Что делать (Черновая редакция романа, варианты, наброски) - Николай Чернышевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вы, Настасья Борисовна?
- Да, Вера Павловна, была. И я была очень дерзкая, у меня не было никакого стыда, и я была всегда пьяная, - у меня оттого и болезнь, Вера Павловна, что я при своей слабой груди слишком много пила.
Вере Павловне уже раза два или три {три или четыре} случалось видеть {слышать} примеры, что девушки, которые уже давно держали себя самым безукоризненным образом, когда начиналось ее знакомство с ними, прежде когда-то вели самую дурную жизнь. На первый раз она была удивлена такою исповедью, но, {Далее начато: а. в т б. через в. скоро она} подумав над нею несколько дней, она рассудила: "А моя жизнь? грязь, {та грязь} в которой я выросла, ведь тоже была очень дурна, - однако же не прилипла она ко мне, как остаются от нее чисты сотни, тысячи женщин, выросших в семействах {в таких же семействах} не лучше моего. Что ж {Почему ж} удивительного, если из этого унижения также могут выходить {Вместо: из этого ~ выходить - было: от этого унижения могут остав} неиспорченными те, которым счастливый случай поможет избавиться от него?" И вторую исповедь она слушала, уже не изумляясь тому, что девушка, ее делавшая, сохранила все благородные свойства человека: и бескорыстие, и способность верной дружбы, и {Далее начато: способность ко} даже сохранила довольно много наивности.
- Настасья Борисовна, я имела {имела случай} такие разговоры, какой вы хотите начать. Той, которая говорит, и той, которая слушает, обеим тяжело, {Далее было: зачем же} - я вас буду уважать не меньше - скорее больше прежнего, услышав, что вы много перенесли. Но я понимаю все, и не слышав, не будем говорить об этом, {Далее было: а. я не такая б. у меня самой бы} - передо мною не нужно объясняться. У меня самой много лет жизни прошло очень в больших огорчениях, {Вместо: в больших огорчениях, - было: очень тяжело} я {я знаю как} стараюсь не думать о них {об этом и ничего} и не люблю говорить о них - это тяжело.
- Нет, Вера Павловна, у меня другое чувство, я вам хочу сказать, какой он добрый, - мне хочется, чтобы кто-нибудь знал, как я ему обязана, - а кому сказать, кроме вас? Мне этот рассказ будет облегчением. О том, какую жизнь я вела, {О том, как я жила} разумеется, нечего говорить, - она у всех таких бедных одинакова. Я хочу рассказать только о том, как я с ним познакомилась: {Далее начато: Ах, я така} об нем так приятно говорить мне. И ведь я переезжаю к нему жить, - надобно же вам знать, почему я бросаю мастерскую.
- Позвольте же, я возьму работу, - если так, если для вас рассказ будет приятен, Настасья Борисовна, {если так ~ Настасья Борисовна, вписано.} я рада вас слушать.
- Да, а вот мне и работать нельзя. Какие добрые эти девушки - нашли возможность успокоить меня, - я их буду всех благодарить, каждую. Скажите и вы, Вера Павловна, что я просила вас благодарить их за меня.
Я ходила по Невскому, Вера Павловна, - только что вышла, было еще рано, - идет студент, - я привязалась к нему, - он {Далее было: сказал: "вы видите, что [напрасно теряете] я не расположен любезничать} ничего не сказал, а перешел на другую сторону улицы. Смотрит, я опять подбегаю к нему, схватила его за руку: "Нет, я говорю, я не отстану от вас, вы такой хорошенький". - "А я вас прошу об этом, оставьте меня", говорит. "Нет, пойдемте со мною". - "Незачем". - "Ну, так {Ну, да так} я с вами пойду. Вы куда идете? Я уж от вас ни за что не отстану". Ведь я была такая бесстыдная, хуже других.
