Никакой магии - Андрей Уланов

Молинари достиг цели первым – бежать в штанах значительно удобнее, чем в юбке, пусть и с глубоким разрезом. Я ждала, что герцог начнет колотить в дверь, но вместо этого Молинари вцепился в заплетавшие фасад побеги лимонника и взлетел вверх, пробежавшись по стене чуть ли не быстрее, чем по мостовой. Впрочем, я сама опомнилась только на уровне третьего этажа, почти сорвавшись вниз, когда плеть в моей руке надломилась. Рядом тяжело прошуршал камень – и со звоном осыпался вниз осколками оконного стекла. Еще свист, глухой «бум» – я еле успела отдернуть руку – железный прут плашмя впечатался в стену, выбив из нее облако штукатурки.

– Не останавливайтесь, – выдохнул сквозь сжатые зубы Молинари.

Еще несколько камней ухнули об стену рядом со мной. Затем что-то ощутимо стукнуло ниже спины, но, к счастью, не размазало по кладке, а наоборот, придало дополнительный импульс – шипя и ломая ногти, я проскочила последние футы и, уцепившись за водосточный желоб, перевалилась на крышу. Беснующийся внизу зверь обиженно взвыл тысячей голосов. Запах пота и крови шел такой густой волной, что я покачнулась, чуть не свалившись назад, в жадно распахнутую пасть чудовища.

– Быстрее, вэнда… они сейчас ворвутся в дом…

Это было настоящее безумие – в том смысле, что нам с герцогом безумно повезло. Пусть и считающийся «черным», Токингтон строился давным-давно и на внутриквартальных улочках до сих пор нужно развернуться боком, чтобы пропустить встречного прохожего. Крыши же почти соприкасались краями, по ним даже не требовалось прыгать – лишь перешагнуть. И все равно несколько раз я почти сорвалась в сырую каменную пропасть, разделявшую медную скалу с черепичной.

– Кажется, – Молинари осторожно присел за дымовой трубой, – мы ушли достаточно далеко. – Садитесь рядом, вэнда… и возьмите мой сюртук.

– Решили поиграть в джентльмена, кей?

– Вспомнил об обязанностях лечащего врача, – усмехнулся Молинари. – Выбросы гормонов адреналиновой группы дают зрелищный, но кратковременный эффект. А вы еще не оправились толком после ранения и болезни. По-хорошему, вам стоило бы еще дней пять или больше соблюдать постельный режим…

– …и пить фруктовый чай с маффинами, – вздохнула я. – У вас нет при себе маффина, кей?

– В карете была корзинка с какой-то едой, – герцог зябко поежился. – Бедный Джеймс… и лошади… до сих пор слышу их крики. Великий лес, ну животные-то перед ними в чем провинились?!

Вопрос явно не требовал ответа, да я и не могла ответить – сквозь мышцы будто пустили ток, наглухо запечатав рот и заставляя тело выгнуться дугой. Холодно, как же холодно… негнущиеся, словно чужие пальцы путались в застежках сюртука, скользких и липких одновременно…

– Кей, вы ранены?!

– Ранен? – удивленно повторил Молинари.

– На вашем сюртуке кровь.

– Ах, это, – герцог развернул ко мне ладонь, темно-багровую в свете заходящего солнца, – ерунда, ничего серьезного. Неудачно схватился.

– Отрежьте… – я на миг задумалась и решительно закончила: – Рукав от блузки, надо срочно перевязать.

– Благодарю, но, – выпрямившись, Молинари взмахнул кинжалом, отхватывая полу от своей рубашки, – как говорят люди: «в своей шкуре и блохи не чужие». В данном случае… – прошипел он, зажав зубами конец лоскута, – это еще и гигиен… – кей вдруг осекся и замер, потешно шевеля ушами.

– Слышите?

– Не слышу, – пробормотала я, падая набок. Чистая правда, по устилавшим крышу медным листам я тоже скатилась без единого звука.

Глава 15

В которой инспектор Грин возносится.

– Еще кофе, мисс? – озабоченно спросил хорунжий. Я слабо кивнула и тут же мне вручили огромную кружку с коричневой жижей. Судя по еще более противному, чем обычно, запаху, кофейные зерна были слишком зеленые и недожаренные. Но сейчас мерзкий вкус любимого человеческого напитка оказался как нельзя кстати – он, словно губка, впитывал внимание, заставляя думать о себе…

…а не о темных «островках» тел, усеявших брусчатку площади Пяти Святых. Едва видимые в багровом отсвете костров мертвецы – застреленные, зарубленные и просто затоптанные толпой в те недолгие мгновения, когда ярость безумного зверя разом обернулась столь же отчаянным ужасом. Даже сам «великий и могучий» столичный туман словно боялся приблизиться к ним, робко выглядывая из-за домов рваными грязно-серыми клочьями.

