Драконы Погибшего Солнца - Маргарет Уэйс

– А кто это такие? – немедленно последовал новый вопрос.

– Прежде они называли себя Рыцарями Такхизис, но они изменили имя, когда им стало ясно, что на возвращение Владычицы Тьмы надеяться нечего.

– Что ты имеешь в виду, говоря о ее возвращении? А где она сейчас?

Герард пожал плечами:

– Наверное, там же, где и Паладайн с Мишакаль, если ты веришь в то, что болтают люди. Лично я думаю, что они жалуются на плохие времена, наставшие якобы потому, что от нас ушли Боги, вместо того чтобы поискать в этом собственную вину.

– Ушли Боги? – поразился Тас. – А когда они ушли?

– Я не собираюсь обсуждать такие глупости, – фыркнул Герард.

Тас глубоко задумался над тем, о чем только что узнал.

– Скажи, а ты часом ничего не напутал со всеми этими рыцарскими делами? – осведомился он после продолжительного молчания. – Может, это Оплот во власти Рыцарей Тьмы, а Палантас, наоборот, в руках твоих соламнийцев?

– Нет, я не напутал. О чем сожалею.

Тас глубоко вздохнул:

– Ничего не понимаю.

Герард усмехнулся и снова подтолкнул кендера, который начал было отставать, – его ноги были далеко не такими проворными, как когда-то.

– Поторопись-ка, мы уже скоро придем.

– Как, уже скоро? – кротко переспросил Тас. – А что, эти квалинестийцы тоже куда-нибудь переехали?

– Если тебе обязательно нужно это знать, кендер, то могу сообщить, что у моста нас будут ждать две оседланные лошади. А прежде чем ты задашь мне следующий вопрос, объясню, что пешком мы отправились потому, что я не состою в кавалерии. Присутствие лошади могло бы вызвать ненужные расспросы.

– У меня будет лошадь? Моя собственная? Ух, как здорово! Я так давно не катался верхом! – Тас опять остановился и, задрав голову, посмотрел на рыцаря. – Дико извиняюсь, но я поначалу подумал, что ты не разбираешься в путешествиях.

– Пошевеливайся, – последовал стандартный ответ. Тут кендеру пришла в голову новая мысль, настолько странная, что у него даже перехватило дыхание и ему пришлось некоторое время помолчать, переваривая ее.

– Я тебе совсем не нравлюсь, да? – В голосе кендера не было ни гнева, ни обиды, только безграничное удивление.

– Совсем. Не нравишься. – Герард сделал глоток из кожаного бурдючка, который затем протянул Тасу. – Если это может послужить тебе некоторым утешением, то скажу, что в этом чувстве нет ничего личного. Я испытываю одинаковую неприязнь ко всем кендерам.

Тас обдумывал услышанное, пока пил тепловатую и пахнувшую кожей воду.

– Может, я не прав, но мне кажется, что лучше бы ты не любил меня лично, а не весь мой народ. Я бы мог попытаться сделать что-нибудь со своим характером, но то, что я кендер, уже никак не исправишь. Ведь и мама у меня была кендер, и папа тоже был кендер, так что здесь уж ничего не поделаешь.

Он немного помолчал, но тут же заговорил снова, более взволнованно:

– Я, может, тоже хотел бы быть рыцарем. Правда, я почти уверен, что хотел бы. Но Боги создали мою маму очень низкорослой, и конечно, она не смогла бы произвести на свет такую орясину, как ты. Поэтому я и родился кендером. Пожалуйста, не обижайся, я могу взять назад слова насчет орясины. Еще я хотел бы быть драконидом, точно-точно, они такие чешуйчатые и ужасно злые, и еще у них есть отличные крылья. Мне всегда хотелось иметь крылья. Но родить меня с крыльями моей бедной мамочке было бы совсем трудно.

– Пошевеливайся.