- Оттого, Настасья Борисовна, что, может быть, на самом-то деле были застенчива, совестились.
- Да, это, может быть, правда. По крайней мере на других я это видела, не тогда, разумеется, а после поняла. Так когда я ему сказала, что непременно пойду с ним, он перестал сердиться, а сказал: "Когда хотите, идите, только напрасно будет", и засмеялся - он хотел меня проучить, как после сказал, - ему было досадно, что я так пристаю. Я и пошла с ним, и говорила ему всякий вздор, - он все молчал. Вот мы пришли. По-студенческому, он уж и тогда жил хорошо, он был тогда во втором курсе, у него были хорошие уроки, он получал больше 20 рублей в месяц. Тогда он жил один. Я развалилась на диван и говорю: "Ну, давай вина". - "Нет, говорит, вина я вам не дам, а чай пить, пожалуй, давайте". - "С пуншем", - я говорю. "Нет, без пунша". Стала делать глупости, бесстыдничать. Он сидит и смеется, - да так обидно, смотрит, но не обращает никакого внимания. Теперь встречаются такие молодые люди, - ведь я, Вера Павловна, осталась приятельница с одной из тогдашних моих подруг: очень добрая и хорошая, только никак не может отстать от вина, такая несчастная, {Далее было: а тогда это было редкость} - теперь есть такие {Далее было: которые и с нами, то есть с} молодые люди, много лучше стали {стали лучше} с того времени. А тогда это было диковиной. Мне стало даже обидно, я начала ругать его: "Когда ты такой деревянный, - и выругала его, - так я уйду". "Теперь что ж уходить, - он говорит, - уж напейтесь чаю, хозяйка сейчас принесет {Было: сейчас принесут} самовар. Только не ругайтесь, {Далее было: ведь я вам говорил, что} - и все говорил мне "вы", вы лучше расскажите-ко мне, кто вы, и как с вами это случилось". - Я ему стала рассказывать, что про себя выдумала, - ведь мы сочиняем себе разные истории, и от этого никому из нас не верят, а у многих - в самом деле есть такие, у которых эти истории не выдуманы: ведь между нами бывают и образованные, и благородные. {Далее было: и только скоро} Он послушал, послушал, и говорит: "Нет, у вас {это вы} плохо придумано, я бы вот и хотел верить, да нельзя. Зачем вы лжете?" А мы уж пили чай. Вот он и говорит: "А знаете, что я по вашему сложению вижу? что вам вредно пить вино. У вас чуть ли уж грудь-то от него не расстроена, - дайте-ко я вас осмотрю", - что же, вы не поверите, Вера Павловна, ведь мне стыдно стало, а в чем моя жизнь была, {в чем ~ была, вписано.} перед этим как бесстыдничала! И он заметил: "Да нет, говорит, ведь только грудь послушать", - он во втором курсе тогда еще был, а уже много знал по медицине, он вперед заходил в науках, - стал слушать грудь. "Да, - говорит, - вам вовсе не годится пить. У вас грудь плоха". - "А как же нам не пить, - я говорю, - нам без этого нельзя". И точно, нельзя, Вера Павловна. "Так вы бросьте такую жизнь". - "Стану я бросать, ведь она веселая". - "Ну, говорит, мало веселья. Ну, теперь я делом займусь, а вы идите. Вот вам целковый, {полтин} чтобы вы не жаловались, что у вас вечер пропал". - А я швырнула {обидел} ему целковый, - ведь из нас тоже обидчивые в этом: "За что {Когда не за что} я возьму, за кого ты меня принимаешь? Чтоб я стала даром деньги брать?" Право, так и сказала: "За кого принимаешь?" - ведь вам это смешно {странно} покажется: "За кого принимаешь!" - и пошла. А он говорит: "Ну, так я вам вот что скажу: ежели когда так захотите посидеть, - только чтобы не ругаться, - так заходите"; разумеется, ему честно