Хищные птицы - Амадо Эрнандес

Однако в душе Мандо не был уверен, что все будет именно так. К тому же Стив — один из миллионов его черных собратьев.

В Соединенных Штатах Мандо не раз встречался со своими соотечественниками филиппинцами. Особенно запомнился ему пожилой человек, приехавший в Штаты с Гавайских островов еще перед войной. На Гавайях он проливал пот на плантациях сахарного тростника и ананасов, здесь — сначала гнул спину на плантациях аспарагуса в Калифорнии, а потом перебрался на лососевые промыслы в Орегон. Наконец судьба привела его на Аляску. Ему довелось многое повидать. Он общался с такими же, как он, неудачниками — филиппинцами, мексиканцами, китайцами и японцами. За адский труд благословенная Америка наградила их лишь оскорбительным прозвищем: «коричневые обезьяны». И уж упаси бог приблизиться такой «обезьяне» к белой женщине даже на почтительное расстояние. Удел их — черная работа. Однако этому человеку посчастливилось каким-то образом скопить деньги и кончить университет. Но разрекламированная любовь, которую американцы питали к своим «маленьким коричневым братьям» в годы войны, начисто испарилась с ее окончанием, и филиппинцы снова превратились в «цветных», вызывающих антипатию и раздражение «матери-Америки». Воду с маслом невозможно смешать. Так и здесь. Бедняга филиппинец, очевидно, решил, что всем его бедам наступит конец, как только он обретет американское подданство. Он думал таким образом разом решить все свои проблемы. Став полноценным американцем, он получит все права, перед ним распахнутся двери солидных учреждений, он сможет чувствовать себя равным среди свободных американцев. Наконец — это было верхом его мечтаний, — найдет очаровательную блондинку, которая станет его женой. Но вот он обрел вожделенное американское гражданство. И что же? Оказалось, что важны не бумаги и документы, важен цвет кожи.

— Да, видно, филиппинец всегда останется филиппинцем и никогда не сможет стать американцем, — со вздохом заключил Мандо, выслушав горестную исповедь своего соотечественника, задумавшего одним росчерком пера изменить свое положение. — Даже на Филиппинах найдется немало таких людей, предпочитающих слыть иностранцами в своей собственной стране. Они и говорят, и одеваются, и ведут себя, как иностранцы. Есть целые семьи, говорящие даже дома по-английски, считающие зазорным носить национальные костюмы — «баронг тагалог», смотреть филиппинские фильмы и пьесы, читать на родном языке и даже есть рис. Выглядят они довольно смешно.

— А что же в таком случае делать мне? — спросил его вконец уязвленный и пристыженный знакомый. — Я ведь теперь человек без родины. Почти половину жизни провел на Гавайях и в Штатах. Боюсь, что, если вернусь на Филиппины, там мне будет еще хуже.

— А чего, собственно, вы боитесь на Филиппинах? Что придется отказаться от каких-то привычек? По-моему, здесь у вас трудностей вдвое больше, чем было бы на родине. Ведь на Филиппинах вы не будете подвергаться угнетению и дискриминации. Съездить за границу для расширения кругозора совсем неплохо. Но полученные знания надо использовать у себя дома. Никакая чужбина не способна заменить родины.

У собеседника Мандо на глаза навернулись слезы.

— Спасибо за науку. Я и сам так же думаю, но у меня не было уверенности в собственной правоте. Вы укрепили меня в этом решении. У меня есть профессия, есть небольшие сбережения. И если я вернусь на родину, то, надеюсь, смогу принести ей пользу.

— Война причинила огромный ущерб Филиппинам. И долг каждого сознательного филиппинца прийти на помощь своей стране в столь трудный для нее час, — добавил Мандо.

Мандо виделся с этим американским филиппинцем еще несколько раз, и тот окончательно уверовал в его правоту. В последний раз он привел к нему в отель еще нескольких соотечественников.

— Вот, они тоже надумали вернуться в Манилу, — не без гордости он представил их Мандо. — Филиппинам они не будут в тягость. Каждый хочет вложить свои сбережения в развитие отечественной промышленности.

— Очень, очень рад за вас. Желаю успеха. — И Мандо крепко пожал каждому из них руку на прощанье.

