Золотое яблоко - Роберт Уилсон

«Не бывает отпущения грехов без крови! Не бывает отпущения грехов без крови, братья и сестры… Не бывает отпущения грехов без крови нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа!»

Я вступил в иллюминаты в 1951 году, когда Джо Маккарти стоял очень круто и повсюду искали заговоры. Наивный юнец (в то время я был второкурсником Нью-йоркского университета), я пытался «найти себя» и откликнулся на одно из тех розенкрейцерских объявлений, которые печатались в конце мужских журналов. Конечно, розенкрейцеры никакая не ширма в том простом смысле, который вкладывают в это слово берчевцы и прочие параноики. Только несколько человек в штаб-квартире ДМОРК[62] – агенты иллюминатов. Но они наудачу отбирают потенциальных кандидатов, и мы получаем почтовые отправления, слегка отличающиеся от тех, что посылаются обычным неофитам. Если мы хорошо себя зарекомендовываем, переписка становится более интересной, а затем устанавливается и личный контакт. Ну так вот, довольно скоро я дал полный обет, включая идиотский пункт о непосещении Неаполя, хотя это просто пережиток старой обиды Вейсгаупта, и меня приняли в иллюминаты-минервалы, дав имя Ринго Эригены. Поскольку я учился на юридическом, мне посоветовали делать карьеру в ФБР.

С Эйзенхауэром я встречался лишь однажды, на очень большом и пышном балу. Он отозвал в сторонку меня и еще одного агента.

– Не спускайте глаз с Мейми, – сказал он. – Как только она выпьет пять бокалов мартини или начнет цитировать Джона Уэйна, быстро уводите ее наверх.

С Кеннеди я даже не разговаривал, но Винифред (которого в Ордене знали как Скотуса Пифагора) частенько на него жаловался.

– Эта политика «Нового Рубежа» опасна, – брюзжал Винифред. – Парень думает, что он живет в киновестерне: раз-два – и негодяям не поздоровится. Лучше не давать ему слишком долго рулить.

Можете себе представить, как я расстроился, когда «даласское дело» начало проливать свет на всю картину. Понятно, я не знал, что делать: Винифред был моим единственным начальником в правительстве, который одновременно стоял выше меня в иллюминатах. Но у меня была масса догадок и подозрений насчет остальных, и я не осмелился бы утверждать, что, к примеру, Джон Эдгар Гувер не был одним из наших. Когда ЦРУ запустило этот пробный шар, у меня, как теперь говорят, начался параноидальный глюк. Возможно, это было совпадение (или синхронистичность), но не исключено, что меня прощупывал Орден, все глубже опутывая и обволакивая своими щупальцами.

(«Многие люди, занимаясь шпионажем, не знают, на кого работают, – сказал мне однажды Винифред голосом „рыцаря плаща и кинжала“, – особенно те, которые выполняют „мелкие поручения“. Допустим, мы находим франко-канадского сепаратиста в Монреале, который занимает пост, позволяющий в определенные периоды времени получать определенную информацию. Безусловно, мы никогда не попросим его работать на американскую разведку. Это для него, скорее всего, невозможно по идеологическим соображениям. Поэтому на него выходит другой, весьма убедительный франко-канадец, у которого есть „доказательства“, что он агент самого секретного из всех квебекских подпольных освободительных движений. Или, скажем, русские находят женщину в Найроби, которая вхожа в некоторые кабинеты, но при этом оказывается ярой антикоммунисткой и занимает проанглийскую позицию. Какой смысл пытаться прямо завербовать ее в КГБ, скажи мне? Нет, вербовщик должен иметь настоящий оксфордский акцент и убеждать ее, что она будет работать на английскую службу МИ-5. И так далее, – мечтательно закончил он, – и так далее…»)

Мой контакт в ЦРУ был действительно из ЦРУ, я в этом почти абсолютно уверен. По крайней мере, он знал пароли, демонстрировавшие, что он выполнял приказы Президента. Если это, конечно, что-то доказывает.

Внедриться в «Божью молнию» приказал мне сам Гувер. Впрочем, он выбрал не только меня; я был частью группы, перед которой он произнес вдохновенную, зажигательную речь. До сих пор помню его слова: «Пусть вас не обманут их американские флаги. Взгляните на эти стрелы молний, позаимствованные у нацистской Германии, и помните, что безбожные комми недалеко ушли от безбожных наци. И те, и другие против Свободного Предпринимательства». Естественно, став членом арлингтонского филиала «Божьей молнии», я быстро узнал, что Свободное Предпринимательство в их пантеоне уступало по значимости разве что Гераклиту. Вообще, Гувера и впрямь порой «перемыкало»: достаточно вспомнить его страхи насчет того, что Джон Диллинджер на самом деле остался жив и смеется над ним. Этот благоговейный страх заставил его ополчиться на Мелвина Первиса, того самого агента, который пристрелил Диллинджера в Чикаго, и выжить беднягу из Бюро. У кого хорошая память, наверняка помнит, что Первису пришлось зарабатывать на жизнь у фабриканта кукурузных хлопьев: он был номинальным главой «юных джименов»[63].