– Я могу помочь тебе нести этот мешок, если ты снимешь с меня наручники, – предложил Тас, подумав, что сможет завоевать любовь своего спутника, если станет ему полезен.

– Нет, – последовал короткий ответ.

– Но за что ты не любишь кендеров? – настаивал Тас. – Флинт тоже всегда говорил, что он нас не любит, но я точно знаю, что на самом деле это было не так. Мне, правда, кажется, что Рейстлин тоже не очень любил кендеров. Я догадался об этом, когда он один раз попытался прикончить меня. Но я ему, конечно, простил это. Зато не простил того, что он сделал с бедным Гнимшем, но это совсем другая история, я тебе ее расскажу попозже. На чем я остановился? Ах да. Я хотел еще сказать про Стурма Светлого Меча. Он тоже был рыцарем, как ты, но он любил кендеров, поэтому я и удивился так, когда ты сказал, что не любишь нас.

– Твои кендеры слишком беспечны и беззаботны. – Голос Герарда звучал очень строго. – Сейчас такие тяжелые времена. И жизнь – это не забава, относиться к ней надо серьезно. Мы не можем позволить себе роскошь быть легкомысленными. Радость и веселье в наши дни неуместны.

– Если не будет радости и веселья, вот тогда, уж конечно, времена будут тяжелыми, – возразил кендер. – Чего другого тогда ожидать?

– Ты очень радовался, когда узнал, что в твоем родном Кендерморе сотни несчастных были замучены во время нападения Малистрикс? – Рыцарь говорил очень сурово. – Или когда узнал о тех, кто выжил, но был изгнан из родных мест и подвергся своего рода проклятию? Их называют «сокрушенными», потому что они узнали, что такое страх и носят теперь мечи, а не такие сумочки, как твои. Ты смеялся, когда ты узнал от этом, кендер? Может, ты пел «тра-ля-ля, как весело живется»?

Тассельхоф замер на месте и обернулся так быстро, что рыцарь чуть не споткнулся о него.

– Сотни? Сотни кендеров, убитых драконом? – Он был поражен. – Что ты хочешь сказать? Что в Кендерморе убивали кендеров? Но я не знал об этом. Я никогда ни о чем подобном не слышал! Нет, это неправда… Ты обманываешь меня… Нет, – добавил он вдруг жалобно, – я не прав. Ты не можешь солгать. Ты же рыцарь. Хоть ты и не любишь меня, но честь не позволит тебе лгать.

Герард ничего не отвечал. Положив руку на плечо Тасу, он повернул его лицом к дороге, и они зашагали дальше.

Тас почувствовал где-то, около самого сердца, странное, прежде незнакомое удушье, будто он проглотил самого большого в мире ужа. Чувство было совсем неприятным и даже ужасно противным. Тас знал, что рыцарь сказал правду. Что сотни его соотечественников погибли, страшно и мучительно. Он не знал, как именно это случилось, но был уверен, что это правда. Такая же правда, как то, что по краям дороги растет трава, и что над головой тянутся ветви деревьев, и что за их зелеными листьями сияет солнце.

То была правда этого мира, мира, в котором похороны Карамона так сильно отличались от тех, что он видел раньше. Но в том, другом, мире это было совсем не так, и похороны там были другие.

– Я как-то странно себя чувствую, – тихонько сказал Тас. – Голова кружится, что ли. Я боюсь, что меня вырвет. Если ты не возражаешь, я немного помолчу. Хорошо? Можно?

– Сделай одолжение, – сказал рыцарь и добавил свое неизменное «пошевеливайся».

Они молча пошли дальше и примерно к полудню достигли моста. Он нависал над извилистой звонкой речушкой, которая распевала свои песни у подножия Сторожевых Пиков и затем бежала вдоль Большого Южного Пути до самой реки Белая Ярость. Мост был достаточно широк, чтобы по нему могли проехать фургоны, упряжки лошадей или пройти потоки людей.