Глава тридцать девятая

Из Америки Мандо отправил сразу три письма — Магату, Тата Матьясу и Пури. Первое начиналось, как обычно:

как я тебе уже сообщал раньше, не хватит и толстой книги, чтобы описать все то, что мне довелось увидеть в разных странах, которые я посетил за это время. Мне бы очень хотелось, чтобы и тебе в будущем представилась возможность попутешествовать. Сейчас я нахожусь в Америке, и мне хочется поделиться с тобой некоторыми мыслями об этой стране.

Нет сомнения, что филиппинцам есть чему поучиться у Соединенных Штатов. Но, как отметил еще Рисаль, филиппинцы заимствуют сперва все плохое: многие филиппинцы, например, переняли у американцев их язык, моду, манеры и образ жизни, то есть вообще все то, что и перенимать-то не следует. Молодежь постепенно утрачивает интерес к нашим народным танцам, к нашей музыке и песням. Страшно даже подумать, до чего она докатится с такими наклонностями.

До войны считалось, что на Филиппинах самый высокий уровень жизни в Азии. Но, к сожалению, под этим подразумевали, что у нас в стране много автомобилей, консервов, косметики, радио- и электротоваров, много кинотеатров. Но разве этим определяется жизненный уровень? Сейчас все поголовно у нас курят американские сигареты. Редко кто отдает предпочтение отечественным. И в то же самое время мы являемся крупнейшим поставщиком табачных изделий на мировом рынке, наши манильские сигары высоко ценятся во многих странах. Но американские сигареты буквально губят нашу табачную промышленность: фабрики закрываются, рабочих вышвыривают на улицу. И это, по-моему, никого по-настоящему не беспокоит, ничего не предпринимается для оздоровления нашей промышленности.

Нагляделся я здесь вдоволь и на наших дипломатов. Послы в любой стране живут по-княжески, а жены их и вовсе как сыр в масле катаются. Как говорил мне один дипломат-американец в Вашингтоне, филиппинцы шлют сюда одну делегацию за другой с единственной целью — что-нибудь выклянчить. Но все эти займы и ссуды идут в основном на то, чтобы наши представители за границей могли соревноваться в роскоши с нефтяными магнатами с Ближнего Востока. Они обитают в самых роскошных отелях, их ноги никогда не касаются бренной земли. Единственная цель их здешнего пребывания — извлечь максимум удовольствий из жизни. По моему глубокому убеждению, большинство наших послов здесь, в Америке и в Европе, нужно отозвать и заставить пожить некоторое время в каком-нибудь филиппинском баррио. Их бессрочное пребывание за границей наносит вред не только им самим, но и престижу нашей страны.

Не думай, однако, дорогой мой друг, что здесь, в США, нет коррупции. Есть, да еще в каких масштабах! Кажется, что и это зло мы позаимствовали у них. Крадут здесь все: и частные граждане, и правительственные чиновники. И точно так же, как у нас, крупные воры редко попадают в руки правосудия. Но я все же не теряю надежды, что Филиппины ждет светлое будущее. Ведь во время нашей суровой борьбы с японцами и в особенности после нашей победы у многих раскрылись глаза. Наши неудачи и разочарования должны пойти нам на пользу. Прежде чем ребенок научится ходить, он успеет много раз упасть и набить себе достаточно шишек. Страна должна неуклонно идти вперед. Те же, кто мешает этому, рано или поздно получат по заслугам, как это уже было не однажды.

После того что я увидел и пережил здесь, за границей, скажу тебе честно, мне стыдно сознавать себя филиппинцем. Мы вроде бы свободная нация, а вынуждены по-прежнему находиться в зависимости и подчинении. А уготовили нам такую участь наши лидеры, разумеется, не без поддержки и вдохновения со стороны бывших своих хозяев.

Прости меня за длинное письмо. Как всегда твой Мандо.

P. S. У нас теперь есть новое типографское оборудование. Оно, конечно, не самое лучшее, но для наших условий вполне подходящее. В конце концов, ведь в нашем деле главное не машины, а все мы, кто делает газету. Не отчаивайся, скоро увидимся, во всяком случае, еще до того, как прибудут машины. Еще раз с приветом.

Тата Матьясу Мандо отправил коротенькую записку:

«Татанг, мое путешествие подходит к концу. Все сделал в соответствии с намеченным планом. Рад был узнать, что все живы и здоровы. Вернусь домой в самом скором времени.

Пури тоже получила маленькое письмецо:

«Моя несравненная Пури! За все долгое путешествие мне не удалось встретить девушку, которая могла бы сравниться с тобой. Рад, что мне в этом не повезло. Пожалуйста, не думай, что это вежливое преувеличение. Передай привет Тата Пастору.