Чижик – пыжик - Александр Чернобровкин

Сегодня малыша крестили. Крестный отец — губернатор, крестная мать — Ширяева, жена директора «Тяжмаша». Если уж родился в умнике, будь добр и крестик получи не от какой-нибудь шелупени. Ирка купила ему в подарок огромного бело-желтого медведя. Уверен, что пацан обработает игрушку творчески, сделает одноцветной.

Гостей собралось — вагон и маленькая тележка. Взорвать сейчас особняк тестя — город и область останутся без руководства. Они все знали о моем прошлом, но еще лучше — о предпринимательском настоящем. Мол, перебродило, вино вышло. Моим теплым отношениям с бандитами особого значения не придают. В наше время каждый бизнесмен — немного бандит, а каждый бандит — немного бизнесмен.

Стол накрыли по-новорусски. Как у него ножки не раскорячились — осталось для меня загадкой. Я пообедал у блядей, съел пиздятину с горохом и жаркое из мудей и выпил свою обычную норму.

Нажравшись, гости разбились на группки, занялись классическим развлечением — пиздежом. Я оказался зажатым на диване между Ширяевой и Лилей — дочкой губернатора. Ширяева в последнее время задурила. Как догадываюсь, муж перестал ебать ее: возраст. Тем более, что он из тех, кто считает, что лучше выпить водки литр, чем лизать у бабы клитор. Часто в такой ситуации мужики вешаются или сигают с балкона. Ширяев держится благодаря работе. Его жена подъебнулась бы на стороне, да смелости не хватает. Ни у нее, ни у молодых подчиненных мужа. Подъезжал к ней Муравка, но на хуя ей без хуя, если с хуем дохуя?! Вот и носится пьяная с выпученными глазами: кому, кому, кому?.. Так природа мстит бабам за то, что выебывались в молодости. Теперь вспоминает, как отказывала, и волосы на жопе рвет. Хуями ведь впрок не запасешься. Мы болтали с ней на отвлеченные темы, но так как все ее мысли и взгляды были на моем хую, разговор получался непростой. Такое впечатление, что мои слова поглаживают ее по пизде, вот-вот кончит. Сказала бы: давай поебемся. Я бы пожалел ее. Хуй ровестников не ищет. А так — мнется, как целка. Предложу, а она от счастья откажет и будет потом хвастаться своей дурью. Впрочем, наверное, и она что-то подобное думает обо мне.

Лиля училась в Москве, поэтому желаний не скрывала. Я пообещал, что выебу ее при случае, и она пытается этот случай создать и не продешевить. Жадна, глупа и хвастлива, как топ-модель, но без их красивой внешности, разве что такая же худющая. Отчего я плоская? Оттого, что доска я! Муж у нее ревнивый, как активная лесбиянка. Заморыш с саженью в ушах. По словам Лили, ебарь он никудышный. Когда бог раздавал хуи, этот стоял в очереди за ушами. Жену одну отпускает только на работу. Точнее, за деньгами — какая, к черту, у нее работа?! Она обязательно заходит ко мне в кабинет на поцеловаться. Знали бы они с мужем, сколько я там переебал баб, вели бы себя по-другому. Секретарша Нина знает и по уходу Лили заставляет меня хуем затолкать ее ревность ей в пизду. К жене не ревнует, считает такой же жертвой, как и сама. Они подружились: есть общая тема для слез.

Еще возле меня вертится Муравка. Чего-то хочет, но не того, что бабы. Жаль! Хоть он мне и на хуй усрался, но сама мысль, что в любой момент могу выебать мусора, грела бы душу. Он плеснул под жабры, ряха стала буряковая. Поняв, что освобожусь я не скоро, генерал от мусорерии попытался животом зажать в углу Эльвиру. В самый последний момент она выскользнула. Сегодня на ней просторное длинное платье, однако и в нем змея змеей.

Муж Лили начал в отместку обхаживать мою жену. Ломать каблуки — явно не его призвание. Ира смотрела на него, как на друга с топором. Поняв, что таким способом не достанет свою жену, пошел грузиться водкой.

— Сегодня он с тобой подездемонится! — предупредил я Лилю.

Она хихикнула.

— Ага, я ему такое устрою!

— Наверное, утомляет ревностью?

— Ой, не то слово! — пожаловалась она. — И было бы из-за чего. Иногда хочется изменить просто так, чтобы потом не напрасно выслушивать упреки.

— Так вот я зачем нужен?! — поймал ее.

— Ты — это другое… — начала оправдываться Лиля.

— О чем вы тут шепчетесь? — вмешалась Ширяева, которая ходила менять пустой бокал на полный.

Уже пятый, если не ошибаюсь. Заливает вином жар в пизде. Дом Ширяевых рядом, дотащат.

— Да так, о нашем, о девичьем, — ответил я.

Они захихикали напару.

— Хотела потанцевать, а у них одна классика, — пожаловалась Ширяева. — Бетховен — это здорово, но не для обычной вечеринки.

