Обуздать ветер - С. Алесько

— Я жить в Зеленях не собираюсь! У меня Малинка.

— Поглядим, что ты запоешь, когда Эрика за тебя возьмется да на себе женит.

— Иди ты! — пивную веселость как рукой сняло. Корешок, видно, уразумев, что сейчас проснется хмельная злость, поскорей сменил предмет разговора.

— Я решил — доберемся до Багряного Края, пойду к твоей лапуле в войско. Полезно будет изнутри взглянуть, как у людей военное дело поставлено. Сама она, ты болтал, обращению с оружием обучена?

— Угу, — это сообщение тоже не шибко радовало, потому как становилось непонятно, кто ж сопроводит Эрику домой. С присутствием Корня под боком у Малинки я еще готов был мириться, а уж сестренка… Да эти две колючки, стоит им друг друга увидеть, тут же ощетинятся почище злохидн, и встревать между ними придется не кому-то, а мне. Три болота…

Подобные мысли требуется топить незамедлительно, и я махом прикончил очередную кружку, почти не почувствовав вкуса. Зато на душе тут же полегчало, и я принялся, пользуясь отсутствием айрицы, выспрашивать у Корешка, какие веселые дома ему по вкусу. Мужик с удовольствием пустился в объяснения, от захватывающих подробностей горло у нас то и дело пересыхало, так что в "Тихую гавань" добрались с большим трудом. Хорошо, успели перед самым закрытием.

Хозяин, ясен хрен, покосился недовольно на кренящихся то в одну, то в другую сторону постояльцев, но впустил, видно, побоялся, что иначе мы стучать-кричать примемся и всех перебудим. Ну, кому-то мы наверняка спать помешали, пока по лестнице поднимались: очень уж трудно ступеньки давались, раз я вниз съехал, раз Корень. Наконец добрались кой-как до своих дверей.

— Л-лады, Корешок, до з-завтра, — в завершение фразы я громко икнул. Для значимости.

— С-спк-койной ночи, Тим… ян. — Х-хотя нет, погоди, — айр согнул палец крючком и запустил не куда-нибудь, а за пряжку моего ремня. Я попытался хлопнуть шалунишку по руке, но почему-то все время промахивался. — Я ж-ж не пож-желал сладких с-снов твоей сестрице, — Корень с недюжинной для его состояния силой и точностью ломанулся в дверь комнаты, где ночевали мы с Эрикой.

Я испугался, что он вышибет не расчитанную на применение тарана створку, и хозяин кликнет стражу, но с первого толчка ничего не вышло, а второй не случился. Айрица, видать, почуяла наше приближение (ха, а вместе с ней и половина постояльцев), разобралась в намерениях и открыла дверь. Корень так и влетел внутрь плечом вперед. Раздался грохот, я осторожно заглянул в комнату. Эрика благоразумно отступила в сторону и теперь разглядывала с трудом ворочающегося на полу мужика, на лице ее читалась красноречивая смесь удивления, любопытства и омерзения.

Медленно, не теряя спиной косяка, а потом стены, я просочился в комнату. Корешок сесть так и не смог, перевернулся на спину и уставился на девушку с тупо-блаженной улыбкой.

— Слышь, с-стрекалка, мне не встать. М-можно у вас за-заночевать?

— Что с ним? — Эрика взглянула на меня, закрыв дверь. — Чар-гриб?

— Не-а. П-пиво. Не помню, ск-сколько… ик… Много… Уж очень вкусное…

— Ясно, — айрица уперла руки в бока. — И как ведут себя человеческие женщины, когда их братья или, к примеру, мужья, заваливаются домой в таком виде?

— О, всяч-ски забот-тс-са, — еще шире расплылся в улыбке Корень. — С-снимают сапоги, помогают улечься на постель… Потом ш-штаны… — он замолчал, только губы шевелились, и я заподозрил, что дальнейшие откровения уж совсем не предназначены для ушей невинной девицы.

Эрика неожиданно шагнула к айру и опустилась рядом с ним на колени, потом быстро, мимолетно (мне, во всяком случае, так показалось) приложила ладони к его вискам. Через мгновение мужик резко оттолкнул ее руки и весьма резво сел, боромча под нос уже не сладостные мечтания, а ругательства.

— Ну и зачем? — уставился снизу вверх на поднявшуюся на ноги девушку. — Все удовольствие испортила. Давай и похмелье снимай, благодетельница.

— Еще чего! — фыркнула сестренка. — Сам справишься. Люди же справляются.

— Так у меня еще сколько радостных минут впереди было, а ты все поломала! — Корень, позеленев лицом, поднялся на ноги и навис над айрицей.

— Отправляйся к себе, Хрен, — спокойно ответила та. — Мне еще Тима укладывать.

— Тима укладывать?! Ты ручки-то к его лобику приложи, он сам мигом уляжется!

Эрика, пропустив гневные вопли мимо ушей, подошла ко мне и помогла добраться до кровати, а когда я сел, еще и башмаки стянула. Голова соображала на редкость туго, но смутные воспоминания о каких-то предупреждениях Корня насчет коварных планов сестренки не замедлили всколыхнуться.

— Не надо, я с-сам, — пробормотал и попытался отодвинуть девушку, но она молча поднялась и одним легким толчком опрокинула меня на кровать. Что было дальше, не ведаю, потому как отрубился.

Подземелье казалось смутно знакомым, хотя они, наверное, по большому счету, все похожи. Холодно, сыро, воздух затхлый, очень тихо, будто уши заложило. Темноту разгоняет неяркий свет факела, да еще время от времени слышно, как постреливает и шипит горящая смола.

— Тимушка, — какая-то женщина (судя по голосу, молодая, лица ее я почему-то разглядеть не могу. Она держит в руке горящий факел, так что света хватает, но черты странным образом расплываются, и я вижу перед собой лишь светлый овал, да и фигуру различаю не слишком отчетливо) присела передо мной, затормошила за плечо. — Что он с тобой сделал?

Неожиданно ощущаю, как в груди рождается отвратительный холодный страх, растекается по всему телу, заполняя его от макушки до пят, пригвождая к полу, схватывая необоримым спазмом горло. Узнать бы у непонятной женщины, кто она, где мы, о ком она спрашивает, но не получается ни губы разомкнуть, ни шевельнуть языком.

Незнакомка, не дождавшись ответа, выпрямилась, схватила меня за руку и потащила за собой.

— Хозяйка Небесная, — бормотала женщина, — что они с ним сделали? Мальчик не узнает меня, смотрит, словно впервые видит. Да и вообще как не в себе… Какие у них были лица… Оба будто ума лишились… А ведь пока отец был жив… Где же этот несчастный ход? Который поворот? Третий?..

От непонятных слов становится еще страшнее. О ком она говорит? Я не помню, чтобы какие-то люди делали мне плохое. Да я совсем ничего не помню! Ни кто я, ни где живу, ни как меня зовут. Женщина назвала Тимушкой, а мне это имя совсем незнакомо!