Эмигрантка в стране магазинов - Диана Луч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К слову, на фоне общественного несогласия с разного рода вольностями больше всего до сих пор достается однополым супружеским парам. При этом мужчинам, как всегда, повезло больше. Парня, интересующегося другими парнями, называют красивым словом «гей». Помните, как в стихах у Сергея Есенина: «Гей ты, Русь моя родная!» Согласитесь, что есть в этом слове нечто размашистое, мощное, одухотворенно-романтическое. А как называют девушку, которая полюбила другую девушку? Лесбиянка. Это слово, даже при всем моем уважении к представительницам сексуальных меньшинств, навевает неприглядные рифмы: болванка, лоханка, консервная банка… Впрочем, и многие другие стереотипы длинной чередой тянутся еще со времен Домостроя. Взять хотя бы такой – когда пожилой мужчина женится на молоденькой девушке, то общественная мораль им обоим восторженно аплодирует: «Ах, какая прекрасная пара, она его заряжает молодостью и задором, а он передает ей свою мудрость и жизненный опыт!» Но когда пожилая женщина встречается с молодым человеком, каково об этом мнение общественности? Правильно: «Развратная старуха соблазнила пацана». Все эти схемы восприятия человеческих отношений, к сожалению, сохранились до наших дней, как то слово, написанное пером, которое не вырубить топором. И все же оставаться всю жизнь самим собой и не изменить собственным чувствам – это великое искусство. И дай бог, чтобы все это когда-нибудь поняли!
* * *После восстановления отношений со своим мужем я вновь зажила регулярной половой жизнью, и вместе с этим возникла насущная необходимость посетить гинеколога. Вскоре я выяснила, что врачей данного профиля, включенных в обязательное медицинское страхование, в Стране Магазинов было всего три. И вот, записавшись на прием, я приготовилась к полугодовому ожиданию своего будущего визита. Без очереди принимали только беременных, а таковой я на тот момент не являлась. И чтобы за шесть месяцев не забыть о дне назначенного визита, мне пришлось отметить эту знаменательную дату буквально на всем, куда я периодически заглядывала: на настенном календаре, на папке с документами, в рабочих файлах компьютера, на записке, прикрепленной магнитом к холодильнику и даже на книжной закладке. Наконец спустя шесть месяцев наступил тот день, когда я удостоилась чести присоединиться к желающим узнать, в каком состоянии находятся их репродуктивные органы.
Весь путь к гинекологическому кабинету я проделала в приподнятом настроении, однако, когда в зале ожидания лицом к лицу встретилась с толпой порядка двадцати женщин, оно у меня сразу же улетучилось. Заметив мою растерянность, черноволосая девушка, ближе всех стоявшая к двери гинекологического кабинета, грубовато у меня поинтересовалась: «Тебе на какое время назначили?» – «На десять», – ответила я. «Уф-ф-ф! До тебя еще далеко, жди, – махнув рукой, подытожила она. – Только что зашла женщина, которой было назначено на восемь тридцать, так что…» Ее «так что» я интерпретировала, как «ждать придется долго» и, в слегка раздосадованном настроении, прошла в туалет женской консультации, который с порога поразил меня удивительной нечистоплотностью. «Ничего себе Авгиева конюшня…» – подумала я. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Ведь стоявшие в очереди женщины от жары постоянно вливали в себя жидкость, а после этого, естественно, шли в сортир, который по посещаемости запросто мог посоревноваться с вокзальным, правда, в отличие от последнего, мыли его всего лишь раз в сутки.
Чтобы хоть как-то убить время, я решила последовать примеру других пациенток, периодически спускавшихся на первый этаж, где стоял кофе-автомат, рядом с которым на креслах и диванах лежала куча затертых до дыр газет и журналов. С того момента каждые полчаса, напившись кофе и начитавшись стародавней прессы, я поднималась к кабинету гинеколога, где вновь кто-нибудь сообщал неутешительную новость: «Только что прошла женщина, которой было назначено на девять, а сразу за ней без очереди пройдут еще две беременные. Нас медсестра об этом предупредила». И тогда я возвращалась обратно в «читальный зал», где, в отличие от зала женской консультации, во всяком случае было куда присесть. В последнем стоял от силы десяток стульев, которые, согласно нормальной человеческой логике, уступались только беременным женщинам. В случае же, если таковых было больше, чем сидячих мест, то предпочтение отдавалось лишь глубоко беременным, то есть тем, чья беременность была более чем очевидна. Узнав, что посещения гинеколога мне еще ждать и ждать, я удрученно возвращалась к кофейному автомату и уже не раз прочитанной прессе, а через некоторое время снова шла в туалет, пока наконец до меня не дошла очередь. И вот, когда медсестра открыла дверь и выкрикнула мою фамилию, в ответ на ее зов я ворвалась внутрь кабинета как ураган.
