Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 Так было проще жить.

 Иногда в их семье доходило и до рукоприкладства. Конечно, Люси никому об этом не говорила, она старалась на людях вести себя, как можно беззаботнее. Улыбалась, смеялась, всячески подбадривала тех, кто находился рядом с ней, но в свои семейные тайны никого не посвящала, считая, что сор из избы выносят только ограниченные личности, желающие разжалобить окружающих, получить свою порцию внимания, пусть даже таким странным способом.

 – Ты тоже рвался в профессиональный спорт? – прервала молчание девушка.

 – Ради непрофессионального, я бы и стараться не стал, – произнес Дитрих. – Если есть возможность попасть в высший эшелон, нужно бороться до последнего и стремиться к высотам, а не прозябать внизу.

 – Почему же тогда ушел? Конкуренция оказалась слишком высока? Просто добился определенного успеха, надоело, решил попробовать себя в чем-то другом? Или же ещё какая причина найдется?

 – Я бы мог сейчас выдать потрясающий рассказ о том, сколько  побед было на моем счету, только для того, чтобы самому себе потешить самолюбие, но, пожалуй, скажу правду. Я понял, что меня не хотят видеть в стане фигуристов. Решил сделать девушке приятное, потому ушел из спорта.

 – Что за девушка?

 – Моя партнерша. Она была дочкой тренера. Меня ненавидела, другого парня обожала. Хотела кататься с ним, но мать отказывалась ставить их в пару, говорила, что не видит смысла в их тандеме. Слишком слабые оба. Девушка, конечно, этого не понимала. Ей казалось, что раз она – дочь тренера, у нее все будет получаться просто и легко, достаточно только рукой взмахнуть, и все упадут к её ногам. Тот парень тоже на нее давил. Постоянно говорили они о том, что я им мешаю. Та девочка, что каталась в паре с Гансом, особо ничего не решала. Её могли заменить в любой момент. У нее не было высокого уровня подготовки. Меня ценили высоко.

 Дитрих замолчал. Глотнул еще колы. Он не любил рассказы о своем прошлом. О своих поражениях и слабостях. О том, как он отказался от мечты. Возможно, единственной мечты в его жизни. Она могла стать реальностью, но Ланц опустил руки. Сдался, как только появились первые проблемы. А ведь мог триумфально вернуться, взять себе в пару любую приглянувшуюся фигуристку и выступать вместе с ней. У него было большое будущее, но он решил, что это все несерьезно, и не стоит тратить время на занятие, которое после предательства Марты перестало приносить истинное наслаждение.

 Люси не стала его торопить, задавая идиотские вопросы вроде «а что случилось потом?». Она молчаливо слушала, дожидаясь окончания истории.

 – У них был страстный роман. Точнее, Марта влюбилась. Ганс собирался за её счёт пробиться наверх. Они оба были уверены, что именно в Марте заключен секрет нашего успеха. Ганс делал вид, что ревнует её ко мне... Наверняка тебе известно, что у многих фигуристов бывают романы. Так вот, он делал вид, что не желает видеть меня рядом с Мартой только из ревности. Она тоже бесилась, устраивала мне скандалы, говорила, что я – ничтожество, которое тянет её вниз. В то время как с другим человеком она могла бы добиться таких высот, что мне и не снилось. Мать кричала на неё, Марта злилась еще сильнее. Ей хотелось верить, что наш успех – это её заслуга. В итоге она не удержалась от маленькой гадости и подбросила мне в коньки парочку сломанных лезвий. Это было как раз во время чемпионата среди юниоров. Естественно, с окровавленными ногами не было смысла выходить на лед, и я сошел с дистанции. Сдался, конечно. Но... Иногда нужно проиграть в малом, чтобы однажды выиграть в большом.

 – Сейчас жалеешь об этом?

 – Только если самую малость. А ты жалеешь о своем уходе из большого спорта?

 – Сложно сказать. Я и сама не знаю, нужно ли мне было это все. Одно могу заявить с уверенностью. Без постоянных склок с тренером и партнером мне живется гораздо спокойнее, чем раньше.

 – А на уровне ощущений?

 – В смысле?

 – Нет мыслей о том, что что-то в жизни упустила? Пустоты нет?

 – Пожалуй, нет. Хотя... – Люси задумалась на минуту. – Первое время было, а потом прошло. Наверное, это получилось само собой. Закономерно. Говорят же, что время лечит.

 – Лечит, – повторил Дитрих. – Ещё как лечит.

 – Попробуем покататься вместе. Правда, я слабо представляю, что из этого получится. Всё-таки каталась я лишь с одним человеком, привыкла к нему.

 – Отвыкай, – хмыкнул Ланц. – Представь, что ты не просто любительница фигурного катания, а настоящий профи, который обязан выйти на лед, и от твоего хотения или нехотения ничего не зависит. Тебя ставят перед фактом, и тебе приходится действовать согласно чужим указаниям. Вот и действуй. Главное, не волнуйся. Я хорошо чувствую перемены в настроении партнера и вполне могу подстроиться под тебя, если это понадобится.

 Отставив в сторону пустой стаканчик, Ланц принялся шнуровать коньки...

 Ступить на лед после нескольких лет отсутствия практики оказалось не так просто, как виделось на первый взгляд. Вся сложность заключалась именно в психологическом аспекте, преодолеть который казалось практически невозможно.

 Перед тем, как надеть коньки на ноги, Дитрих несколько раз проверил, нет ли внутри каких-то посторонних предметов. Понимал, конечно, что со стороны это будет выглядеть немного глупо, но в то же время решил для самого себя, что осторожность – превыше всего. Не удостоверившись в том, что внутри нет никаких колюще-режущих предметов, он коньки не наденет, даже, если их ему вручит сама королева Англии, ну или канцлер Германии, что для Дитриха было пока гораздо ценнее. Королевы рядом не наблюдалось. Канцлера, впрочем, тоже, потому и проверка коньков показалось не проявлением паранойи, а самым обычным явлением. В конце концов, собственное здоровье было превыше всего.

 Подсознательно Дитрих сравнивал себя с ребенком, делающим первые шаги. Осторожно-осторожно, боясь совершить ошибку и упасть. В данный момент он и казался самому себе несмышленым ребенком, который раньше никогда не умел ходить, и сейчас у него дебют в этом нелегком деле. Мысли о том, что когда-то его называли королем льда и пророчили блестящую карьеру, казались чем-то невероятным, даже, в какой-то степени, насмешкой. Дитрих тяжело вздохнул, пытаясь успокоиться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Главное, не позволять панике захватить с головой и подчинить себе. Он должен был избавиться от призраков прошлого, перебороть боязнь льда и травм, связанных с фигурным катанием.

 Досчитав до десяти, Ланц все же рискнул выйти на лёд.

 Звук соприкосновения лезвия со льдом показался ему ужасающим, излишне громким, пугающим. Как будто по металлу провели чем-то острым. Это было непривычно. За время бездействия Дитрих успел отвыкнуть от той атмосферы, что окружает фигуристов, успел позабыть о том, что такое напряженные тренировки, постоянная жизнь в напряжении и стремление к достижению идеала. Сейчас он стоял на льду и думал о том, что от его хваленых умений совсем ничего не осталось. Он не то, что аксель, он даже простенький фонарик или цапельку сам сделать не сможет. Куда уж ему браться учить других.