Избранное - Ван Мэн

А почему, собственно говоря, люди должны страдать? Почему должен страдать он, Ни Учэн. Сейчас ему за тридцать. Сколько еще таких тридцатилетий ему отпущено на этом веку?

— Эй! Хорошо бы твою лавку как-то украсить, сделать немного привлекательней! — говорит он хозяину. — Пол поскоблить, стены хорошенько отдраить! А столы и стулья надо бы подновить, покрасить, ножки, которые качаются, неплохо было бы прибить. Да и лампа никуда не годится. Люди приходят сюда не только ради того, чтобы выпить, но прежде всего отдохнуть — у них есть право на отдых! Работа и отдых — это самое важное в жизни. Возможно, что отдых даже важнее. Отдых — это удовольствие, а работа…

Хозяин внезапно его перебил.

— А где деньги? Новых посетителей нет, а старые берут только в долг, некоторые задолжали за несколько месяцев. Скажу прямо, я торгую вином себе в убыток. А ведь у меня много расходов: и то надо, и это. Понятно, что надо все обустроить получше. Хотел было я открыть ресторан посолиднее, да где взять деньги?

Ответ лавочника таил в себе нехороший намек. Неучтиво! Опять эти деньги! Деньги! Знакомый мотив! Напоминание о долге заключало в себе препятствие, обойти которое было невозможно.

— Дай мне еще четыре ляна!

— А вы?..

— Сказал «четыре ляна», значит, неси! Поменьше рассуждай! — Ни Учэн вытаращил на хозяина глаза.

Пить в кредит означало, что он солидная персона, куда более важная, чем хозяин или его парень — подручный. Вспышка гнева у гостя заставила старика смириться, и он принес еще четыре ляна.

Выпив полцзиня, Ни Учэн еще долго куражился, но наконец убрался из лавки и пошел шататься по окрестным улицам. Голова кружилась, перед глазами мелькали какие-то узоры, ноги заплетались. Наконец он подошел к своему дому, но дверь оказалась на запоре. Значит, во двор не войти, разве что перелезть через стену… Как он оказался внизу, во дворе, он уже не помнил.

Ни Учэн пришел в себя лишь через два дня. Он лежал с высокой температурой, ослабевший, готовый вот-вот испустить дух. Все это время он почему-то постоянно вспоминал (быть может, он бредил, а может, говорил, будучи в здравом уме) свою заброшенную пустую комнату. Когда он приходил в себя, то силился вспомнить одну вещь, которая неожиданно начала его беспокоить, — остался ли в пустой комнате его старый сундучок? Или это был чемодан, а может быть, ящик или сплетенный из ивовой лозы баул? Нет, ему уже не вспомнить! Ясно одно, что в нем лежало его сердце. Я непременно должен пойти туда и взять свой сундучок! А собственно, почему я должен его брать? Ведь сундучок, как и сама комната, ждет моего возвращения.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Все, что ты сказал, Ни Учэн, отец наших детей, неблагодарный человек, — сплошная ерунда. Оплошал ты, ошибся! Ты подумал, кто ты и кто я? Ведь мы связаны вместе одной нитью. Поэтому каким бы ты ни был: хорошим ли, дурным, красивым или безобразным, веселым или печальным, живым или мертвым, — для меня все тот же, потому что твоя судьба — это и моя судьба, твоя болезнь — это и моя, если поправился ты, значит, выздоровела и я. Во время твоей болезни, когда ты находился между жизнью и смертью, я ухаживала за тобой. Кому же еще? Кому позаботиться о тебе, кроме меня? Жить, как ты, в цветном вертепе я не могу, иностранной азбуке я не обучена и не понимаю ее. И книги читать не умею. Но вот ты заболеешь… и что тогда? Что будет с тобой? Хотя, может быть, ты сейчас и здоров еще. Но цветок не алеет тысячу дней, человек не бывает здоровым сто лет. На кого тебе опираться в старости и болезни? Поэтому оставь хоть часть пути к отступлению. Цветами, что тебя окружают, ты не заглушишь голод и жажду; недуг ими не вылечишь.

А теперь спроси у своей совести, попытай ее: найдется ли, кроме меня, другой человек, который стал бы ухаживать за тобой, заботиться о тебе?

Что до твоих «цветочков», то я тебя к ним совсем не ревную. Понимаю, что человек не святой и не бесчувственное бревно. Каждый хочет отведать сладкого плода, поесть-попить и повеселиться. Море страстей не знает границ, удовольствия — беспредельны. Но однажды, споткнувшись, подумай, как сможешь исправиться; а коли исправишься, подумай, как стать еще лучше. Даже государь-император мечтает стать бессмертным. Счастья и радости хочешь не только ты. Всякий любит, к примеру, вкусно поесть, курятину, утятину или вкусную рыбку; каждый любит одеться в шелка или парчу нарядную; все хотят пожить в высоких хоромах. Кому не хочется полакомиться да повеселиться, порассуждать на возвышенные темы?! Только разве все это падает с неба? Хватит ли у тебя терпения, способностей и везения, чтобы обрести все эти радости в жизни? Нет, тебе за ними не угнаться! Твои замыслы, может, и обширны, да только пустые они. Как говорится: «Думы выше неба, а нить судьбы тонкая, как бумажный листок». Словом, ждут тебя одни беспокойства и неприятности. И вот что я еще тебе скажу: нельзя упиваться минутным счастьем. Век человека — короткий. Хорошо, если проживет он сотню лет. Сегодня ты молод, полон сил и здоровья, кровь бурлит в жилах и духом ты крепок. Как говорится: «Готов проглотить ты небо и выплюнуть землю». А что завтра? В один миг ты станешь дряхлым, согбенным старцем, и дух твой вот-вот иссякнет. Повеселиться мгновение — дело нехитрое, а что потом? Все равно рано или поздно умрешь, а места, где похоронить тебя, не окажется!

