Вор черной масти - Екатерина Русак

В ряды законников хотел вступить и мой однокамерник Вася припотел, но Белка сердито цыкнул на него и тот смущенно умолк.

Осмелюсь дать такое историческое сравнение. Воров в законе 30-40 годов прошлого века можно смело в большой степени называть "викингами", и вот по какой причине: скандинавский юноша, решивший оставить родной дом, объявлял, что уходит в дружину, которая называлась "вик". Тем самым он навсегда покидал свою семью и его оплакивали как мертвого. Вор тоже порывал со своей семьей. И викинг, и вор искали добычу, часто брали ее с боем. Тот и другой были скитальцами. Викинг мечтал умереть с мечем в руке. Вор давал клятву, что умрет от ножа и тоже не боялся смерти.

21 июня 1949 года. 20 часов 26 минут по местному времени.

Тюрьма города Читы.

***

В тюрьме раздавали ужин.

- Баланда! - выкрикивал за дверью баландер. Зэки, как воробьи, увидевшие хлебные крошки, с мисками спешили за своей порцией на раздачу к кормушке.

"Баланда, баланда, баланда

- тюремная отрада!

Баланда, мне лучшего не надо -

Ты чудо из чудес, ты наш деликатес, баланда!"

Эта старая песенка, сложенная больше десяти лет назад в ГУЛаге настойчиво засела у меня в голове, и вспоминалась, когда наступало время завтрака или ужина и баландер начинал раздачу шлюмки в кормушки камер.

- От баланды кровь густеет, а х.. толстеет! - произносил обычно Котька Ростов старую тюремную поговорку и посылал одного из бытовиков или политиков к раздатчику жидкого варева.

А после раздачи еды в камеру к нам привели еще одного очередного пассажира. При свете тусклого солнца зэка[7] я со своей шконки быстрее других рассмотрел новичка, топтавшегося возле дверей камеры.

- А это что за хмырь болотный[8]? - буркнул Котька Ростов, развались на соседних нарах, тоже с интересом присматриваясь к новоприбывшему.

- Фрей небитый[9], - протянул я, мигом узнав знакомую мне бульдожью рожу Жобина. Вот где встретиться довелось!

Я свесил голову с нар и быстро шепнул Васе:

- Ну-ка, Вася, приколи его на масть и тащи сюда: у этого бобра есть чем поживиться! Этого Сидор-Поликарповича[10] я знаю. Встречались мы. Он у меня на зарубке[11]!

- Мигом организуем примочку, Фокусник, - Вася припотел устремился к входу, где нерешительно стоял, переминаясь с ноги на ногу Жобин.

- Кого я вижу! Это же сам Фан-Фаныч к нам пожаловал! - радостно объявил Вася припотел, изображая на лице лучащееся радушие.

- Меня зовут не Фан-Фаныч, - возразил Жобин, совершенно не поняв тюремного жаргона, чем подтвердил, что он первоход. - Я - Илларион Трофимович!

Вошел, даже не поздоровался, жлоб некультурный! Но Вася даже не замечал этого:

- Что вы говорите, милейший! Неужели Илларион Трофимович?

- Да. А что в этом особенного?

- У меня был один знакомый по имени Илларион Трофимович, но тот был авиационный конструктор! Вы случайно не его родственник? - нес пургу Вася.

- Нет. Не знаю о ком вы говорите! - ответил Жобин. - Таких родственников я не имею. Лучше покажите мое место, куда мне можно сложить свои вещи.

- О! - Вася закатил глаза. Метла у него была хорошо подвешена. - Это не так просто! У нас тут в хате арестанты все разные. Есть воры, есть бандиты, есть хулиганы. И политики тоже есть! Вот я - вор!

Объявив это, Вася припотел пальцем потыкал, показывая на политиков, - Они - фашисты, изменники Родины, по пятьдесят восьмой. Ты у нас, кто?

- Наверное, я тоже вор, - неуверенно произнес Жобин, шевеля бульдожьими щеками.

- О, как! - Вася припотел театрально взмахнул руками и многозначительно посмотрел в воровской угол. - Тогда ты выходит наш человек!

- А как же! - приободрился завсклад. - Я не изменник какой-нибудь.

- Ну как занырнул сюда? За что тебя захомутили?

Жобин покряхтел и наконец, выдавил из себя:

- За растрату. Но я не виноват! У меня бухгалтер работал, еврейчик один по фамилии Штерн. Так он, шельма, полсклада разворовал, а на меня все повесили. И представьте себе, сбежал куда-то! Но я уже доказал на следствии, что вся растрата - дело рук Штерна, а я тут совершенно ни при чем. Немного посижу здесь, пока следствие идет. Меня обещали скоро выпустить.

- Твой ум, папаша, меня крайне восхищает... - Вася уже давно играл в свою игру, но толстый гость ничего этого не замечал. - Сейчас шконочку тебе лучшую сообразим. Ты же свой, правильный! Жить будешь - как сыр в масле кататься! Пошли, Илларион Трофимович, будем тебя селить к нам, к ворам.

Проворовавшийся завсклад расцвел в довольной улыбке. С некоторым презрением он взглянул на ухмыляющихся политиков, он важно проследовал за Васей к нашему углу, где располагались четыре блатные шконки.

С одной из соседних шконок Вася быстрехонько согнал бандита-бытовика, показал Жобину:

- Твоя! Фартовая воровская!

Жобин сел на нее, положил рядом мешок. Сказал:

- Поспать хочу! Устал я очень сегодня. Допросами замучили!

- Угостить бы надо новых друзей, - не отступая от игры, как бы виновато попросил Вася.

- Да, да, конечно, - сразу засуетился Жобин. - Вот тут у меня сало с чесноком, хлеб, яйца вареные...

Я, тихо лежал на верхнем ярусе, знаками показывал Васе, что бы тот не выдавал мое присутствие здесь. Вася понял и оставил Жобина в покое, разрешив ему спокойно лечь спать. Но перед этим выцыганил у Жобина целый кирпич хлеба, здоровенный шмат сала и десяток яиц сваренных вкрутую.

22 июня 1949 года. 07 часов 11 минут по местному времени.

Тюрьма города Читы.

***

Утром я проснулся рано, сходил помочился в парашу и вернулся на свое место. Жобин уже проснулся. Он о чем-то тихо переговаривался с Белкой и Васей. Увидев меня, Жобин всплеснул руками:

- Вот вы где Наум Исаакович! Тоже попались, значит!

- Ты меня пройдохой обзываешь, шельма я, говоришь? - спросил я.

- Это вам послышалось, - стал увиливать Жобин.

Я решил не поднимать хипеш, отложить все на потом. Сказал Жобину:

- Делись пайкой, если в нашу коморку ввалился! Только я, не Наум Исаакович, Ларик!

- А кто? - Жобин вылупил зенки.

- Фокусник меня кличут, - я одарил его фиксатой улыбкой. - А имя мое - Михаил.

- Это что, когда в тюрьму садишься, нужно имя менять обязательно? - непонял Жобин.

- Ну а как я на свободу выйду с уголовным прошлом? - тер я ему по ушам. - Непорядок будет!

Жобин задумался, но я не дал ему погрузиться в размышления:

- Завтрак - прежде всего! - заявил я. - А то от голода позвоночник к спине прилипнет, а лепилы этого допускать не рекомендуют!

Мы вшестером дружно набросились на продукты принесенные Жобиным и работали челюстями как динозавры, ухватившие добычу.

После сытной еду, покурив в кайф папиросы Норд, Котька Ростов предложил Жобину: