Ремейк Нового года - Анна Литвинова

Муж нажал кнопку звонка средней квартиры. Той, где проживал некто Семенюк Евгений Поликарпович, 69 лет от роду.

И снова я услышал:

— Здравствуй, сынок, наконец-то! Проходи!

Дело запуталось окончательно.

Я долго бродил по ледяным улицам. Думал, прикидывал, строил предположения… Но, похоже, напрасно надеялся, что свежий воздух прояснит мне мозги. Идеи приходили самые завиральные. Муж — шпион? Наркокурьер? Или, наоборот, альтруист, безвозмездно помогающий малообеспеченным пенсионерам?

Ерунда. Все ерунда.

Поземка злобно била в лицо, ноги заледенели, душу холодили тревога и запоздалое раскаяние: эх, зря я уже поделил полученные от клиентки две тысячи долларов. Рано начал прикидывать, на что их потрачу… Похоже, раскрыть дельце будет совсем не просто. А то и вовсе не по зубам окажется. Или у меня информации пока мало?

Да, нужно побольше узнать — и о моей заказчице, и о ее муже. И о пенсионерах, к которым бегает супруг.

Я тоже хорош, болван: думал влегкую сыграть. Клиентку опросил по минимуму. Только и получил с нее — фотографию мужа да почти полный адрес любовницы, которая на самом деле вовсе и не любовница… А, ну еще свой она мне адрес сказала… Где-то, кстати, совсем рядом они живут. Интересно, где?

Повинуясь непонятному инстинкту, я прошелся по неприветливой улице Металлургов. Забрел я, к счастью, недалеко и в искомый двор вернулся быстро. Вот он, сороковой дом, где живут загадочные пенсионеры. А вот и сорок третий — жилище заказчицы. Прямо напротив сорокового.

В голове робко забрезжила разгадка… Так-так… Ирэна Викторовна, кажется, упомянула, что их квартира — ага, двадцатая. Тоже, стало быть, в первом подъезде. На седьмом этаже.

Я без труда вскрыл допотопный домофонный замок и прошел в подъезд заказчицы. И понял: ее окна — как раз напротив окон пенсионера из семнадцатой квартиры! Их разделяют всего-то метров сто двора и пара чахлых берез! А занавески, интересно, у Ирэны Викторовны задернуты?

Я скатился во двор и задрал голову. Без труда разглядел: тюль на окнах прикрыт только наполовину, а плотных портьер нет и вовсе. Даже снизу видны край массивного телика, антикварное бра, угловатый бок шкафа… Больше ничего не просматривается, но при наличии даже самого захудалого бинокля…

Перед глазами всплыла фотокарточка мужа: затравленный взгляд, вялый рот… Этот хорек что, тоже за ней следит?!

Через минуту я уже звонил в квартиру пенсионера.

— Евгений Поликарпович? — строго спросил я. И, нарушая закон, помахал перед носом пенсионера фальшивой красной книжицей: — Старший уполномоченный Синичкин. Разрешите войти?

Дед — кажется, он испугался — проблеял:

— Да-да, конечно… Проходите.

Я уверенным шагом двинулся в единственную комнату. Дед слабой грудью перегородил мне дорогу, заискивающе предложил:

— Пойдемте лучше на кухню! Чайку, коньячку…

— При исполнении, — сухо сказал я. И легко сдвинул препону в виде хрупкой фигурки деда.

Подзорная труба располагалась на самом видном месте — у единственного окна. Ее окуляр был направлен, разумеется, на дом номер сорок три.

— Так, — грозно произнес я. — А ведь это статья, дедушка! Вмешательство в частную жизнь. Срок наказания от…

Дед задрожал, запричитал, перебил меня:

— Я… я астроном! Я смотрю на звезды!

— Евгений Поликарпович, — вздохнул я, — давайте не будем усугублять ситуацию. Звезд отсюда не видно. А вот квартира Ирэны Викторовны прекрасно просматривается… Так что советую вам искренне, как друг. Чистосердечное признание — и на душе сразу станет легче.

И несчастный дед раскололся. Речь его получилась длинной и путаной. Он долго разорялся на тему, какой муж умница, и как он любит Ирэну Викторовну, и как волнуется за нее, и как ревнует…

— А она, — в словах деда сквозило неодобрение, — совсем не ценит его любовь. Насмехается над тем, что он всего лишь ученый и получает гроши… Ей нужны другие мужчины, на «Мерседесах»… Они часто привозят ее домой… Вот мы и решили — то есть ее муж решил: сначала выработать привычку бегать — каждый день, в определенное время. А потом, когда супруга к его пробежкам привыкнет, — посмотреть, чем она занимается в его отсутствие…

Плечи старика поникли.

— Ну что ж, давайте, кстати, посмотрим, — предложил я. — Заодно и проверим вашу аппаратуру.

Я без приглашения подошел к подзорной трубе.