Вспомни поговорку: «Души людей различны, как и их лица». И еще говорят: «Одному скакать на рысаке, другому ехать на осле», «Аршин надо укоротить, вершок надо удлинить». В общем, самое главное в жизни — это знать меру, чтобы по сравнению с верхами чего-то не хватало, а по сравнению с низами был бы избыток. В нашей жизни немало людей, кто живет в свое удовольствие, но еще больше тех, кому нечего есть и не во что одеться. А сколько людей гибнет в лихолетье — несть им числа! Разве не так? Как люди говорят: «Торговец любуется счетной книгой, голодный смотрит на свой живот!» Вот, к примеру, крестьянин, ему, чтобы наесться, нужно съесть не меньше восьми пирожков, а тебе всего три. Сыты, кажется, оба, а ведь съели по-разному. Говорили, что раньше в хоромах государя жило по шесть жен и по семьдесят две наложницы, между тем простому смертному эта радость не дана. А вот обязанности отца и мужа у всех одинаковы. В общем, конечно, если есть у тебя силы и желание, кути себе на здоровье, твори блуд «в зарослях ив и цветов». Поступай, как тебе заблагорассудится! Только вот что я тебе скажу, Ни Учэн: когда я вышла за тебя замуж и оказалась в твоем доме, я сразу заметила, что в семье у тебя дела плохи, она почти развалилась. Как в той поговорке: «Второй Ван встречает Новый год: что ни год, то все хуже и хуже». Скажи честно, дожил бы ты до сегодняшнего дня, если бы не наши деньги? Поэтому прямо тебе заявляю: человек должен помнить добро! Не нужно безумствовать, терять благородство и человеческие чувства. Словом, не должен человек доходить до последней черты. А ты? Сейчас хочу одно, потом другое, а там — вообще ничего не желаю: я, мол, не привык ни к тому, ни к другому… А подумай, в какое время ты живешь? На что способен сам? Бесстыжая твоя душа! Неужели ты думаешь, что, если нос подрисовал, значит, и морда стала крупней? Ну ладно, ладно! Поступай как знаешь. Но только, хочешь ты этого или не хочешь, а все равно наступит такой день, когда ты вспомнишь, что у тебя есть жена, дети, старые родственники, которые хотят есть. А ты шатаешься по ресторанам да на танцульки шляешься. Может быть, все-таки умеришь себя? Попробуй не поешь, даже день один, или съешь меньше обычного. Сможешь?

В твои дела я вмешиваться не хочу. Я женщина и знаю свое место. Но и ты должен помочь нам. Не разрушай нашу семью. Посмотри на родных, на друзей, оглянись на соседей. Среди них есть всякие люди: умные и дурни, уроды и красавцы, есть терпеливые, а есть торопыги. Взгляни на них: у каждого из них есть свой кров, работа, есть миска риса, потому что они знают свое дело. А ты? Вот, скажем, даже разбойник-туфэй и тот знает дело свое. У него под рукой два ружья, он способен ограбить, убить ради куска. А будь туфэем ты?..

Что до меня, то в детстве жила я, конечно, в достатке, но потом привыкла к бедности, особенно в последние годы, когда началась вся эта военная кутерьма и неразбериха. Так и ты тоже должен умерить себя — хоть чуть-чуть. Пожалуйста, веди себя поприличней и давай в дом деньги на пропитание, хоть самую малость. А мой долг — ухаживать за тобой. И скажу тебе еще вот что: если настанет день, когда ты, Ни Учэн, останешься без куска хлеба, я помогу тебе, пускай даже мне придется просить подаяние… Я все равно буду кормить тебя, хотя, может, я потеряю силу в руках и не смогу поднять даже корзину, а мое плечо не вынесет коромысла. И пускай я не знаю твоей английской грамоты и этой твоей… ло-ги-ки…

Знаю, я для тебя пустое место — ну и пусть! Но подумай о своих детях. Неужели тебе не совестно, не тяжело самому? Где ты еще найдешь таких чудных ребятишек? Наш Ни Цзао получил на экзаменах сто баллов по родному языку, арифметике и за общие знания, а по воспитанию — девяносто восемь. Тебе это известно? Ты узнавал у детей, как они учатся? А их домашними заданиями ты когда-нибудь интересовался?