Имею право сходить налево - Григорий Славин

Думаю, эти разлуки – и чем дольше они будут, тем лучше – им обоим на руку. Они начинают вспоминать, что любят друг друга, и не представляют себя раздельно. Но Грише затянувшееся расставание нынче больше на руку, чем Кире. На руку – чтобы не сказать больше.

Ковер Гриша и Гера вынули из машины и забрали с собой. «Крузер» все одно не угонят – с такими приметами никто не рискнет его даже не красть, а покупать за запчасти. А вот ковер – хотя смутная и непонятная, но все-таки надежда на наше социальное оздоровление. И, потом, больших денег он, наверное, стоит. Хотя вид у него – я бы в гараже не постелил.

В санатории Антоныч снова от нас отделился. Как и любой оттянувший срок, он теперь думал только об одном – о Вере Николаевне. Его отсутствие и задало, видимо, тему разговора среди нас, оставшихся в номере.

– Не понимаю я этих настроений, – говорит Гриша, потягивая кофе из фарфоровой чашечки. В ресторане этого пансионата чашечки фарфоровые. – Как можно с женщиной играть в шахматы? Не под стволом ружья, не на пьяную голову, а совершенно трезвым и без принуждения – много лет подряд? Что-то противоестественное есть в этом, вы не находите?

– Ну, может быть, Вера не интересует Антоныча как половой партнер, – замечает Гера.

– Ерунда полная. Во-первых, Верочка кого угодно может заинтересовать как партнер. Во-вторых, если меня, к примеру, женщина не интересует, какого черта я буду с ней в шахматы играть?

В Гришиной уверенности есть разумное начало. И вообще, это же оскорбление женщины – играть с ней в шахматы. Расставляя фигуры и ходя конем, ты как бы объясняешь ей, что ни на что больше она не годится.

– Может, Антоныч просто не догадывается, что ей не в шахматы с ним играть хочется? Заметили – это она его пригласила, а не он ее? Мужик он статный, и она как бы намекает ему: а не поиграть ли нам в шахматы?..

– И так пять лет? – спрашиваю я.

– Может, Антонычу подсказать?

– А он снова рассердится, – пообещал Гера. – В каждом из нас есть странности. Я вот спонсировал литературный клуб. А Антоныч играет с Верочкой в шахматы.

– Но это же ненормально?

– Нормально, – говорю я, – если Верочка продолжает с ним играть.

– Может, она ему просто отказать не может? – Гриша поднимается, чтобы налить из кофейника еще.

– Не могла бы, он бы с ней не в шахматы играл.

– Предлагаю сходить к Верочке, – Гера кусает губу. – Нужно отозвать Антоныча и сказать, что нам горько смотреть на эти рокировки, мы удручены.

– В том смысле, что нам пора валить отсюда, пока снова не засекли?

– Вот именно.

Гриша огорчен. Кофе ему понравился, но смаковать некогда – мы поднялись и задвинули стулья.

– Нет, это ненормально, – говорит он, когда мы вошли на второй этаж. – Я так понимаю… Вот захотелось Верочке Антоныча… очень захотелось. Но женщина она скромная, субтильная и сказать: «Антоныч, возьми меня» – не может. И она ему говорит, надеясь на понимание: «А не поставить ли нам сицилианскую защиту?» Антоныч понимает, что женщина к нему тянется, и тоже испытывает страсть. Но, как человек порядочный, он не может сказать: «Верочка, давай-ка я возьму тебя?» И вот расставляют они фигуры… И Верочка говорит: «Пешкой иду…» То есть – смотри, я вся такая беззащитная, маленькая, трепетная и ни в коем случае не давлю на тебя. Хочешь – руби. Я согласная. Антоныч понимает это, но все еще колеблется.

– И слоном так по диагонали, – добавляет Гера, – нежно и тихо: «Шах…»

– А Верочка, вместо того чтобы сдаться, заслоняет короля ладьей. Машинально. Нет ничего хуже доступной женщины. И Антоныч, видя крепость, вместо того чтобы взломать оборону, уже сомневается – а так ли доступна Верочка, как ему кажется?

– И продолжается это пять лет, – снова говорю я.

Полные убеждения, мы дошли наконец до кабинета Веры Николаевны. Гера заглянул внутрь, и на мгновение мы потеряли его из виду. Он как бы находился меж двух пространств, не принадлежа ни одному. Когда же снова появился в коридоре, взгляд его был беспомощен и мутен. Он снова потянул дверь на себя и снова заглянул. Грише это надоело, и он попытался зайти внутрь вместе с Герой. Но произошло неожиданное. Несмотря на клятву никогда не вставать на пути друг друга, данную нами около тридцати лет назад, Гера оттолкнул Гришу, закрыл дверь и расставил руки в стороны.

– Они заняты.

– Да брось ты! – усмехнулся Гриша и снова превратился в бульдозер.

Гера выбросил вперед руку.

– Я не понял… – озадаченно пробормотал Гриша.

– Туда нельзя.

– Почему? – удивился я. Поведение Геры и мне показалось странным.

– Она ставит ему…

– Мат?

– Нет, – решительно отрезал Гера.

– Шах? Укол? – спросили мы с Гришей по очереди.

– Товарищи… – заговорил вдруг Гера языком замшелого партократа. – В такие минуты человека даже змея не жалит.

Гриша продолжал откровенно тупить, в меня же начало прокрадываться озарение. Как бы то ни было, голова посветлела.

– Это не тот случай, – спросил я Геру, – когда на Руси в церквях даже в колокола не били, чтобы не мешать нересту осетровых?

Гера, подумав, коротко кивнул.

– Ах он, мерзавец… – восхитился я. – Он всех провел!

Мы топтались в коридоре, в растерянности поглядывая друг на друга. Длилось событие, и событие это было для нас куда более значительное, чем обращение Савла в Павла для христианства. Означало оно только одно: все годы работы в санатории и все годы после Антоныч и Вера играли в шахматы, и ни один из медицинских работников, не говоря уже о постояльцах, не догадывался, чем они занимаются на самом деле. Я пытался вспомнить хотя бы отдаленный пример такой конспирации, но у меня не получилось. Даже главный конспиратор всех времен и народов Ленин не сумел сохранить в тайне связь с Арманд. Принцессу Диану – и ту застукали на грешном. А Антоныч…

Мы вернулись в номер и дождались там самого великого вруна за всю историю человечества. Едва он вошел, Гриша произнес:

– «У нас в пансионате с Верочкой была традиция».

– «Да никто никого, мы просто играем», – добавляет Гера.

– Это вы о чем? – с неподдельным удивлением интересуется Антоныч. Снимая брюки и поднимая с кровати полотенце, он обводит нас взглядом.

– Какая наглость… – изумляется Гера.

– Вы что, белены объелись?

Я смотрю на Геру.

– Тебя же только что застукали! – выдыхает он.

– Застукали?.. На чем?

Антонычу нужно отдать должное. Голыми руками его не возьмешь. Его можно взять голыми ногами, но не нашими.

– Послушай… – бормочет Гера, бледнея. – Но я же своими глазами видел, как вы… Как она…