— Сейчас я принесу, — предложил, чтобы избавиться от них. Да и живот что-то побаливал.

— Нет-нет, сиди! — закричали они в один голос.

— Я быстро, — бросил им, улепетывая со всех ног.

Дома зашел в туалет и кинул шланг в унитаз. Нормальный, не жидкий. Живот сразу отпустило. Я взял несколько кассет с танцевальной музыкой, вернулся к тестю. Ссыте, девки, в потолок: я гармошку приволок!

Поддали все уже хорошо, поэтому старички кинулись под рок-н-ролл отплясывать цыганочку. Я стоял в дверном проеме и наблюдал, как Муравка, затянутый в круг Ширяевой, пытался казаться молодым и резвым.

Холодная узкая рука требовательно сжала мою. Я узнаю Сосульку по духам, напоминающим запах пороши в чистом поле.

— Я наверху, — тихо шепчет она и отпускает мою руку.

Тесть стоит в дальнем углу с дочкой. Губы сложил трубочкой. Наверное, свистит. Чего свищешь или хуя ищешь? Его сегодня найдет твоя жена, а тебе достанется очередная порция рогов.

Я поднимаюсь на второй этаж, иду к комнате Эльвиры. Через приоткрытую дверь ванной комнаты замечаю, что Сосулька там. Стоит перед зеркалом, любуется собой. Мне кажется, она часами может смотреть на свое отражение. Скорее всего, этим и занимается большую часть дня, потому что нигде не бывает, подружек не имеет и даже телевизор почти не смотрит. В их семье, в отличие от нормальных, сериалы любит муж. Он своего любимого сиамского кота с глазами и характером, как у Эльвиры, назвал Мейсоном. Эти сериалы — каталог собачье-кошачьих кличек.

Я захожу в ванную комнату, закрываю дверь на задвижку. После родов Сосулька стесняется показывать живот, поэтому не любит ебаться в кровати. Эльвира продолжает смотреть в зеркало, словно меня и нет рядом. Я сзади поднимаю подол платья, оголяя стройные тонкие ноги с сухими лодыжками. Жопа голая — то ли успела снять трусы, то ли не надевала их вовсе. Она способна на такое. Ирка с утра встала на текущий ремонт, пачкаться не захотел, поэтому сейчас завелся быстро. Сосулька ждет, когда я расстегну мотню и достану хуй, раздвигает ноги пошире и чуть наклоняется вперед, выпячивая жопу. Пизда у нее маленькая, аккуратная и густо заросшая жесткими светлыми волосами. Я большими пальцами раздвигаю ей губы, открывая бледно-розовую мякоть, не очень сочную. Придвинувшись поближе, с натугой загоняю хуй в пизду. Несмотря на роды, пизда у нее, как мышиный глаз. Ей больно, но морда непроницаема. Бледно-голубые глаза смотрят в свое отражение и констатируют факт: да, я самая красивая, а все остальное — хуйня на постном масле. Только узкие, длиннопалые руки ее цепче ухватились за края умывальника из бледно-голубого фаянса. Из-за серебристо-желтого маникюра ее ногти кажутся подтеками спермы. Влагалище суховато и в этом есть особый кайф. Шершавым хуем пизду шлифуем. Я неспешно вожу им туда-сюда и смотрю в зеркало. Наши лица одно над другим, мой подбородок утонул в ее светло-русых волосах. Мое постепенно краснеет, а ее — хоть бы хуй!

Кто-то прошел мимо ванной в туалет. Внизу есть еще один, но все бабы ходят сюда. Женщина, молодая — на высоких каблуках. Не Ирка. Наверное, Лиля. На обратном пути она подергала дверь в ванную и постояла под дверью, подслушивая. Хорошо, что в двери нет замочной скважины.

Я продолжал ебать, только дышать старался потише. И смотрел, как оживает лицо Сосульки. Щеки быстро порозовели, зрачки расширились. И пизда помокрела. Теперь знаю, как надо ее ебать: на крыше высотки, на самом краю, переклонив через ограждение.

Лиля что-то услышала, потому что, уходя, громче, демонстративно застучала каблуками. И хуй ей в спину!

Я вылил в Эльвиру все, что с ней накачал. Глаза и щеки у нее быстро погасли, не скажешь, что только что ебалась. Разве что запах тела пересилил духи. В обычном состоянии она стерильна, собственных запахов не имеет. Кончила она или нет — как всегда не понял. Я как-то спросил:

— Ты хоть кончаешь?

— Да.

— И что чувствуешь?

После паузы ответила:

— Приятно.

Я сел на край ванны, тоже бледно-голубой, отдышался. Сосулька поухаживала за мной, обтерев хуй влажным полотенцем. Длинные холодные пальцы касались его осторожно, будто хуй из тонкого стекла. Потом поправила галстук, смахнула пылинки с пиджака. Другая бы приласкалась, подурачилась, а эта держит дистанцию. Мне кажется, она боится своей сексуальности, боится, что если отпустит тормоза, эта сексуальность разнесет ее на мельчайшие кусочки. И не только ее.