Проказница Амора - Тина Фолсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он покачал головой.
– Нет, не в порядке. Я подверг тебя опасности. Я мог искалечить тебя или того хуже. Лучше я буду спать на диване. Закрой за мной дверь.
Амор встал, но Нина схватила его за руку, заставив остановиться. Он взглянул сначала на ее руку, а потом ей в лицо.
– Останься, – попросила она.
В его глазах была печаль.
– Нина, я не хочу подвергать тебя опасности. Если бы я знал, что такое случиться, я бы сразу же попросил тебя закрыться здесь.
Нина пододвинулась ближе к нему.
– Ты не виноват. Прошу, вернись в постель. Мне холодно без тебя.
Она быстро скользнула рукой к его груди. Нина почувствовала странную потребность защитить его. Защитить вампира?
– Обними меня и расскажи о своем кошмаре. Я знаю толк в них. Сейчас ты не должен быть в одиночестве.
Ее собственные ночные кошмары всегда пугали её, а одиночество после пробуждения в середине ночи пугало еще сильнее.
Так почему для вампира должно быть иначе?
Нежелание Амора вернуться в кровать было очевидным, но тем не менее он позволил втащить себя обратно. Нина прижалась телом к его теплой коже.
– Как так, ты что не знал?
– Я знал о кошмарах, конечно, но не то каким жестоким я становлюсь. Я всегда сплю один.
До нее дошло.
– Ни одна из тех женщин никогда не оставалась тут с тобой?
Амор покачал головой.
– Я никогда не чувствовал потребность на самом деле спать с женщиной. И когда я говорю "спать" я не подразумеваю секс. Я не спал в объятиях с женщиной с того времени как был человеком.
– Ох. – Весь ее гнев о тех многочисленных женщинах, с которыми он занимался сексом, улетучился. Внезапно, ей стало слишком неловко спросить его почему он никогда не проводил ночи с женщиной в своей постели.
Или может быть это не была застенчивость. Возможно она просто не хотела слишком много о нем знать. Нина не хотела давать себе ложные надежды, что что-то особенное происходит между ними.
Она подняла руку и погладила его по щеке.
– Расскажи мне о своем кошмаре.
– Я не уверен, что это то, что ты хотела бы обо мне узнать.
– Почему нет?
– Потому что это то, что я сделал в прошлом, что-то ужасное.
Учитывая, что он был вампиром, она не думала, что есть еще что-нибудь, что может ее действительно шокировать.
– У нас у всех есть скелеты в шкафу. Возможно пришло время тебе поговорить о своих.
– Ты говоришь, как мой мозгоправ.
Его откровение удивило ее.
– У тебя есть мозгоправ?
– Был, но он не особо смог помочь мне.
– Тогда что ты потеряешь если расскажешь мне?
Он долго смотрел на нее.
– Ничего, я думаю. Однажды ты все равно об этом узнаешь. Так почему не сейчас? – Амор поцеловал ее в лоб. – Пообещай мне кое-что. – Нина озадаченно на него посмотрела. – Пообещай мне, что бы ты обо мне не подумала после этого, ты не убежишь. Я все еще тут чтоб защищать тебя – даже от себя самой если понадобиться.
– Я не убегу.
Он кивнул и тяжело сглотнул прежде чем посмотреть прямо ей в глаза.
– Я совершил ужасное преступление. Я убил своего младшего сына.
На мгновение в комнате воцарилась абсолютная тишина. Амор не дышал.
– О, Боже мой. – Больше она ничего не могла сказать – у нее во рту пересохло. Его откровение засело глубоко внутри.
Нина почувствовала, как он отстранился, но сильнее сжала его руку. Она знала, что если отвергнет его сейчас, то он с этим не совладает.
– Как это произошло?
– Это была моя первая ночь как вампира. Я понятия не имел какие во мне произойдут перемены. Жажда крови, ужасная жажда – я не знал, как ей противостоять. Жан-Филиппу было всего три. Он доверял мне. – Голос Амора надломился.
Нина крепко обняла его, поглаживая по широкой спине. Он был отцом – у него была жена, ребенок. Она бы никогда не подумала. Внезапно она увидела его другими глазами. Он раньше о ком-то заботился. Однажды любил кого-то.
– Ты не хотел этого делать. Вампир, который тебя обратил, нужно его винить.
Амор отстранился от нее.
– Нет. Меня нужно винить. Может я и не просил, чтоб меня обратили, но я спровоцировал это.
– Спровоцировал это, как?
– Я думал, что это поможет моей семье. Я не мог содержать их, но затем мужчина предложил мне сделку. Я согласился, полагая, что смогу сделать лучше и для них, и для себя. В его устах это звучало так просто. Он готов был заплатить мне, чтобы покормиться от меня, но он не сдержал свое обещание, и вместо этого обратил. Я не знал о жажде, как она будет управлять мною. Когда я вернулся домой в ту первую ночь после обращения, Жан-Филипп стоял в дверях, встречал меня. Я был ненасытен, такой голодный. – Амор запустил руки в волосы, в глазах было видно терзание. – Я поддался жажде крови. Нина, я высушил его. Своего собственного сына. Я монстр. – Нина хотела его утешить, но он удержал ее, как будто не заслужил сочувствие. – Когда моя жена увидела, что произошло, она прокляла меня, а затем сбросилась с церковной башни. Она убила себя, потому что не могла вынести потери нашего сына. У нее было право меня ненавидеть. Я ненавидел сам себя. – Он замолчал. – Это она наградила меня этим так-называемым даром.
– Даром?
– То, что я могу чувствовать эмоции других людей. Она прокляла меня. Хотя и не была ведьмой. Тогда существовало поверье, если ты желал зла другому всем сердцем и душой, а затем убивал себя, твое желание превращалось в проклятие. Так и случилось. Она прокляла меня, прокляла так же, больше никогда не любить. Теперь ты знаешь.
– Никогда снова не любить?
Амор кивнул и тяжело сглотнул.
– Знаешь почему я живу в самой захудалой части города? Потому что я не заслуживаю ничего лучше. По крайней мере среди менее удачливых людей в этом городе я чувствую себя дома. Я чувствую их боль, их гнев. В этом гадюжнике не особо много любви. Мне не часто напоминают о том, чего я не могу чувствовать. Так легче.
Нина взяла его огромную руку в свою и сжала.
– Амор, почему ты так строг к себе?
– Почему? Потому что каждую ночь я вспоминаю, что натворил, и каждую ночь я хотел бы все повернуть время вспять и вернуть его. Вернуть их обоих. Но я не могу. Я убил их обоих.
Она положила голову ему на плечо.
– Разве ты не достаточно долго уже раскаиваешься в этом? Когда это все произошло?
– Более 400-сот лет назад.
Нина вздохнула.
– Даже убийцы люди часто выходят на свободу через 30 или 40 лет. Ты был в этой тюрьме более 400 лет.
– И лучше не становиться. Ничего не поменялось. Мой сын все еще мертв, и я все еще его убийца.
– Ты не мог себя контролировать. В человеческом суде они бы назвали это смягчающие обстоятельства.