Именно в «Божьей молнии» я впервые познакомился с романом «Телемах чихнул» и до сих пор считаю его весьма добротным и увлекательным чтивом. Эпизод, в котором Тэффи Райнстоун видит нового Короля на телевидении и им оказывается ее прежний друг-насильник с впалыми щеками, который говорит: «Меня зовут Джон Гилт», – это, скажу я вам, сильно[64]. Его последующая речь на ста трех страницах, объясняющая значение вины и показывающая, почему все антигера-клитовцы, фрейдисты и релятивисты уничтожают вместе с чувством вины саму нашу цивилизацию, безусловно, убедительна – особенно для такого человека, как я, с тремя-четырьмя личностями, каждая из которых водит за нос остальных. Мне нравится его последнее предложение: «Без вины не может быть цивилизации».

С самой Атлантой Хоуп я познакомился во время нью-йоркских «призывных бунтов». Вы помните: они начались тогда, когда «Божья молния», не выдержав бессилия, демонстрируемого в рапортах ФБР о массовом сопротивлении молодежи военному призыву, решила сама организовать «группы бдительности» для отлавливания всей этой хиппи-йиппи-комми-пацифистской нечисти. Войдя в Ист-Виллидж, где кишели толпы бородатых и патлатых юнцов, злостно уклонявшихся от конфликтов во Вьетнаме, Камбодже, Таиланде, Лаосе, Коста-Рике, Чили, на Тайване и Огненной Земле, «Божья молния» встретила враждебность и сопротивление. Через три часа мэр приказал полиции оцепить территорию. Разумеется, полиция была на стороне «Божьей молнии» и делала все возможное, чтобы содействовать избиению Немытых, одновременно блокируя любые их попытки дать сдачи. Через три дня губернатор вызвал национальную гвардию. Но гвардейцы, которые в глубине души сами рады были избегать призыва, старались держать нейтралитет, а то даже и помогали немного этим «подонкам» и «наркоманам». Через три недели Президент объявил эту часть Манхэттена зоной бедствия и направил в помощь уцелевшим Красный Крест.

Я был в гуще и грохоте событий (вы не представляете, сколько шума бывает от гражданской войны, когда одна из сторон в качестве оружия использует мусорные баки) и даже наспех познакомился с Джо Маликом под старым «роллс-ройсом», куда он подполз, чтобы делать «заметки с передовой», а я – зализывать раны, полученные при пробивании витрины книжного магазина «Око Мира»[65], – у меня с тех пор остались шрамы, которые я могу показать, – и голос за моим плечом говорит, что я не должен умалчивать о том, что

Августейший Персонаж застрял в телефонной кабинке всего в метре от меня, охваченный параноидальным страхом, что, несмотря на весь этот хаос, полиция уже вычислила будку, из которой он сделал последний непристойный звонок, и застигнет его на месте преступления, потому что он боялся выйти к свистевшим в воздухе крышкам от мусорных баков, пулям и прочим металлическим предметам; я даже помню, что номерной знак этого «роллс-ройса» был РПД-1, и это позволяло предположить, что некая важная персона тоже находилась в этом неуютном месте – вне всякого сомнения, с еще более неуютной миссией. На следующий день в одном квартале к северу от арены боевых действий я познакомился с самой Атлантой. Она схватила меня за правую руку (раненую: я даже поморщился от боли) и начала завывать: «Добро пожаловать, брат по Истинной Вере! Война – это Здоровье Государства! Конфликт – это творец всего сущего!» Видя, что ее несет на гребне гераклитовой волны, я с большой страстью процитировал: «Люди должны защищать Законы, как стены родного города!» Этим я заслужил ее расположение и до конца битвы числился среди личных помощников Атланты.

Она запомнила меня по этим Бунтам, и я был призван, чтобы организовать первые тактические удары по «рейдерам Нейдера»[66]. Если бы меня спросили, что я такого сделал, я ответил бы, что хорошо выполнил порученную мне работу. Моя деятельность принесла мне повышение по службе в Бюро, скупую, но искренне удовлетворенную улыбку моего опекуна из ЦРУ, статус иллюмината-прелата от Винифреда – и еще одну аудиенцию с Атлантой Хоуп, в результате чего я был посвящен в А л Ал, сверхсекретный заговор, на который она в действительности работала. (А л Ал – настолько засекреченная организация, что даже сейчас я не могу раскрыть полное название, скрытое за этой аббревиатурой.) У меня было тайное имя – Принц Жезлов Д; я стал Принцем Жезлов, вытянув случайно эту карту из колоды Таро, а «Д» она добавила сама – из чего я сделал вывод, что уже есть четыре других Принца Жезлов, а также пять Королей Мечей и так далее. Все это означало, что организация А.А. не похожа на остальные даже в эзотерическом смысле, поскольку в этом всемирном заговоре участвуют никак не более 390 человек (количество карт в колоде Таро, помноженное на пять). Имя Принц вполне меня устраивало: не хватало еще стать Повешенным Г или Дураком А, – и еще меня радовало то, что Принц, согласно учению Таро, обладает множеством личностей.