Обрученные - Элизабет Эллиот

– Сначала твой рассказ, – покачал головой Гай.

Нет, он не ведает, о чем просит. Устремив невидящий взгляд поверх его плеча, Клаудия задумалась о доме, н перед ее мысленным взором предстали родители. Отец всегда казался ей великаном – высокий, со жгуче-черной копной волос и ярким блеском зеленых глаз; и все же, больше всего Клаудии запомнилась его улыбка. По сравнению с отцом мать казалась хрупкой, чертами лица и светлыми кудрями она пошла в Лонсдейлов. Из воспоминаний о матери у Клаудии сохранилось лишь тревожное выражение глаз, редко покидавшее их. Хотя ее родители и были полной противоположностью друг другу, как внешне, так и по характеру, дочь никогда не сомневалась в их любви к детям. Для них семья была самым главным в жизни. При посторонних они не допускали и намека на какие бы то ни было неурядицы, и точно так же передавались семейные тайны – только друг другу на ухо. И все же Гай имел полное право знать о ее семье, если действительно собирался взять Клаудию в жены. Она представила себе залитый солнцем замок, в котором выросла, бесчисленные ряды виноградных лоз, разбросанные тут и там рощицы оливковых деревьев и плывущий над всем этим аромат цветущего миндаля.

– Неприятности начались, когда сестра отца, Джо-ванна, вышла замуж за соседа, обедневшего вельможу. Между обеими семьями часто бывали раздоры, начавшиеся из-за какого-то соперничества, но это было так давно, что никто уже не помнил настоящей его причины. Кое-кто считал, что свадьба поможет наладить отношения.

– Насколько я понимаю, этого не произошло?

Клаудия посмотрела на могучую грудь Гая, борясь с искушением прижаться к ней и слушать успокаивающий, ровный стук его сердца.

– Нет, Джованна стала лишь орудием в руках своего супруга. Лоренцо хотел большего, чем просто женитьба на девушке из семьи Кьявари, – ему нужны были деньги, принадлежавшие им. Как только Джованна родила ему крепыша-сына, Лоренцо задумал план, который позволил бы ему завладеть всем.

– Он обложил осадой ваш замок? – догадался Гай.

– Осада замков – не такое уж частое дело в Италии, – отозвалась Клаудия. – Для достижения своей цели Лоренцо выбрал значительно более трусливый способ.

Теперь, когда она решилась рассказать ему все, пришло неожиданное облегчение. Глупо было надеяться, что Гай никогда не станет расспрашивать ее о родителях, но она же не подозревала, что он попросит ее руки. Клаудия отчетливо осознала, что их свадьба – всего лишь еще одна мечта, которой никогда не суждено сбыться. Гая должна была сразить уже весть о том, что Роберто – ее брат, но тогда дело не касалось непосредственно их самих. То, о чем она собиралась рассказать, до сих пор будоражило Клаудию. Так же будет и с ним. После этого разговора Гай не захочет ее – даже в качестве любовницы.

Похорони Клаудия эту тайну в себе, он, возможно, со временем привязался бы к ней, даже полюбил. И тогда внезапное открытие причинило бы страдания им обоим. Было уже поздно заботиться о собственных чувствах, но Клаудия не могла вынести мысли о том, что молчанием предаст Гая. Она решительно продолжала, думая, что вот-вот дойдет до самого страшного.

– У отца не было братьев, но зато он мог похвастаться тремя наследниками в самом расцвете сил. Лоренцо был слишком умен, чтобы убить нас всех – никто не поверил бы в его непричастность. Вместо этого он отравил моего отца. Его люди проникли к нам в дом под видом слуг, они и совершили это злодеяние, а потом поклялись, что убийство задумали и привели в исполнение моя мать и ее алхимик. Лоренцо воспользовался своим браком, чтобы получить над нами опекунство, а мать его люди увели через день после смерти отца. Через неделю мы узнали, что она умерла под пытками, отказавшись признать свою вину.

Клаудия старалась не подпускать близко к сердцу воспоминания об этих ужасных днях, пытаясь сосредоточиться лишь на своем рассказе. Голос ее звучал почти бесцветно.

– Алхимик оказался более сговорчивым. Его пытали, пока смерть не стала казаться ему блаженством, пока он не понял, что от мучении его спасет лишь признание. Перед священниками и магистратом он поклялся, что в течение долгих лет был любовником моей матери и отцом ее детей, а убийство было задумано, чтобы они смогли наконец пожениться.

Проведя языком по пересохшим губам, Клаудия вспомнила вкус поцелуев Гая. Теперь, когда он знает, что в глазах церкви она – дочь убийцы, ей никогда не доведется ощутить этот вкус снова.

– Лоренцо подал прошение признать брак родителей недействительным, – бесстрастно продолжала Клаудия. – Сам папа подписал соответствующий указ, и нас с братьями объявили бастардами[1]. Роберто и Данте сделали все возможное, чтобы убедить церковь в невиновности матери, но Лоренцо продумал свой план очень тщательно. Его сын был назван, как ближайший из оставшихся родственников, единственным наследником. Данте и Роберто решили, что нам лучше бежать в Англию, когда один из слуг скончался, отпив вина из бокала, предназначавшегося для меня. Понимаете, таким образом Лоренцо намекал, что в Италии мы никогда не почувствуем себя в безопасности.

Когда рассказ был окончен, в комнате воцарилась гробовая тишина. Клаудия ждала, что Гай отпрянет, как только оправится от ужаса, или выразит свое отвращение каким-нибудь другим способом. Но в то же время, возможно, ему все равно, что церковь считает ее незаконнорожденной, и перед свадьбой ей придется лишь исповедаться священнику. Если свадьба состоится. Она заставила себя взглянуть на него. Увидев застывший взгляд Гая, Клаудия похолодела. Слабая надежда, что он все еще хочет быть с ней, исчезла без следа. Гай продолжал всматриваться в ее лицо, как будто пытаясь в нем что-то отыскать.

Протянув руку, он провел ладонью по мертвенно бледной щеке Клаудии.

– Неужели ты не оплакиваешь своих родителей и братьев?

– Слезы – знак слабости. Я научилась скрывать их.

– И все же из-за меня ты плакала.

Она опустила глаза, не в силах больше глядеть ему в лицо.

– Я… Мне кажется, когда речь заходит о вас, я тут же теряю голову.

– Твои слезы причинят мне боль, но я не хочу, чтобы ты страдала, пытаясь их скрыть. Теперь в этом нет никакой нужды. – Прежде чем Клаудия успела понять, что происходит, Гай уже заключил ее в свои объятия. Его поцелуй был чист и нежен. – Ты ожесточилась, чтобы выжить, и привыкла во всем полагаться лишь на одну себя. Я угадал?

– Почти, – прошептала она. На самом деле, никогда еще Гай не был так близок к истине. Клаудия никак не могла понять, откуда в нем эта нежность. История их семьи должна была навсегда оттолкнуть его. – Вы понимаете, что многие считают меня незаконнорожденной, дочерью убийцы?