Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *[186]
Осенний воздух чист,Шумна грачей ночевка,Любой летящий листТревожен, как листовка
С печатного станка,Станка самой природы,Падение листкаЧуть-чуть не с небосвода.
Прохожий без трудаПрочтет в одно мгновенье,Запомнит навсегдаТакое сообщенье.
Подержит на ветруСкрещенье тонких линий,И рано поутруНа листья ляжет иней.
1964
* * *[187]
Он чувствует событья кожей.Что цвет и вкус?На озарение похожаПодсказка муз.
Его пространство безвоздушно,Должна уметьОдной природе быть послушнойПластинки медь.
Сожмется, точно анероидВ деленьях шкал,Свои усилия утроит,Ловя сигнал.
И передаст на самописцыЗемной секрет,Оставит почерком провидцаГлубокий след.
1964
* * *[188]
Б. Пастернаку
От кухни и переднейПо самый горизонтИдет ремонт последний,Последний мой ремонт.
Не будет в жизни болеСтроительных контор,Починки старой боли,Крепления опор.
Моя архитектураОт шкуры до нутраВо власти штукатура,Под игом маляра.
И плотничьи заплатыНа рубище певца —Свидетельство расплатыС судьбою до конца.
От кухни и переднейПо самый горизонтИдет ремонт последний,Последний мой ремонт.
1964
* * *[189]
Выщербленная лира,Кошачья колыбель, —Это моя квартира,Шиллеровская щель.
Здесь нашу честь и местоВ мире людей и зверейОбороняем вместеС черною кошкой моей.
Кошке — фанерный ящик,Мне — колченогий стол.Кровью стихов настоящихГусто обрызган пол.
Кошка по имени МухаТочит карандаши,Вся — напряженье слухаВ темной квартирной тиши.
1964
ТАРУСА[190]
Карьер известнякаРайонного значенья,И светлая рекаСтаринного теченья.
Здесь тени, чье родствоС природой, хлебом, веройЖивое существо,А вовсе не химера.
Не кладбище стихов,А кладезь животворный,И — мимо берегов —Поток реки упорный.
Хранилище стихаПредания и долга,В поэзии ОкаЗначительней, чем Волга.
Карьер известнякаРайонного значенья,И светлая рекаСтаринного теченья.
1964
* * *[191]
Я — северянин. Я ценю тепло,Я различаю — где добро, где зло.Мне нужен мир, где всюду есть дома,Где белым снегом вымыта зима.
Мне нужен клен с опавшею листвойИ крыша над моею головой.Я — северянин, зимний человек,Я каждый день ищу себе ночлег.
1964
* * *[192]
Вчера я кончил эту книжкуВчернеОсадка в ней немного лишкуНа дне.
В подножье строк или палатокГранит.Нерастворимый тот остатокХранит.
Стиха невозмутима мера —ОнаДля гончара и для ГомераОдна.
1964
* * *[193]
Я не искал людские тайны,Как следопыт.Но мир изменчивый, случайныйМной не забыт.
Тепло людского излученьяВ лесной глуши,Земные донные теченьяЖивой души.
И слишком многое другое,О чем нет слов,Вставало грозное, нагоеИз всех углов…
1964
* * *[194]
Рассказано людям немного,Чтоб грозная память мояНе слишком пугала тревогойДороги житья и бытья.
И я поступил не случайно,Скрывая людские грехи,Фигурами умолчаньяМои переполнив стихи.
Достаточно ясен для мудрыхЛирический зимний рассказО тех перламутровых утрах,О снеге без всяких прикрас.
Но память моя в исступленье,Но память вольна и сильна,Способна спасти от забвеньяСокровища с самого дна.
1965
* * *
Не линия и не рисунок,А только цветРасскажет про лиловый сумрак,Вечерний свет.
И вот художника картиныСо стен квартирЗвучали как пароль единыйНа целый мир.
И слепок каменной химерыДрожал в руке,Чтоб утвердился камень верыВ моей строке.
1965
НЕРЕСТ[195]
Н. Столяровой
Закон это иль ересь,Ненужная морям,Лососей ход на нерестСредь океанских ям.
Плывут без карт и лоцийИ по морскому днуПолзут, чтоб поборотьсяЗа право быть в плену.
И в тесное ущельеВорваться, чтоб сгореть —С единственною целью:Цвести — и умереть.
Плывут не на забаву,Плывут не на игру,Они имеют правоВ ручье метать икру.
И оплодотвореньяНемой великий мигВойдет в стихотворенье,Как боль, как стон и крик.
У нерестилищ рыбьих,Стремясь в родной ручей,Плывут, чтобы погибнутьНа родине своей.
И трупы рыб уснувшихВидны в воде ручья —Последний раз блеснувши,Мертвеет чешуя.
Их здесь волна качалаИ утопила здесь,Но высшее началоВ поступках рыбьих есть.
И мимо трупов в руслоПлывут живых рядыНа нерест судеб русских,На зов судьбы — беды.
И люди их не судят —Над чудом нет судей, —Трагедий рыбьих судеб,Неясных для людей.
Кипит в ручье рожденьяЛососей серебро,Как гимн благодаренья,Прославивший добро.
1965
* * *[196]
Кета родится в донных стойлахНезамерзающей реки,Зеленых водорослей войлокОкутывает родники.
Дается лососевой рыбеВ свою вернуться колыбель.Здесь все в единстве: жизнь и гибель,Рожденье, брачная постель.
И подвиг жизни — как сраженье:Окончив брачную игру,Кета умрет в изнеможенье,На камень выметав икру.
И не в морской воде, а в преснойЖивотворящий кислородДает дышать на дне чудесноИ судьбы двигает вперед.
1965
* * *
Я ищу не героев, а тех,Кто смелее и тверже меня,Кто не ждет ни указок, ни вехНа дорогах туманного дня.
Кто испытан, как я — на разрывКаждой мышцей и нервом своим,Кто не шнур динамитный, а взрыв,По шнуру проползающий дым.
Средь деревьев, людей и зверей,На земле, на пути к небесам,Мне не надо поводырей,Все, что знаю, я знаю сам.
Я мальчишеской пробою сталМерить жизнь и людей — как ножи:Тот уступит, чей мягче металл, —Дай свой нож! Покажи. Подержи.
Не пророков и не вождей,Не служителей бога огня,Я ищу настоящих людей,Кто смелее и тверже меня.
1965
* * *[197]
Как гимнаст свое упражнение,Повторяю свой будущий день,Все слова свои, все движения,Прогоняю боязнь и лень.
И готовые к бою мускулыКаждой связки или узлаНаполняются смутной музыкойПоединка добра и зла.
Даже голос не громче шепотаВ этот утренний важный миг,Вывод жизни, крупица опыта.Что почерпнута не из книг.
1965