показалось, что я денег не взяла. "А зачем я к вам приду?" - И ушла, рассерженная, что вечер пропал, да и обидно мне было, что он такой бесчувственный. Вот, через месяц этак, случилось мне быть в тех местах; дай, думаю, зайду к этому деревянному, потешусь над ним. А это было перед обедом, я с ночи-то выспалась и не была пьяная. - Он сидел с книгою. "Здравствуй, деревянный", я говорю. "Здравствуйте. Что скажете?" - "Зашла тебя проведать". Опять стала мрачиться. "Я, говорит, вас прогоню, если вы станете эти глупости делать. Ведь я вам говорил, что не люблю. Теперь вы не пьяная, можете понимать. А вы лучше вот что подумайте: у вас лицо-то больнее прежнего, вам надо бросить вино. Поправьте одежу-то, да поговорим хорошенько". - А у меня, точно, грудь-то уж начинала болеть. - "Да как же с тобой {с вами} говорить, когда ты такой бесчувственный, {Далее было: Вот я опять, пожалуй} ты обижаешь". - "Нет, говорит, я не бесчувственный, да лучше об вас поговорим, обо мне нечего говорить". - Стал расспрашивать про грудь, опять слушал, сказал, что расстроена больше прежнего, что мне нельзя так жить; - ну, знаете, много говорил об этом, да и грудь-то у меня болела - я и расчувствовалась, заплакала, ведь умирать-то не хотелось, а он все чахоткою пугал; я расплакалась и говорю: "Да как же я такую жизнь брошу? Ведь меня хозяйка не выпустит, - я ей 17 целковых должна, - ведь нас всегда в долгу держат, чтобы мы безответны были". {Текст; ведь нас ~ были", вписан.} "Ну, говорит, у меня 17 целковых не наберется, а послезавтра приходите"; - так это мне странно показалось - ведь я вовсе не к тому сказала, да и как же этого ждать было? - да я и ушам своим не поверила, расплакалась еще больше, думала, что это он надо мной насмехается, - "грешно, - я говорю, - вам, - уж наглость {наглость-то} бросила и стала его называть "вы", - грешно вам обижать бедную девушку, когда видите, что я плачу". {Далее начато: Ну, разумеется, он} И что вы думаете, ведь долго ему не верила, когда он стал уверять, что говорит не в шутку. И что вы думаете, ведь набрал денег и отдал мне, когда я через два дня пришла. Мне и тут все еще как будто не верилось. {Далее начато: а. Выкупилась б. Только от хозяйки} "Да как же, говорю, да за что же, когда вы не хотите иметь со мною дела?" {Далее было: Да я, говорит, ведь и не дарю вам эти} Выкупилась от хозяйки. Наняла особую комнату, - но делать я ничего не умела, а наняться мне было нельзя никуда, потому что ведь у нас особые билеты, - куда с таким билетом покажешься? {Далее было: и жила} А денег нет, и жила по-прежнему, - то есть не по-прежнему, какое сравнение, Вера Павловна, {Далее было: такая жизнь еще} ведь я к себе уж принимала только своих знакомых, хороших, таких, которые не обижали, и вина у меня не было, потому какое же сравнение, и знаете? мне это уж легко было перед прежним, - только нет, все-таки тяжело, - и что я вам скажу? - вы подумаете, потому тяжело, что у меня много приятелей было, - человек пять? Нет, ведь я ко всем к ним имела расположение, так это мне было ничего, - вы меня простите, Вера Павловна, что я так говорю, только я с вами откровенна: я и теперь так думаю. Вы меня знаете, Вера Павловна, развратная ли я теперь какая-нибудь или нескромная ли? Кто, Вера Павловна, слышал теперь что-нибудь, кроме самого хорошего, - ну скажите, Вера Павловна, если бы у вас дочь была, а я была бы здоровая, - не побоялись бы взять меня в няньки, что я буду ее дурному учить?