Искусственный отбор - Сергей Джевага

Но Он хотел жить. Древний инстинкт самосохранения не желал сдаваться, гнал прочь. Через лес с белыми деревьями и багровой листвой, через мир, где царствовали оттенки серого и алого. Он обессилел, стонал от боли, но сначала открылось второе дыхание, потом третье. И бег стал сутью, смыслом, целью.

Глупо.

Ведь монстр именно этого и добивался. Чтобы жертва потеряла разум, мчалась без оглядки. А в своем мире Чудовище знало каждую тропку, каждый окольный путь.

Опасность Он почувствовал слишком поздно. Насторожился, когда понял, что шум за спиной подозрительно затих. И припустил быстрее, осматриваясь по сторонам – ни шелохнется ли куст, ни сыпанет ли листвой.

Но и за такую мелочь настигла кара, под ноги предательски бросился очередной извилистый корень. Он не удержался, покатился кубарем, вломился в кусты и сорвался с обрыва на берегу мелкой черной реки. В ребра впился твердый булыжник, острая осока посекла спину. Он ободрал колени и живот, остановился у кромки воды.

Куда-то мчаться стало в принципе бессмысленно. Так как, едва очнувшись, Он увидел Чудовище. Монстр стоял неподалеку и смотрел на беглеца. Осмысленно, хищно, с предвкушением. И широко ухмылялся, показывая острые черные зубы.

Волк… огромный белоснежный волк с невозможными в мире серого и алого ярко-желтыми глазами. Под плотной шкурой упругими шарами прокатывались мощные мускулы, из пасти рвался низкий рык.

Понятно, почему Чудовище было невидимым в лесу.

Мысль пробежалась юркой мышью и исчезла, следом навалился удушающий страх и тоже схлынул. Цель изменились. Раньше Он бежал, чтобы выжить. Теперь просто выживал.

Руки нащупали извилистый сук, колени подогнулись, подготавливая тело к броску, легкие вобрали побольше воздуха вместе с запахами волчьей шерсти и тины. Поймать в прыжке, опрокинуть, ударить по голове, оглушить и нащупать острым краем палки сердце…

У Него нет когтей и клыков, но есть разум, дубина и страстное желание жить.

Волк зарычал громче: мол, не поможет тебе ничего. Ты слаб, твои мышцы хуже моих, зубы маленькие и тупые. Сделал несколько осторожных шагов вперед, отскочил, увернувшись от неуклюжего удара. И присел ниже, прыгнул.

Все произошло моментально. Но Он таки успел почувствовать, рванулся навстречу. Принял мохнатое тело на плечо, охнул и попытался толкнуть, лишить равновесия. Однако почему-то очутился в воде донельзя обескураженный, а на спине возникла неподъемная тяжесть.

Поясницу рванули когти, Он закричал. От боли, от осознания поражения. Отчаянно рванулся, попытался вывернуться, но раскаленные зубы перехватили затылок, нажали. И боль ушла. Откуда-то издалека донеслось утробное ворчание, хлюпанье, мокрый хруст. Он осознал, что это звук ломающихся костей… Его костей.

Жажда жизни вскипела с такой силой, что разум взорвался, растекся вокруг. Смешался с водой, проник в листву и почву, устремился в небо. Он ослеп, но ощущал близкий огонек чужого Сознания. И невольно потянулся, ухватился.

Мир преобразился, стал цветным и ярким, наполненный запахами и звуками. В груди мощно и быстро стучало сердце, мускулы слегка ныли от долгого бега, а желудок сыто урчал.

Он удивленно принюхался. Затем сообразил, что стоит на четвереньках в воде. У его ног лежал труп высокого худощавого мужчины. Костистого, широкоплечего, с темными волосами и смуглой кожей. Средних лет, с гордыми и резкими чертами лица. На спине человека зияли страшные рваные раны, горячая кровь растекалась по реке, а одной руки не хватало.

Его лицо! Его руки! Его кровь!

Или нет?..

Из воды на него глазел гигантский бледный волк. Смотрел изумленно и подавленно.

Пугливо отшатнувшись, Он зло зарычал. Что произошло? Как такое могло случиться? Огляделся вокруг, посмотрел на Солнце и протяжно завыл.

А Солнце насмешливо подмигнуло в ответ.

* * *

– Дядя Игорь!

Ноющая боль в теле, онемение. Жгло руку и шею, ребра на спине. Нечто мокрое опутывало тело, не давало пошевелиться, страшная тяжесть давила на грудь.

– Дядя Игорь, проснись!

Голос прозвучал вдалеке, искаженный и глухой. Свет начал тускнеть, будто на белый холст плеснули сумерками. В туманном мареве проступили оплавленные силуэты чего-то странно знакомого, и неожиданно ясно – огромные желтые глаза. Холодные, равнодушные, изучающие.

