В преддверии бури (СИ) - Рудкевич Ирэн

— Нужно ждать, пока они не покажут себя.

Время тянулось, солнце лениво скользило по небосводу всё выше и выше.

— А сколько ждать-то? — не выдержала я — от невозможности переменить позу уже ощутимо поднывала пятая точка.

— Номады охотники, — тоном, каким, бывает, говорят с детьми, ответил Влад. — В засидке они долго могут находиться совсем без движения, поджидая добычу.

— То есть ты не знаешь, — со вздохом констатировала я.

Но ждать, похоже, надоело не только мне. На правом гребне, там, где яркий круг солнца слепил любого, кто поднимет голову, из-за камней появилась человеческая фигурка, встала во весь рост, уперев руки в бока.

— Hashi te cano? — раздался голос, и эхо разнесло его по ущелью, многократно усилив и умножив.

— Yashi me uno, — на том же непонятном языке без промедления отозвался Влад, повернув голову в сторону говорящего.

— Cota no mine toto ca?

— Cota Constantin no mine, — последовал незамедлительный ответ.

Я вздрогнула, заслышав это имя. И снова раздался вопрос:

— Ata no mine toto ca?

— Ata Matina no mine, — на этот раз ответ прозвучал с почти незаметной заминкой.

— Matina e Constantin? Ce te draco? — с некоторым сомнением отозвались сверху.

— Et, — коротко бросил Влад, и в голосе его прорезались властные нотки. — Mine no Vladius, ces ot draco te ces ot nomado. Te noto mine, Taitos.

Наступила тишина. И вдруг зашуршали, зашелестели камни вверху, и по обе стороны ущелья одна за другой стали подниматься фигуры людей. Десять, двадцать, тридцать; на четвёртом десятке я бросила бессмысленный подсчёт.

— Нас пропускают, идём, — отрывисто скомандовал Влад, и, бросив на него один только взгляд, я остолбенела, поражаясь в один миг произошедшей в нём перемене.

Куда делся весельчак-плотник, закадычный знакомец Швеля; куда пропал безжалостный убийца, что спасал меня от имперцев и Живого Леса? Влад держался в седле, будто особа королевской крови: спина выпрямлена, подбородок гордо вздёрнут вверх. Не глядя на номадов, он толкнул пятками бока своей кобылы, посылая её вперёд. Буян, не дождавшись команды, сам зашагал следом. А я сочла за лучшее приберечь вопросы на потом.

Номады провожали нас пристальными взглядами. Мне всё время казалось, что в спину нам уставились острые наконечники стрел, наложенных на изогнутые луки, и вот-вот стрелки отпустят дрожащие от напряжения тетивы, и рой остроносых древков взовьётся в воздух, затмевая небо. Но, разумеется, никто не стал стрелять нам вслед. Кочевники признали Влада имеющим право вступить на земли Гардейла — и провести с собой меня.

Впереди вставал излом тропы, самая высокая её точка, и за ним, казалось, дорога обрывалась, проваливаясь прямо в небо.

«Что ждёт нас там? — думала я. — Суровые скальные бастионы, перемежающиеся огромными каменными пещерами, внутри которых горят жаркие кочевничьи костры? Приткнувшиеся к скалам круглые, увенчанные куполообразными крышами юрты, сделанные, как говорят, целиком из бычьих шкур? Или что-то иное, далёкое от тех представлений о горных кочевниках, что имелись во всём остальном мире?»

Реальность оказалась совершенно иной.

За перегибом тропы расстилалась широкая плодородная долина, вся зелёная от обилия травы. Со всех сторон её окружали горные пики, их вершины тонули в белых шапках снега и клубящихся вокруг облаков; со склонов с шумом ниспадали полноводные водопады, пронзаемые разноцветьем полупрозрачных радуг; чистейшей воды реки и ручьи бежали от них к сердцу долины, то пересекаясь, то сливаясь в единое русло. Весело крутились колёса водяных мельниц, курились дымками длинные приземистые срубы, крытые дёрном; небольшие слюдяные окошки нависали чуть ли не над самой землёй, не давая холодному горному ветру проникать внутрь; к грубым, тяжёлым дверям вели выкопанные прямо в земле ступени. Поодаль ровными рядами расположились пашни, ещё дальше — пастбища, полные скота — там суетились пастухи, сгоняя животных на видневшуюся вдали широкую дорогу.

