Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.) - Михаил Ильинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1963 году дело арестованного торговца недвижимым имуществом было переправлено на Пулокондор. Через несколько дней в Сайгонском порту Дьен был погружен на небольшое ветхое судно, которое уже многие годы в своих трюмах и на палубе перевозило на Пулокондора заключенных.
Сайгон медленно таял в дымке. Дьен думал о своей Кан, о друзьях, о том, как мало успел сделать.
В тот день не мог знать подпольщик еще об одной вести. Сайгонская полиция, без суда отправив Дьена в лагеря Пуло-кондора, не оставляла надежды установить его настоящее имя. В Митхо было распространено сообщение, что на мине подорвался обоз, в котором находился некий торговец недвижимым имуществом по имени Вай. Родственникам или близким ему людям предлагалось в трехдневный срок забрать тело погибшего. Далее следовал адрес. Но подпольщики Митхо не решились прийти за телом убитого, подозревая, что там их может ожидать засада. Они сообщили о гибели торговца Вая в подпольный комитет Сайгона. Со скорбной вестью пришли к Кан друзья Дьена. Так жена получила «похоронную».
– Я буду его ждать всю жизнь, – говорила, рыдая, Кан. А в это время ее муж в кандалах уплывал на Пулокондор.
Некогда Пулокондор был маленьким архипелагом, состоявшим из десятка островков, разбросанных примерно в 225 километрах от Сайгона и носивших названия – Арекового, Кокосового, Бамбукового, Бананового, Ласточкиного[17]… Еще лет 100 назад эти живописнейшие острова населяло всего три тысячи человек. Их дома находились в двух деревушках – Коонг и Анхай. Колонизаторы вывезли всех жителей Пулокондора на материк, а острова с начала XX века стали большой каторжной тюрьмой для патриотов Индокитая. После 1954 года Пулокондор стали именовать не иначе как островами смерти или кровавым архипелагом. Здесь, на тюремном кладбище Ханг Зьюнг, среди филао и белых песчаных дюн погребены десятки тысяч патриотов. Здесь нет чужих могил, говорили узники, прошедшие ад Пулокондора. Здесь только наши могилы…
– Не успело судно еще пристать к пирсу, – продолжал свой рассказ Дьен, – как на борт поднялись надзиратели Пулокондора. Они принялись выталкивать узников. Люди, потерявшие столько сил, едва могли передвигаться, и, конечно, немногие были в состоянии преодолеть расстояние между пирсом и бортом судна. Некоторые даже и не пытались прыгать, падали в черную воду, одни тонули, другие гибли, раздавленные металлическим корпусом судна. Тех, кто остался в живых, выстроили, пересчитали, доставили в сортировочный лагерь.
Дьен вглядывался в изломанные очертания гор. Одна из них называлась горой Всевышнего. Думал ли он об узниках Пулокондора?
Как и все другие узники, Дьен быстро познал «географию» Пулокондора. Здесь были четыре каторжные тюрьмы, которые надзиратели именовали лагерями и обозначали порядковыми числами. Тюрьма номер 1 была предназначена для узников, заключенных из «соображений безопасности». Это означало – для людей, отправленных на Пулокондор без суда. Полиция не сумела «доказать» их вины, Этих узников облачали в черную одежду, и охраняли их солдаты из сайгонской службы безопасности. В тюрьмах номер 2, 3 и 4 содержались заключенные, прошедшие через суд, и они были одеты в синие блузы с серыми номерами. Дьен попал сначала в тюрьму номер 1, а затем как особо опасный преступник был переведен «в тигровую клетку».
Размеры «тигровой клетки», в которой оказался Дьен, не превышали двух с половиной на полтора метра. Стены были выложены большими камнями, окрашенными в черный цвет. Вместо пола – песчаная земля, вместо потолка – железная решетка с деревянными мостками, по которым совершали обход охранники.
В одной «тигровой клетке» вместе с Дьеном томилось еще шесть человек. Это были патриоты из разных уголков Южного Вьетнама. Они, по старой привычке подпольщиков, чтобы не называть своих имен, обращались друг к другу: брат номер 1, брат номер 2 и т. д. Дьен стал Ань Нам – Пятый.
Узникам «тигровых клеток» было запрещено говорить между собой. И если охранники замечали, что заключенные все-таки перебрасывались несколькими словами, то на них сыпали известь, а затем наносили удары бамбуковыми палками с острыми наконечниками. Помимо «тигровых клеток» и четырех тюрем на Пулокондоре было три лагеря – филиала: Куанг Чунг, Зам и Коонг. На архипелаге располагались еще четыре каторжные тюрьмы, рассчитанные на 10 тысяч заключенных.
