так же дружно отправились в корчму, чтобы как можно быстрее промочить горло и согреть исстрадавшуюся во время всех этих ужасов душу. Надо отметить, что после этой истории сельчане стали относиться к своим чадам намного более сочувственно и не раз при воспоминаниях об этом дне уже было поднятая в воздух рука мирно опускалась и вместо ругани из разгневанных уст вырывался только тяжелый вздох…

А Тоскливец и Клара приобрели свой облик почти одновременно и яростно набросились друг на друга, чтобы завладеть деньгами.

– Мои! – крякал и стонал Тоскливец, задыхаясь и потея. – Это я их копил…

– На мне экономил, ублюдок, – сурово ответствовала Клара, прижимая его к полу, он, как мог, уворачивался, но понемногу начинал уставать и понимать, что сохранить заработанное в поте лица ему вряд ли удастся. И так бы оно, вероятно, и произошло, если бы Гапка, которая опять превратилась в зрелую матрону, а вовсе не в девушку, как ей того хотелось, не показалась на пороге превратившегося в ринг жилища.

– Убирайся, – злобно прошипела Клара, увидев Гапку, но та бросилась на помощь своему дружку, и вскоре на полу образовалась гадючья куча из сплетенных рук и ног, между которыми виднелись остатки изорванных, мятых банкнот. И кто знает, чем бы все это закончилось, если бы в дом не зашел угрюмый Голова с увесистой сулеёй в руках.

– Все, хватит, – сказал он. – Не прекратите, милицию вызову. Из города. Давайте-ка лучше выпьем за мир и дружбу, и чтобы детство нам только снилось…

И вся основательно помятая братия уселась за стол, и Тоскливец в очередной раз был вынужден вытащить увесистый ломоть буженины и накромсать на скорую руку лука с солью. И напиток, принесенный Головой, скоро примирил их между собой, и с их возрастом, и с тем фактом, что молодость бывает в жизни всего один раз и исчезает, как луч солнца, который прорезает ночной мрак, предвещая восход небесного светила. А тут на огонек пожаловали Мотря и Дваждырожденный (он подозревал, что молчаливый счетовод тоже философ и все, правда, тщетно пытался молчуна разговорить), и на лице успокоившегося Тоскливца появилось выражение, отдаленно напоминающее человеческое, а Мотря все рассказывала о том, как она будет худеть, и от ее рассказов им стало даже жарко, хотя дом был не топлен, и разошлись они почти под утро, так и не догадавшись, что Голова устроил этот сабантуй только для того, чтобы избавиться от Васьки, который, как он надеялся, не посмеет появиться перед честной компанией. И только придя домой и даже пропустив вперед себя Гапку, он опять увидел на своей тахте зеленое пятно – Васька его уже дожидался, чтобы изводить рассказами о том, что в городе его ожидает совсем другая жизнь, и Галочка будет кормить его по-царски и возить на «мерседесе», и пусть Гапка лопнет от зависти, а там, может, и он, Васька, опять оживет и тогда уже Василий Петрович будет кормить его как следует…