Истинная правда. Языки средневекового правосудия - Ольга Игоревна Тогоева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возникает, однако, вопрос: откуда мотив убийства младенцев (с последующей передачей или посвящением их дьяволу) проник в хроники Жана Шартье и Ангеррана де Монстреле? Эти авторы писали в 40-е гг. XV в., когда мало кто во Франции располагал необходимой суммой знаний о ведьмах и их преступлениях. Кроме того, ни в материалах судебных дел, ни в демонологических трактатах не упоминался мотив убийства беременных женщин. Не мог ли он возникнуть из какого-то иного источника?
Как мне представляется, таким источником для наших хронистов могла стать собственно средневековая литература, в которой данный сюжет был хорошо разработан[672]. Уже с XII в. мотив посвящения неродившегося ребенка Нечистому был широко известен во Франции, в частности, благодаря истории Роберта Дьявола. Печальная участь постигла его самого и повлияла на всю его последующую жизнь. Как сообщал Этьен де Бурбон, составивший свой сборник поучительных «примеров» между 1250 и 1261 гг., Роберт «начал с того, что кусал своих кормилиц за грудь, а затем стал убивать всех, кто осмеливался ему возражать, красть девственниц и даже замужних женщин и насиловать их»[673].
Этот сюжет не оставил равнодушными многих средневековых авторов. Роберту был посвящен роман, написанный по-французски в конце XII – начале XIII в. В начале XIV в. он упоминался в «Хрониках Нормандии» как один из известных нормандских рыцарей, а Жан Гоби – вслед за Этьеном де Бурбоном – включил рассказ о нем в сборник своих exempla.
Тогда же была создана рифмованная история о Роберте (Dit), которая легла в основу пьесы-миракля – Le Miracle de Nostre Dame de Robert le dyable. Впервые ее напечатали в 1496 г. в Лионе, а затем переиздавали по крайней мере 11 раз до 1580 г.[674] Тот же миракль входил и в широко известный сборник Miracles de Notre Dame par personnages (XIV в.), который начинался с другой, но очень близкой к нему истории о ребенке, отданном дьяволу[675].
На основании этого сюжета в середине XV в. была создана мистерия (Муstère d’un jeune enfant donné au diable), в прологе к которой говорилось: «Здесь начинается мистерия или миракль о славной Деве Марии, рассказывающая о маленьком ребенке, посвященном его матерью дьяволу еще до его рождения (que sa mère donna au dyable quant il fut engendré)»[676].
Что же касается мотива убийства беременных женщин (бытовавшего, как представляется, отдельно от мотива убийства новорожденных детей), то и он получил весьма интересное развитие – причем именно в бретонской литературе. Речь шла о легендарном короле Коморе, якобы правившем в Бретани в VI в.[677] Его история была представлена в источниках в двух, по-видимому, связанных друг с другом, версиях.
Алан Бушар кратко упоминал Комора в своей хронике (конец XV – начало XVI в.). Он сообщал, что этот король собирался жениться на св. Трифимии – дочери Героха, графа Ваннского. Он посватался к ней, сыграл свадьбу, и через некоторое время его супруга почувствовала себя беременной. Однажды в часовне, где она молилась, ей явились призраки семи жен короля и стали уговаривать бежать прочь от мужа, говоря, что ей угрожает опасность. Так и произошло – Комор убил свою беременную супругу. Но отец последней обратился с просьбой к св. Гильдасу, и тот оживил королеву[678].
Более интересный вариант этой истории принадлежал некоему Альберту Великому, священнику из Морлекса, который поместил его в свое «Жизнеописание святых Бретани», составленное в 30-х годах XVII в.[679] Здесь Комор превращался в графа Корнуальского, «злобного и порочного сеньора» (meschant et vicieux seigneur), желающего жениться на старшей дочери Герока – Трифинии. Он осмелился просить ее руки, но старый граф отказал Комору «по причине чрезвычайной жестокости, с которой тот обращался с другими своими женами, приказывая убивать их самым бесчеловечным образом, как только они становились беременными»[680]. Комор не признавал также церковного брака, и его избранницы «находились скорее на положении любовниц, нежели законных супруг»[681].
Огорченный отказом, Комор прибег к помощи св. Гильдаса, настоятеля местного аббатства. Тот отправился к Героку и уговорил его отдать свою дочь замуж при условии, что, «если граф Корнуальский будет плохо с ней обращаться, как он делал это с другими своими женами, он будет обязан вернуть ее [отцу] по первому же требованию»[682]. Комор женился на Трифинии, и все шло хорошо, пока женщина не поняла, что ждет ребенка. Вне себя от ужаса, она попыталась бежать из замка своего мужа рано утром, пока тот спал. Однако Комор проснулся и бросился за ней в погоню: «Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову»[683]. Безутешный Герок обратился за помощью к св. Гильдасу, который оживил Трифинию, которая позднее родила мальчика, а затем ушла в монастырь. Аббат же направился к Комору и бросил в него «горсть пыли» (une poignée de poussiere), которая тяжело ранила графа Корнуальского. На этом рассказ заканчивался.
Помимо подробно разработанного здесь мотива убийства беременных женщин, история Комора интересна для нас и с другой точки зрения. Именно она, как мне представляется, способна поставить под сомнение версию о том, что Жиль де Ре являлся прототипом героя сказки Шарля Перро.
В современной литературе уже высказывалось предположение о том, что сказка о Синей Бороде складывалась на основе легенды о короле Коморе[684]. На мой взгляд, эта гипотеза действительно заслуживает внимания. Во-первых, мы имеем дело с персонажем бретонской истории (или, вернее, бретонского фольклора). Во-вторых, изначально его история никак, по всей видимости, не была связана с процессом Жиля де Ре. Хотя мы не знаем точно, когда возникла эта легенда, но даже в XVI в. в ней не появилось никаких упоминаний о нашем герое[685]. Наконец,
