Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2 (СИ) - Тигиева Ирина

Брат Клеомен явно предпочёл не замечать моего тона:

— Не просто видения. Они повторяются с определённой закономерностью, смысл которой мы пока не можем разгадать.

— И причём здесь апокалипсис?

Преподобный брат направился к шкафчику в противоположном конце комнаты и, вынув тёмно-серую папку, подошёл к столу, за которым только что сидел Патрик. Я с любопытством наблюдала, как он аккуратно раскладывает слегка потрёпаные листы.

— Вы спрашиваете, при чём здесь апокалипсис, дочь моя. Патрик называет свои видения "мелькающими картинками". Мы не понимали, что он имеет в виду, пока один из братьев не догадался дать ему в руки карандаш, а когда взглянули на рисунки, нам открылось пересказанное в символах содержание Откровения Иоанна Богослова. При том, что с этой частью Библии Патрик едва знаком.

С возрастающим удивлением я рассматривала картинки. Жутковатые изображения чудовищ с раздвоёнными языками, змеи, львы, огромные птицы, схематические изображения храмов, неизменно в сопровождении цифры семь, огненные кометы, растерзанные тела и повторяющееся число 24.

— Бедное дитя… — вздохнул брат Клеомен.

— Надо признать, он неплохо рисует.

— Брат Константин убеждён, что у него талант, — в голосе преподобного брата зазвучали горделивые нотки.

Я незаметно глянула на дверь. С этого места притаившегося за ней демонёныша не было видно. Но я слышала тихий стук его сердца — мальчик всё ещё оставался там. Брат Клеомен жестом предложил мне сесть и сам грузно опустился на стул. Его пальцы быстро замелькали по картинкам:

— Лев, бык, человек и орёл — изображения апокалиптических животных, "свидетелей" снятия первых четырёх печатей с Книги Жизни…

— После снятия каждой печати, одно из животных говорит "Иди и смотри", — кивнула я, — и вслед за этим появляется один из четырёх всадников апокалипсиса.

— Совершенно верно. А вот и символы самих всадников: меч, лук, весы и коса.

— Обычно их изображали с этими атрибутами… — вспомнила я. — А что означает храм и цифра семь?

— Семь церквей апокалипсиса — церкви раннего христианства. В Откровении они служат прямой параллелью с семью сорванными печатями.

Водя пальцем от картики к картинке, брат Клеомен продолжал пояснения: падающие звёзды, почерневшее солнце, слово "Vae" — "горе", разверстая пасть Левиафана, символизирующая ад…

— Кажется, чаще всего повторяется цифра 24,- вставила я, когда преподобный брат замолчал, чтобы перевести дух.

— Этому я пока не нахожу объяснения, — признался он. — Единственное, что приходит на ум, двадцать четыре старца с золотыми венцами на головах, поклоняющиеся Христу: двенадцать ветхозаветных пророков и двенадцать апостолов Нового Завета. Они символизируют человечество. Но почему число их постоянно повторяется…

— Может, символ угрозы людям?

Брат Клеомен только развёл руками.

— Мне неясно, почему эти видения появляются у отпрыска демона, — вернулась я к теме. — В конце концов именно его "прародители" намереваются обратить этот мир в пыль.

— Но Патрик — не демон! Вы предубеждены, дочь моя. А ведь вам как никому другому стоило бы помнить, что сущность не определяет выбор пути. Отец Энтони поведал мне вашу историю. Я знаю, кто вы, и знаю, чем "живут" вам подобные. И всё же вы стоите передо мной здесь, на освящённой земле, по приглашению духовного лица, поклявшегося на Библии, что вы не причинили вреда ни одному человеку.

— Я не убила ни одного человека, — мрачно поправила я, подумав о Винсенте. — Как выглядит тень вашего воспитанника?

— Как… тень, — удивлённо пробормотал брат Клеомен.

— Рыжие волосы, зелёные глаза. Все классические признаки налицо.

— У его матери были были красивейшие рыжие волосы. Цвет глаз он унаследовал от деда.

В терпеливом голосе почтенного брата слышалось лёгкое раздражение, и я отбросила недомолвки.

— Вы правы, отец, я предубеждена. Но у меня есть на то причины.