Сидевшая там за большим письменным столом пожилая женщина-врач, приподняв с глаз очки, задумчиво на меня посмотрела и спросила: «Ты в порядке?» Я быстро, без запинки, ответила: «Да, конечно». Но повернувшись к висящему на стене зеркалу и увидев свое лицо, тут же засомневалась в правильности только что данного ей ответа. Из зеркала на меня смотрела полуобезумевшая я. Надо заметить, что подобный вид ошарашил бы кого угодно. По причине кофейной передозировки, глаза у меня увеличились в размере приблизительно вдвое, частично выкатились из орбит и сверкали лихорадочным блеском, а кисти рук подрагивали, как у видавшей виды наркоманки. В довершение ко всему прочему при попытке присесть на предложенный мне стул я очень неуклюже споткнулась и чуть было не упала. Врач снова посмотрела на меня оценивающим взглядом, задала пару стандартных вопросов, а потом предложила пройти в соседнее помещение для осмотра на гинекологическом кресле. Я стала раздеваться, но не тут-то было. Проклятый кофеин превратил мои руки в крюки, которые то и дело застревали в молнии и никак не хотели развязывать шнурки на кроссовках и расстегивать пуговицы на кофте. Наконец дело осталось только за трусами, и, сидя на гинекологическом кресле, я принялась их с себя стягивать. Вдруг прямо у меня за спиной раздалось: «Ну что, ты готова?» От неожиданности я вздрогнула и, сама того не ожидая, судорожным, «наркоманским» движением руки зацепила натянутые между ступнями ног эластичные трусы, с силой оттянула их назад и столь же неожиданно отпустила, в результате они со скоростью космической ракеты взмыли вверх и повисли прямо надо мной на освещавшей помещение круглой лампе.
Слегка ошарашенная этим зрелищем врач-гинеколог проронила: «Ничего себе! Такого здесь еще не было», и как завороженные мы с ней уставились на мои трусы красного цвета, повисшие на ламповом рожке. После длительной паузы врач позвала медсестру и попросила ее с помощью швабры или щетки «снять оттуда это безобразие». А я, стоя рядом в чем мать родила, прикрыла себе срамные места кофточкой в ожидании, чем же дело закончится. Вошедшая в смотровую медсестра вытаращила глаза на повисшие на лампе трусы и пару раз неприлично хихикнула, а потом залезла на гинекологическое кресло и попыталась их оттуда сбить с помощью щетки на длинной палке, однако безрезультатно. Спустившись с кресла, она промолвила: «Н-да, никак не получается. Ну, ничего, подождите, я сейчас приду», – и через несколько минут вернулась с другой медсестрой, по-видимому, работавшей в соседнем кабинете, в руках у которой было еще одно длинное приспособление для мытья, наподобие швабры. После нескольких попыток дотянуться им до трусов приглашенная на помощь девушка задумчиво произнесла: «Эх-х-х, нам бы сюда высокого человека. Посмотри-ка, может, в коридоре такая пациентка найдется!» Гинекологическая медсестра приоткрыла дверь, из-за которой послышались недовольные голоса: «Ну что же так долго?! Когда же та девушка, в конце-то концов, выйдет?» – «Когда выйдет, тогда и выйдет! – бросила она толпе, хлопнув дверью перед носом у пациенток, и, повернувшись к своей напарнице по работе, подытожила: – Там все нормального роста, высоких нет. Слушай, а может, кто-нибудь из наших поможет?» К счастью, приглашенная на помощь коллега вспомнила, что в лаборатории на третьем этаже работает очень высокая санитарка, и они вдвоем отправились на ее поиски. Я же в это время приблизилась на цыпочках к сидящей в приемном кабинете врачу и виноватым голосом спросила: «Так мне, наверное, стоит одеться?» «Подожди немного, – ответила гинеколог, – может, они твои трусы сейчас достанут». Прошло минут пятнадцать, и в помещение, где находилось гинекологическое кресло с висящими над ним моими трусами, вошли сразу шесть человек: пять женщин и один мужчина, относительно которого медсестра сразу меня предупредила: «Не пугайся, он – врач». Правда, высокого роста среди них была всего одна – здоровенная не только ввысь, но и вширь женщина. Далее весь этот медицинский персонал, вооружившись швабрами и щетками на длинных ручках, не теряя времени, приступил к делу. Забравшись на стулья и гинекологическое кресло, сначала они попытались дотянуться уборочным инструментарием до висящих на лампе трусов, что со стороны, надо сказать, выглядело зрелищем не для слабонервных. В тот момент я даже забыла, что сижу в первозданном виде и только молилась Богу, чтобы под высоченной и весящей центнер мясистой теткой не рухнуло гинекологическое кресло, на котором она, в дополнении ко всему прочему, периодически подпрыгивала. Через некоторое время кто-то из женщин предложил: «А давайте трусы ветром собьем!» Врач мужского пола засомневался: «Не думаю, что это поможет. Так просто они оттуда не слетят. Если только от потока ветряной мельницы или воздушной струи самолета, но здесь у нас больница, а не аэропорт». И все-таки они решили попробовать. Взобравшись на стулья, медики разом принялись совершать ритмические круговые движения швабрами и щетками, отчего в помещении сразу стало прохладно, однако на злополучные трусы это никак не подействовало. Падать с лампы они, по-видимому, не собирались. После нескольких попыток создания ветрового потока медсестра женской консультации с ехидцей поинтересовалась у меня: «Ты жвачку что ли в трусах носишь?» – «Нет», – упавшим голосом прошептала я, стыдясь за содеянное. Трусы все никак не падали, а желавшие попасть к гинекологу женщины гудели за дверью, как пчелиный улей.