— Это dhandra u goye, речной дол, если перевести на общеимперский, — тихо и немного торжественно произнёс Влад. — Владения Константина. Дальше, за горными грядами, есть и другие долины, но там правят иные… владыки.

— Красивое место, — не скрывая восторга, ответила я. — Такое… умиротворяющее.

— Ожидала иное увидеть? — усмехнулся он. — Сборные юрты, высокогорные пастбища, где на много дней пути не встретишь ни одной живой души? Всё это есть, Аэр, только — выше. Видишь, пастухи как раз стада к перегону готовят?

— Зачем? — удивилась я. — Тут, как я посмотрю, хватает места для выпаса…

— В высокогорьях трава сочнее, и солнце летом не так припекает, — Влад пожал плечами и принялся спускаться. — Пойдём, нам ещё во-он до тех скал добраться надобно.

Деревню номадов миновали в молчании, но я всё равно то и дело рыскала взглядом по сторонам, не переставая поражаться увиденному — до того сильно оно отличалось от всего привычного и, в то же самое время, казалось донельзя похожим.

В точности так же сновали по своим делам люди: не белокожие альтарцы в их однообразных холщовых одеяниях землистых оттенков, не загорелые, с выбеленными солнцем волосами вольники и вольницы в удобных широких портах и свободных рубахах, не онарэ в своих разноцветных туниках и тонких платьях. Номады, все как один, щеголяли в кожаных куртках и кожаных же штанах, изукрашенных узорами зелёного и голубого цветов; на ногах они носили отороченные мехом мягкие сапожки — в таких равно удобно бесшумно красться за добычей или карабкаться вверх по отвесным скалам, ощупывая стопами каждый выступ. Меховые наручи и воротники довершали картину.

Над воротниками темнела дублёная суровыми ветрами и жгучим солнцем кожа широких, круглых лиц. Чёрные глаза под чёрными же бровями смотрели с прищуром; от внешних уголков разбегались светлые паутинки морщинок.

В точности так же играли в траве дети: размахивали игрушечными мечами босоногие мальчишки, нянчили сшитых из старых тряпиц кукол круглолицые девочки. Но то малыши годков пяти и младше, а где же старшие?

С околицы послышался стук, точно стрела вонзилась в служащий мишенью деревянный щит; следом донёсся перестук копыт и гикающий, задорный клич, да не один — сразу несколько голосов подхватили его, повторяя, будто эхо. Зазвенела тетива, снова стукнул, воткнувшись в доски, острый наконечник. Перехватив мой взгляд, Влад молча направил свою кобылу туда, откуда доносились звуки.

Сразу за низкими, закопанными по оконцы в землю срубами обнаружилось стрельбище: мальчишки и девчонки, кто верхом, а кто и на собственных ногах, все вооружённые луками, хаотичной толпой носились вокруг нескольких рядов грубых деревянных щитов, то и дело на бегу или на скаку выхватывая из притороченных сбоку колчанов стрелы и в мгновение ока выпуская их в сторону мишеней. Каждый попавший в цель выстрел сопровождался победоносным гортанным кличем, и меткий стрелок тут же заходил на новый круг, уворачиваясь от столкновений. За этой толпой наблюдали трое крепкого телосложения номадов, сурово сложив руки на груди и изредка подбадривая бегущих тумаками, а скачущих — хлопками по крупам лошадей.

Ни дети, ни их наставники, не обратили на нас никакого внимания.

Влад повёл кобылу вдоль самого края стрельбища, давая мне возможность вдоволь насладится зрелищем совершенно обыденной для номадов и удивительной для меня тренировки — глядя на этих юных стрелков, я вдруг отчётливо поняла, как номады заработали славу лучников, не знающих промаха. А также — почему никто и никогда не пытался воевать с Гардейлом.

Вскоре деревня осталась позади. Дальнейший путь пролегал вдоль звонко журчащей бурной речки; ледяная вода весело перебирала устлавшие дно камни, перекидывала их с места на место, играла ими, будто ребёнок; хрустальными струями плескали брызги, норовя окатить неторопливо бредущих лошадей и их всадников. Потом река свернула в сторону, а стелющаяся под копытами тропа стала ощутимо забирать наверх; на горизонте встали во весь свой исполинский рост снежные вершины, врезавшись пологими подошвами в зелёные края долины.