Умом я понимала, что на самом деле убитых не так уж и много. И уж точно меньше, чем оставила бы за собой толпа, если бы ей позволили захлестнуть площадь и растечься дальше, по сходящимся к собору проспектам. Но чувства не желали слушать голос разума, сквозь милосердный полог ночи они «видели» картину с пожелтевших книжных страниц: бескрайнее смертное поле, где мертвые тела навалены в несколько слоев, а кровавые ручьи сливаются в широкую реку.

– …что командир наш, долгих ему лет, не растерялся, – продолжал тем временем седоусый унтер, обращаясь к закутавшемуся в его шинель Молинари. – Приказ-то был: «Стоять, не пущать!», дурацкий, прямо скажу, приказ. Когда такая орда на тебя прет, как тут устоишь, да не пустишь? Тут и парового голема завалят, свистнуть не успеет. А он вывел нас вперед, за рогатки, дождался, пока первые ряды показались, и трубачу: «К атаке!» Мы и налетели – каждый по барабану опустошил, потом сабли наголо… ну и пошла работа.

Последнее слово, произнесенное спокойно-будничным тоном, заставило меня вздрогнуть – словно рядом с ухом проскрипели железом по стеклу. Я никак не могла привыкнуть, осознать, понять эту чудовищно извращенную способность людей рассуждать об убийстве как о тяжелой, зачастую неприятной, но все же вполне обычной работе. С чувством глубокой собственной правоты, что ужасало не меньше. У солдата она была проста и незатейлива: он выполнял приказы, защищая закон и порядок от кровожадной толпы. Но и у тех, лежащих на булыжнике, тоже имелась своя правда – напрасных поисков работы, голодных детей и долгих ночей, полных лишь тоскливой безнадежностью.

…а тут, сэр, штука такая – пусть их против нас и сто к одному, но когда над башкой пули свистят, а после из порохового дыма красные демоны вылетают – тут всякая арифметика пропадает, один только страх остается.

Ответную реплику герцога я не расслышала, в очередной раз едва не провалившись в сон. Оказавшееся в относительном тепле и покое тело непременно желало расслабиться, даже бурда в чашке оказалась плохим союзником в борьбе с дремотной трясиной, старательно засасывающей меня в свои объятия. Гнилые корни, куда же пропал Кард? Посыльной с его указанием: «оставайтесь там же» вернулся почти час назад. Неужели…

– Глядите-ка… – прервал мои сетования удивленный возглас одного из драгун. – Вот красотища-то.

Появившийся из-за купола собора воздушный корабль и впрямь казался невероятно, завораживающе красив. Оспорить это высказывание было бы сложно даже эльфу, ведь создатели летающей игрушки явно черпали вдохновение в эльфийской же архитектуре, а еще точнее – в стиле великого Укчиэра, чьи концепции «в-гармонии-с-живым» и поныне определяют облик почти всех наших поселений. Мягкий свет нежным золотом лился из широких окон, серебристо искрился на сетчатых крылышках носовой фигуры, становился почти белым у основания парусов, плавно перетекал по ним в пастельно-розовый оттенок и, наконец, растворялся в сумерках на верхних перекладинах мачт. Монументально-суровая мрачность громадного собора еще больше оттеняла хрупкую красоту, рядом с величественным куполом яхта казалась яркой тропической рыбкой из коралловых лагун, удивленно разглядывающей мшистый северный валун.

Я так увлеклась ее созерцанием, что бело-синий мигающий огонек сигнального фонаря приняла за декоративный изыск – и с трудом вернулась из волшебного моря в реальный мир, лишь когда Молинари тронул меня за плечо.

– Кажется, наш извозчик прибыл, вэнда.

– Извозчик? – я непонимающе оглянулась. – Но я не слышала стука копыт…

– Воздушный извозчик, – пояснил герцог, – корабль прилетел за нами.

Убрав почти все паруса, яхта снижалась, держа курс прямо на россыпь костров. Я ожидала, что нам сбросят веревочную лестницу или что-то подобное, ведь судя по формам нижней части, яхта не была приспособлена для посадки на ровную поверхность – но сильно недооценила тягу аранийской аристократии к удобствам. Корабль завис, из черного провала люка вниз устремилось нечто, больше всего напоминающее… поставленную на лыжи карету. Всю в завитках и вычурной резьбе, с гербом владельца на борту, занавесками на окнах и даже ливрейным лакеем на запятках, услужливо распахнувшим дверцы, как только странная конструкция коснулась брусчатки.

– Вашу руку, вэнда? – Молинари встал и тут же, охнув, покачнулся.

– Сэр, может, вам помочь?

– Нет-нет, все в порядке, – вымученно улыбнулся герцог, – всего лишь лодыжка. Дюжину шагов как-нибудь дохромаю… а вот шинель, пожалуй, прихвачу. Этого хватит?