Станция «Гермес» - Игорь Евгеньевич Глебов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Излохмаченные страницы исписаны убористым почерком. Диаграммы, кружочки, стрелочки, таблицы, формулы. Вопросы эндогенной регуляции… Процесс преобразования циркулирующего гомоцистеина обратно в метионин… Расщепление S-аденозилметионин на S-аденозилгомоцистеин…
На одной страничке жирным выделено:
«Триметилглицин с успехом заменяет S-аденозилметионин как донора метильной группы для биосинтеза гормонов, нейротрансмиттеров, фосфолипидов…».
Рядом пририсована формула, напоминающая ползущую змею с кислородной головкой и тройным хвостом из метильных групп.
Все это могло нести полезную информацию, но только не для Антона, который, будучи первокурсником, коллоквиум по химии сдал лишь на седьмой раз, и то благодаря чуду, когда неприступную химичку свалил грипп и ему удалось проскочить на следующий курс, так и оставшись на всю жизнь дилетантом в этой важной области естествознания.
Тем не менее он добросовестно пролистал остальные тетради, задерживая взгляд на отмеченных местах, с каждой страницей все более убеждаясь, что вся эта информация не несет для него ровно никакого смысла. С таким же успехом он мог читать в оригинале средневековую китайскую прозу. Пожалуй, больше всего эти записи походили на подробные конспекты лекций по органической химии продвинутого уровня, скорее всего, спецкурса профильного вуза.
Последняя из тетрадей отличалась от остальных. Десятки страниц были густо заполнены отрывочными специфическими сведениями по анатомии или морфологии растений. Повсюду бросались в глаза устрашающие термины вроде соматических мутаций, эпидерм, мезофилл, ксилем и флоэм. Самой понятной фразой, которая встретилась Антону, была:
«Рыхло упакованные клетки нижнего, губчатого слоя придают губчатой ткани большую поверхность благодаря развитой системе межклетников, сообщающихся друг с другом и с устьицами».
Пролистав толстую тетрадь до конца и, не встретив практически ни одного человечески-понятного слова, на самой последней странице он с удивлением прочитал выведенные крупными буквами знакомые слова:
Ключ к Нижнему миру в восьми именах: Гермес Величайший, Зевс Титаноборец, Аполлон Сребролукий, Посейдон Гиппий, Гера Волоокая, Афродита Пенорожденная, Персефона Подземная, Дионис Благосоветный.
Буквы неряшливо прыгали вверх и вниз, некоторые были обведены по нескольку раз. Тот, кто писал эти строки, явно торопился.
— Ну? — жадно спросила Графиня. — Теперь убедился? Есть там рецепт, как из свеклы шмаль гнать?
— Да уж, — после минутного ступора высказался он. — Кажется, рецептов здесь хоть отбавляй. Тут главное, разобраться с ингредиентами…
— Вот, — удовлетворенно сказала она. — Нынче любую дурь изготовить можно, если рецепт есть. Небось Лохматый забыл свои книжки впопыхах. Найди мне его, а с рецептами и разговор с серьезными людьми пойдет другой. А чтобы дело шло веселей, дам тебе надежную помощницу. Тем более, что ты с ней уже познакомился…
— С бандиткой этой вашей? Ну уж нет, спасибо, — покачал он головой. — Вообще говоря, вы правы. Кажется, что я знаю, что произошло с Велесовым.
Графиня вперила в него пронзительный взгляд.
— Продолжай…
— Точнее, я пока не понимаю, как он исчез. Но я догадываюсь, куда. И наверное, я вынужден разобраться в этой истории. Но уж точно не для того, чтобы вам угодить…
— Да что тебе нужно? — с досадой спросила она. — Чего ты ломаешься?
— Как бы вам сказать, — он вздохнул и помялся. — Просто вы, как бы это выразиться… воплощение зла.
— Воплощение… чего? — удивилась она. — Какого такого зла?
— Обычного, наверное…
Графиня замолчала, строго глядя на него поверх очков, и вдруг громко расхохоталась, вздернув острый подбородок. Пока она смеялась, Антон хмуро ждал.
— Насмешил ты меня, старую, насмешил, — призналась она, сняв очки и вытирая мизинцем выступившие слезы на глазах. — Это в каком же месте у меня располагается это твое зло?
Она протянула ему сухую ладонь и принялась загибать пальцы.
— По всем понятиям мне с тобой дел никаких иметь не положено. Ты — терпила. Будешь путаться под ногами, то можно струну на шею повесить, и никто мне за это не предъявит, потому что по сути ты грязь под ногтями. А я с тобой вежливо разговариваю, как с равным себе. Почему? Потому что добрая.
— Понятно, — сказал Антон.
— Захочу, и мои орлы из тебя отбивную по-карски сделают и вдобавок поджарят. После этой кулинарии ты все мои желания исполнять будешь, как золотая рыбка. Почему у тебя руки-ноги до сих пор на месте? Потому что душа у меня добрая.
— Об этом я тоже думал, — признался он.
— Или вот, говорят, у тебя подружка местная появилась. Хорошая девочка, деревенская, работящая. А ну как мои орлы с ней поработают? Как же ей в огороде картошку копать, например, без пальцев-то? Знаю, трудно это. Поэтому вхожу в положение. Потому что добрая…
Их разделял только стол. Ничто не мешало ему протянуть руку и ухватить ее за волосы и шмякнуть это доброе лицо по столешнице, чтобы хрустнули очки. Наверное, женщина что-то такое почуяла, потому что внезапно отшатнулась и в глазах ее блеснуло недоумение.
Где-то снаружи взревел двигатель и они услышали звук, напоминающий раскат грома с неприятным металлическим лязгом, будто слон наступил на ржавое корыто. Кажется, стены дома слегка содрогнулись. Затем рев двигателя стих, но вскоре послышался треск, словно на крышу посыпались бильярдные шары. Зазвенело разбитое стекло.
Графиня вдруг стала очень серьезной. Она отодвинула край шторы и глянула во двор.
— Да что за черт…
Не оборачиваясь, она приказала:
— От окна отодвинься. А то заденет ненароком.
В комнату влетела Богиня и, мельком зыркнув на Антона, сделала знак матери. Когда они скрылись в коридоре, к нему донеслись обрывки торопливой речи: «Облава… Менты ворота камазом проломили… из автоматов сыпят…».
Графиня быстро вернулась с побледневшим лицом и озабоченно сообщила:
— Нужно уходить, — она указала на прикрытую занавеской дверь. — Там запасной выход…
За окном раздалось несколько коротких хлопков и зазвенело разбитое стекло. Вздрогнув, Графиня как-то странно задрала голову, словно разглядывая потолок. Антон еще не понял, что случилось, растерянно наблюдая, как ее тело падает сначала на стол, а потом сползает на пол. По поверхности стола во все стороны разлетелись печеньки и яблоки. В одно из яблок попала пуля, превратив его в импровизированную фруктовую мину. Машинально стряхивая с лица яблочные ошметки, Антон мешком съехал на пол, успев заметить, как экран телевизора покрылся трещинами и изображение съежилось, вспыхнув напоследок зеленой точкой. Долгий концерт наконец закончился.
Глава 16
Дым над полем
Он уставился в окно. В шторе появилось несколько дырок. Не как решето, но порядочно. Сквозь рваные отверстия неуверенно пробивались лучи света, в которых порхали пылинки.
Графиня лежала на боку, некрасиво