Квартира Ирэны Викторовны просматривалась изумительно. Я еле удержался, чтоб не присвистнуть — настолько четко все было видно. И подозвал пенсионера.

— Ну-ка, Евгений Поликарпович, взгляните…

Дед сменил меня у окуляров и через пару секунд со стоном опустился на пол.

— Это она, она! — хрипло повторял он.

Я тоже прекрасно узнал свою заказчицу, Ирэну Викторовну.

Она лежала в гостиной на полу, на роскошном ковре. Под ее головой отчетливо просматривалось озерцо крови…

Мои показания обеспечили мужу как минимум «пятнашку».

Приехала опергруппа. Возглавлял ее мой приятель из ОВД Вася Перепелкин.

— Опять ты в самой гуще! — досадливо проворчал он.

— Дурачок! — ласково парировал я. — Да с моими показаниями тебе вообще ничего делать не надо!

И я рассказал Васе про визит Ирэны Викторовны. Про то, как женщину обеспокоили вечерние пробежки мужа. Про то, что она поручила мне выяснить, к кому он бегает. И про то, как я сначала зашел в тупик, а потом блистательно раскрыл это дело.

Довольный Вася только кивал.

— Складно, складно болтаешь… Одного я не понимаю. Зачем он в шестнадцатую-то квартиру ходил? Или твоя секретарша чего напутала?

Я пожал плечами:

— Нет, он правда туда ходил. Там две бабки живут. Одни, без мужчин. Семенюк утверждает, что муж помогал им карниз прибивать.

Вася тут же парировал:

— Странное занятие для снайпера.

— А он и не снайпер, — хмыкнул я. — Он дилетант. И недоумок. Очень грубо сработал. Грубее и не придумаешь.

— Так нам же оно и лучше! — хохотнул Вася. — Ладно, Синичкин. Отдыхай.

И я ушел отдыхать. Вернулся домой и тут же завалился в койку.

Когда засыпал, перед глазами проплыла печальная физиономия мужа. Глаза смотрели скорбно, уголки губ печально опущены. Казалось, он растерянно спрашивает: «Ну как вы могли?! Это не я!»

Я строго ответил видению:

— Ты, ты, голубчик. Думал наследство хватануть, а не вышло!

И провалился в сон.

Снился мне новый офис — двух тысяч, полученных от Ирэны Викторовны, хватит надолго.

…Впрочем, часть гонорара пришлось потратить на менее важные вещи.

На следующий день мне позвонил Перепелкин. Сказал в телеграфном стиле:

— Освобожусь в шесть. Без руля. Не обедал.

Отказать голодному Васе значило как минимум лишиться лицензии на детективную деятельность. И я покорно сказал:

— Пойдем в «Дрова». Там хавчик — съешь сколько влезет.

А качество хавчика Васю никогда особо не волновало.

В «Дровах» Вася выбрал самую большую тарелку. Перемешал корейскую морковку с селедкой и свиным рубцом. Тяпнул добрый стопарик, заел огурчиком, накинулся на еду. Я вяло жевал невкусные пирожки, водку хлебал по глотку и терпеливо ждал, пока Перепелкин утолит первый голод.

Ждать пришлось долго. Наконец Вася откинулся над пирогом с вязигой и сообщил:

— Не колется твой муж. И так с ним, и сяк — на своем стоит. Говорит, только следил, а убивать — это никогда, ему без нее жизни нет. Ирочка, мол, единственный свет в окошке. Всю ночь рыдал, спать людям мешал. Сокамерники ему по зубам надавали.

— Артист, — пожал я плечами.

— Семенюк тоже не колется, — продолжал Вася. — Что следили — признался. Трубу свою подзорную сдал. А про убийство молчит.

— Ну и молодец. Не хочет соучастником идти.

— А он и не соучастник. — Вася снова хватанул водочки и приступил к пирогу с вязигой. — Эксперты сказали, что стреляли, скорей всего, не с шестого, а с чердака.

— Да ну! — я аж водкой поперхнулся.

— Вот тебе и ну. — Вася налил себе еще стопку. — Проверили чердак. Картина маслом: свежие следы, открытое окно. И самая песня — винтовочка… Новенькая, чистенькая, нигде не светилась. Два выстрела. Оба в цель.

— А отпечатки?

— Обижаешь. Ни одного. Даже следов — и тех не установили. Убийца, судя по всему, шел в целлофановых бахилах, какие посетителям больниц выдают.

— Значит, муж хитрей, чем казался. Вышел от Семенюка и отправился на чердак. Два выстрела — это пять минут. А Семенюк подтвердил его алиби.

— Складно, — похвалил Перепелкин. — Только тут еще соседка нарисовалась. Ну та, из шестнадцатой квартиры. Которой он карниз прибивал. Заявила, что видела в подъезде незнакомого человека. Вчера, около семи вечера. Говорит, поднимался он пешком и пытался прятать лицо. Но она его все равно хорошо разглядела. Фоторобот составили.