И я рассказала о тварях со странной тенью, методично отслеживающих мне подобных, о девице, которую видела на картине двухсотлетней давности, и о тех немногих, далеко не положительных описаниях отпрысков демонов, которые нашёл профессор Вэнс. Лицо брата Клеомена заметно помрачнело. Я слышала учащённое сердцебиение Патрика — несколько раз он глубоко вздохнул, явно пытаясь его унять…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Понимаю, — серьёзно произнёс брат Клеомен, когда я замолчала. — Но, поверьте, Патрик не имеет с ними ничего общего. И тень у него совершенно обычная…

Он задумчиво потёр лоб, будто собираясь с духом.

— Я знал его мать. Её рассудок помутился, когда…

— Час от часу не легче, — не удержалась я.

— Не так, как вы думаете, — брат Клеомен укоризненно сдвинул брови. — Почему во все времена осуждалось общение с гадалками и ворожеями, проведение спиритических сеансов и прочих ритуалов, связанных с магией и ворожбой? Потому что эти действия открывают дверь, которая должна оставаться закрытой. Они позволяют заглянуть туда, куда заглядывать не стоит. Те, кто отдаёт душу за тайные знания, готовы к встрече с тем, что поджидает на той стороне, и до поры оно не причиняет им вреда. Но те, кто заглядывают в приоткрытую дверь не по злому умыслу, а из любопытства, не должны забывать, что, просовывая голову в щель, они позволяют увидеть и своё собственное лицо. Это и произошло с матерью Патрика. Её подруга увлекалась подобной чепухой. Они проводили сеансы, чтобы попугать сокурсников, хотя сами толком не верили в их силу. И вот во время одного из таких сеансов он увидел её с "той стороны"…

Преподобный брат тяжело вздохнул. Замерев, словно статуя, я ждала продолжения. Сердце маленького полудемона терпетало, как пойманная за крыло бабочка.

— Анабель была очень красива. Я был дружен с их семьёй и знал её ещё ребёнком. Когда девушку привели ко мне, она была на восьмом месяце и… это была уже не Анабель. Она умерла в психиатрической лечебнице через месяц после рождения Патрика — разбила себе голову о стену…

Слабый похожий на всхлипывание звук нарушил на мгновение воцарившуюся тишину, и брат Клеомен, несмотря на грузность, резво вскочил на ноги:

— Патрик…

Из коридора донёсся только звук убегающих шагов.

— Боже Всемогущий, он всё слышал… — с ужасом прошептал брат Клеомен.

— Наверное, вы хотите найти его. Можем продолжить нашу беседу в другой раз.

Брат Клеомен рассеянно закивал:

— Да, да… Простите… — и почти выбежал за дверь.

Монастырь я покинула, обуреваемая смутными угрызениями совести. Не то чтобы брат Клеомен убедил меня в невинности демонёнка. Если я была предубеждена, то брат Клеомен явно пристрастен — мальчик был ему как сын. Но что, если он прав, и Патрик — обыкновенный ребёнок с необыкновенным происхождением? Тогда я повела себя жестоко. Конечно, рано или поздно он бы обо всём узнал, но сейчас это была целиком моя "заслуга", причём далеко не из благородных побуждений — я просто дала выход своей неприязни. И меня смутила реакция демонёныша: он в самом деле отреагировал, как обычный ребёнок, узнавший что-то неприятное… Его видения были такими же странными, как его родословная, я не находила им применения. Пересказ "Откровения" в картинках — но для чего? Отец Фредерик, знавший текст наизусть, не нашёл в нём ни одной полезной зацепки. Я с нетерпением ждала возможности посоветоваться с отцом Энтони, но разговор с ним привёл меня в ещё большее смятение.

— Не позволяйте оболочке отвлечь вас от содержания, дитя, — мягко произнёс он. — Я сделал копии с рисунков, чтобы изучить их самым тщательным образом. Но одно кажется несомненным: это нагромождение символов, хорошо знакомых каждому духовному лицу, — лишь яркая упаковка, чтобы привлечь наше внимание. Истинный смысл видений ещё должен быть разгадан.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Но вы всё же считаете эти видения подсказкой, а не ловушкой?

— Вас смущает происхождение Патрика. Но вы опять смотрите на оболочку, не задумываясь о том, что может скрываться под ней.