– Напрасно вы думаете, что следствие завершилось в Сайгоне. На Пулокондоре оно продолжается. Капли точат любой камень, – похвалялся один из начальников местной службы безопасности.
Для того чтобы вытянуть из заключенного сведения о сайгонском подполье, использовались даже служители культов. На архипелаге были сооружены католическая церковь, вьетнамская и кхмерская пагоды. Один из католических священников как-то признался: «Я никогда не был священником. Я был просто хорошо подготовленным доносчиком. Мне надлежало выслушивать исповеди тех, кто еще верил нам, тюремным священникам, а затем рассказывать обо всем офицеру из специальной службы безопасности».
– Каждый узник Пулокондора, если он не остался на кладбище, а вырвался на свободу, – продолжал Ты Тю, – навсегда запомнил годы, проведенные в застенках острова смерти, как самые страшные в жизни. Но мы всегда верили в успех нашей борьбы, в нашу победу.
Ты Тю – Дьену удалось вырваться из тюрьмы Пулокондора в апреле 1964 года. Это было после свержения диктатора Нго Динь Зьема. Пытаясь проявить «акт гуманизма», сайгонский режим под давлением народных масс и международной общественности был вынужден выпустить часть узников Пулокондора. Среди них был и Дьен. Он вновь преодолел на том же старом суденышке морское пространство между архипелагом и материком. На фоне неба, нежно-розового, словно лепестки лотоса, показался Сайгон.
– Вам удалось встретиться с женой после возвращения в город? – спросил я Ты Тю.
– К сожалению, нет. Из порта нас доставили вновь в тюрьму Тихоа, а затем на стадион «Рено». Здесь нам было официально объявлено об освобождении.
Подпольщики узнали о «воскрешении» Вая, установили с ним связь. Было решено, что «торговец» будет продолжать подпольную работу под прежним именем.
Начались годы длительной и тяжелой борьбы. Друзья рассказали Дьену о том, на какую коварную хитрость пошла охранка, опубликовав сообщение о его смерти, о том, как получила «похоронную» Кан, а затем уехала из Сайгона. Потребовалось долгих восемь лет, чтобы ее отыскать.
Когда партизаны нашли Кан в провинции Куангнам под Данангом и передали ей первое письмо от Ты Тю, женщина лишилась сознания…
– Я верила, ни на минуту не теряла надежды, что мой муж жив, что он обязательно вернется. Передайте, что его Кан всегда вместе с ним, – говорила она.
Но прошли еще долгие годы, пока встретились муж и жена. Ты Тю воевал в отряде специального назначения в Сайгоне. Кан сражалась на фронтах в Куангнаме. После освобождения Сайгона – они вместе.
После рассказа Ты Тю мы долго сидели молча.
– Работа каждого из нас и сейчас, после победы революции, продолжает оставаться нелегкой, – говорил Тан, – главные силы противника разбиты полностью и окончательно, но мы не можем ни на минуту ослабить бдительность.
Глава VIII.
Сети шпионажа. Резиденты разведок об этом не знали. Три встречи с капитаном ГБ
Записки из дневника. Май 1968 года
Без разведки и контрразведки войны, как известно, не ведутся. Спецслужбы важны и в годы войны и мира, а также в годы между войнами, если речь идет об Индокитае XX века.
Невысокий седеющий мужчина в зеленой военной гимнастерке со знаками различия капитана Министерства государственной безопасности Демократической Республики Вьетнам принял меня в одном из ханойских особняков. Было раннее осеннее утро. Лучи тропического солнца пробивались сквозь бамбуковую занавеску на окне, освещали карту Вьетнама, висевшую под портретом президента Хо Ши Мина.
В течение нескольких месяцев мы не раз договаривались об этой встрече. Но занятость капитана, многочисленные поездки по Вьетнаму заставляли откладывать беседу.
Мысленно я представлял себе его кабинет. И конечно, не раз продумывал план встречи. Но в жизни так нередко бывает, что небольшая деталь, какой-то ранее неизвестный штрих способны повернуть или даже полностью изменить запрограммированный ход встречи или разговора. На этот раз такой деталью оказалась карта, точно такая же, как висела на стене моего корреспондентского пункта «Известий» в Ханое. Только на этой в различных, хорошо знакомых для меня местах были нанесены какие-то непонятные условные обозначения, развешаны разноцветные флажки.
Капитан перехватил мой взгляд, видимо, понял, что заинтересовало меня, и улыбнулся:
– Вы незнакомы с подобными знаками на карте?
В ответ я пожал плечами.
– Мы наносим эти обозначения на карту ежедневно. Отмечаем районы и зоны, где с американских самолетов разбрасывались в последнее время листовки, радиопередатчики, различное шпионское оборудование, обозначаем возможные районы высадки шпионов-парашютистов.