Сын Толстого: рассказ о жизни Льва Львовича Толстого - Бен Хеллман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день у конюшни, готовый составить Толстому компанию, стоит сосед, пианист Александр Гольденвейзер. «Ты не поедешь?» – спрашивает Льва внешне недовольный Толстой. Возможно, он сожалеет, что они не поговорили вчера? Или он дал Черткову обещание ничего не рассказывать? Лев разочарован и печален.
В гостиной Лев ведет себя вызывающе. Оправдывает смертную казнь, утверждает, что сам с большой охотой ограбил бы и убил какого-нибудь богатого мерзавца, с презрением отзывается о русском народе (ничего не умеющий, необразованный, не способный ни к какому просвещению). Одобряет порку детей, говорит, что при необходимости порет собственных. И даже четырехлетняя Нина уже отведала розог.
В дискуссию включается семилетний сын Андрея Илья.
– Я тебя не могу пороть, – говорит Лев. – Ты не мой сын, а то, если бы ты не слушался, я бы тебя непременно порол.
– А я скажу дедушке и бабушке, чтоб тебя тоже пороли, – отвечает Илюшок.
– Я очень жалею, что меня не пороли, – говорит Лёва, – а теперь уже поздно.
– Нет, совсем не поздно, – считает Илюшок.
Отцу Лев может открыто заявить, что в некоторые моменты он в прямом смысле его ненавидит. Толстой слышит, что он лицемер, который живет не так, как учит. Он, дескать, чуть до смерти не замучил собственную жену, не понимая, что она нездорова и он должен ей уступать.
Для Толстого и сестры Александры Лев абсолютно чужой человек. Александра задумывается, есть ли в нем вообще хоть какое-то духовное зерно, духовное сознание? Толстой отвечает: «Мы должны думать, что есть, иначе мы не можем относиться к ним как должно».
Ночь на 11 июля драматическая. После душераздирающей сцены в кабинете Толстого Софья Андреевна демонстративно падает на пол террасы перед окнами мужа. Стоны и рыдания вынуждают Толстого попросить ее пойти к себе. Но вместо этого Софья Андреевна уходит в темноте в парк и в изнеможении опускается на влажную землю аллеи, легко одетая и готовая умереть. Утомленный истерическим поведением супруги, Толстой будит Льва и просит его привести мать в дом. Но Софья Андреевна не дает себя уговорить: «Он выгнал меня, я не пойду!» Лев спешно возвращается в кабинет, чтобы передать отцу слова матери. Но Толстой неумолим: «Нет, нет! Возвращайся к ней! Не оставляй ее!» – «Я не собираюсь ее оставлять, – отвечает Лев. – Ведь ты же ее муж, ты же и должен все это уладить». Вдвоем они выходят на улицу, чтобы помочь Софье Андреевне.
Лев воспринимает это как жест примирения. Однако у Толстого свой взгляд на разыгравшийся инцидент. К действию его побудил не отчаянный поступок жены, а сказанные сыном слова. «Ужасная ночь, – пишет от в дневнике. – До 4 часов. И ужаснее всего был Лев Львович. Он меня ругал, как мальчишку, и приказывал идти в сад за Софьей Андреевной. Не могу спокойно видеть Льва».
На следующий день приезжают Татьяна с супругом. Слова Льва Толстой пересказывает им со слезами на глазах: «Как ты можешь сидеть спокойно здесь, когда она того и гляди убьет себя! Это жестоко, гадко!» Толстому даже кажется, что он слышал ругательства Льва в свой адрес. Лев, в свою очередь, спрашивает у Александры, что сказал отец об их конфликте. «Это мое дело», – ответила сестра. «Мне Таня говорила, будто отец сказал, что я назвал его дрянью. Ты скажи отцу, что я жалею. Я не то сказал. Хорошо, что он не слыхал того, что я действительно сказал… Но ведь это возмутительно! Он со своим прощением и непротивлением сидит спокойно в кресле, а мать лежит на земле и готова убить себя». Сергей тоже пытался серьезно поговорить с братом, но Лев парирует: «Она все-таки наша мать!»
В обычные дни Лев общается с матерью, рассказывает о Париже, играет с соседом в четыре руки Бетховена, гуляет, катается в кабриолете. Присутствие Льва помогает Софье Андреевне оставаться спокойной. Лев становится ее союзником. Качества, в которых Толстой видит наглость и высокомерие, ей представляются положительными. Лев умеет сочувствовать, он внимательный, добрый и понимающий, талантливый и умный. «Какое сравнение с Сашей, увы!»
Постепенно Лев снова может разговаривать с отцом относительно спокойно. На его рассказы о собраниях Лувра Толстой замечает, что картины, разумеется, создавались по рецептам Родена, sans aucune pensée, то есть без мысли. В нравственном содержании необходимости нет. Лев интересуется, читал ли отец последнюю статью Родена. Тот отвечает утвердительно. И, что удивительно, признает: «Умный он человек!» Лев рассказывает о варьете и кабаре «Фоли-Бержер» и журнале «Вестник теософии», в котором он недавно обнаружил интересную статью с цитатами из пророка Мухаммеда. Религиозные вопросы еще могут объединить отца и сына.
Занятия скульптурой занимают много времени. Прошлым летом Лев безуспешно пытался изваять бюст Толстого, сейчас он решает попробовать еще раз. Импульс появляется в момент, когда он, глядя на отца, внезапно чувствует, что тот – «человек не от мира сего». Толстой удивляет согласием позировать. Но уловить то особое выражение лица Льву уже не удается. Домашний врач Маковицкий хвалит результат, но Лев решает отложить работу над бюстом.
Главным итогом лета становится портретный бюст Софьи Андреевны. Более месяца она терпеливо позирует любимому сыну в зале с библиотекой, временно превращенном в мастерскую. В готовой работе Льву удается передать напряженное выражение лица – возможно, следствие пережитых летом страданий. Бюст сначала продают семье Альмедингенов, но затем он возвращается в гостиную Ясной Поляны. Помимо этого бюста, Лев вылепил из глины образ камердинера Толстого Ильи Сидоркова. По сведениям, летом 1910 года позировали Льву также конюх Филипп Борисов, переписчик Александр Иванов и повар Николай Румянцев.
Приехавшие погостить братья Сергей и Михаил вникать в суть нездоровой обстановки не стали. Но 23 июля, после приезда Андрея, ситуация меняется. «Андрей и Лев очень тяжелы, хотя разнообразно каждый по-своему», – записывает Толстой. В новом письме к Черткову Лев требует, чтобы тот держался подальше от Ясной Поляны. Черткова это не устраивает, и Толстой решается