Страх сдавил горло холодной лапой. Он рванулся из липких пут, рванулся навстречу своему кошмару, желая сразиться и победить.

Затрещала ткань, по груди и лицу мазнуло шерстью, в щеку ударило жаркое дыхание. Но Он умудрился освободиться, извернулся и отбросил Чудовище. Зверь душераздирающе взвыл и зашипел, кинулся прочь.

– Дядя Игорь! Не трогай Персика!

Отчаянный возглас поразил, заставил оцепенеть. Миронов споткнулся в самом начале прыжка, рухнул на пол и перекатился, очумело мотнул головой.

Ужасный Лес с белыми деревьями и красной листвой исчез, растаял как мираж. Он находился в комнате с ободранными стенами. Сквозь мутное, целое столетие не мытое окно с трудом пробивались оранжевые как апельсиновый сок лучи солнца. Шарили по пыли на полу, сверкали в паутинках под потолком.

В углу металлический стол с кучей хлама: исписанные обрывки бумаги, карандаши, обоймы и детали игломета, крошки, пара кружек со следами кофе. Напротив стола узкая койка со смятыми и разорванными простынями, рядом ржавое ведро с водой, обломок зеркала на тумбочке. Пахло плесенью, разогретой за день пылью и бетоном. С улицы доносились невнятные голоса, шаги, кто-то играл на гитаре и хрипло пел:

Мертвенный пепел лун в трауре неба,Перхотью буквы звезд – мое имя,Чтобы его прочесть столько верст.Нибелунг, ничего у тебя не выйдет —кошка сдохла, хвост облез.И никто эту кровь не выпьет, и никтоее плоть не съест.

Ждешь? Врешь! В руках синдромнаядрожь. Пьешь? Что ж…На то и солнечный день раскисв квадрате окна.И твоя мама больна, и твоя мама одна.Утешься собственным сном, где я —рябиной за окном…

Гитара сбилась с аккорда и жалобно зазвенела – расстроилась. Музыкант затих, начал задумчиво перебирать струны. А до Игоря дошло – он дома, в безопасности.

Бывший агент провел ладонью по лбу. Одежда промокла, волосы липли ко лбу.

Что произошло? Кто напал? Или пригрезилось?..

Единственным подозреваемым оказалась светловолосая девочка лет десяти на вид, что стояла в проеме двери. Курносая и миловидная, с косичками, в сарафане и красных потертых сандалиях. На лице гостьи застыло выражение испуга и возмущения, у ног лежала охапка полевых ромашек.

– Аленка?!

Черт! Сон? Опять накрыло, да так, что попросту свалился на кровать без памяти. К тому же не успел замкнуть квартиру, не успел раздеться. И судя по отросшей щетине, провалялся долго.

Сколько? Сутки? Пару?.. И ведь много раз напоминал себе о необходимых предосторожностях. Хотя без толку. Кошмары всегда приходят внезапно и отступают неохотно, оставляя послевкусие сумасшествия. Хорошо хоть Аленку не задел.

Вновь взглянув на возмущенную гостью и не обнаружив свежих ссадин и синяков, Миронов слегка успокоился, виновато пожал плечами.

– Снова кричал?

– Угу, – мрачно кивнула мелкая. Скрестила руки на груди и грозно поджала губы – ни дать ни взять строгая жена. – Мы с Персиком пытались разбудить, а ты драться начал.

Так вот, кого отшвырнул прочь.

– Я не хотел. И говорил же, что не надо приходить в такие моменты.

– Знаю.

Девочка фыркнула и присела, начала неловко собирать ромашки. Обиженное выражение так и осталось на лице, тонкие брови упрямо сошлись на переносице. Бывший законник хотел обругать и укорить, но посмотрел на надутую гостью, и обезоружено выдохнул.

А смысл? Создание упрямое до безобразия.

– Персик не хотел тебя пугать, – продолжала бубнить Аленка. – Правда, не хотел. Он хороший.

В подтверждении слов на кухне что-то звякнуло, заскрипело, послышался топот. За спиной мелкой появилась добродушная плоская и усатая морда, сверкнули желтые глазища. Кот настороженно принюхался, фыркнул: мол, ты больше драться не будешь? И сразу спрятался за углом. Так, на всякий случай.

– А цветы-то зачем притащила? – невпопад брякнул Игорь, силясь прийти в себя.

– Затем, – отрезала Аленка. – Сюрприз хотела устроить. Видишь, какие красивые? Такие только в Диком растут.

– Ты же обещала туда не ходить, – нахмурился изгой. – Опасно… зверья полно, Отверженные шастают, безумные дроны…

– Я многое обещала. Иногда забываю, что и кому. Персику надо охотиться, кто его тут прокормит?

– Ходить может и сам. Не думаю, что мама обрадуется твоим обглоданным косточкам.