Влюбленный странник - Барбара Картленд

— Вы не могли бы подождать немного у телефона, мадам? — Голос телефонистки был довольно нелюбезным.

Люсиль нетерпеливо ждала. Ей хотелось говорить только с Рэндалом, на других людей у нее сейчас не было времени.

— Джентльмен предпочитает не называть своего имени, мадам, — снова послышался в трубке голос телефонистки. — Но он просил передать, что вы наверняка помните Джейкстаун. Он сказал, что этого будет достаточно.

Последовала долгая пауза.

— Вы здесь, мадам?

— Да, да, — ответила Люсиль, — попросите джентльмена подняться.

— Хорошо, мадам.

Люсиль положила трубку и сидела неподвижно несколько секунд, неотрывно глядя на телефон. Ее лицо помертвело.

Она перешла из спальни в гостиную и, словно ноги отказывались ей повиноваться, без сил опустилась на диван, глядя прямо перед собой и нервно сплетая пальцы.

Джейкстаун! О, она слишком хорошо помнила этот город — единственную длинную и уродливую улицу, дома с деревянными ставнями, бензозаправку, где весь день и бульшую часть ночи играло на полную громкость радио, салун, словно целиком перенесенный сюда из какого-то дешевого фильма о Диком Западе с его хлопающими дверьми и уродливой облупившейся вывеской. Она помнила все это слишком хорошо. Магазины, где почти нечего было купить, свою квартиру с вечным запахом несвежей пищи и постоянными засорами в канализации. И театр — разве можно было забыть этот театр?

Неровные полы на сцене, обшарпанные, плохо освещенные гримерные, железная витая лестница к двери на сцену — смертельная ловушка для тех, кто слишком торопился по ней подняться. Зрители, уставшие и частенько пьяные, и ассистент режиссера, никогда не говоривший ни о ком из артистов, не добавив при этом грязное ругательство.

Джейкстаун! Нет! Не может быть, чтобы после стольких лет…

В дверь постучали. Люсиль хотела ответить, но слова замерли у нее в горле. Стук повторился, а затем в замке повернулся ключ, который она оставила там, входя в номер. Люсиль не могла пошевелиться, не могла произнести ни слова, только сидела неподвижно, глядя на медленно открывающуюся дверь.

Глава двенадцатая

Стоявший за дверью мужчина выглядел, как показалось Люсиль, карикатурой на самого себя. Несколько секунд она могла только ошарашенно смотреть на него, не в силах произнести ни слова. Мужчина закрыл за собой дверь и двинулся к ней.

— Не ожидала меня увидеть? — спросил он.

Его голос — бодрый и самоуверенный — показался Люсиль самым ужасным из всех голосов, которые ей доводилось слышать.

— Ты! — наконец произнесла она, и от одного этого слова горло сжали болезненные спазмы.

— Да, я, — ответил мужчина, словно передразнивая Люсиль. — Какой сюрприз, правда? А ты, я смотрю, неплохо преуспела.

Он оглядел комнату. Глаза его остановились на корзинах с орхидеями и гвоздиками, на множестве мелких безделушек, которые Люсиль всегда возила с собой и которые явно не могли быть собственностью отеля.

Платиновый портсигар с ониксом, розовые кварцевые пепельницы, хрустальные рамочки с фотографиями на серебряных подставках, атласные и парчовые подушечки, которые, по мнению Люсиль, придавали номеру женский шарм.

Его быстрый оценивающий взгляд не пропустил ничего и остановился только на столике у окна, где стояло спиртное — превосходный набор лучших напитков, которые Люсиль щедро предлагала гостям.

— Раз уж ты настаиваешь, я, пожалуй, налью себе виски, — произнес мужчина с кривоватой ухмылкой, видя неспособность Люсиль произнести хоть слово.

Он бросил на стул свою мягкую шляпу, и Люсиль с изумлением обнаружила, что голова его была седой. Сначала ей показалось, что это развязность так изменила его, но теперь она поняла, что в этом виноват еще и возраст. Люсиль быстро произвела в уме подсчеты. Боже правый! Да ведь Бо должно быть около шестидесяти. Это казалось неправдоподобным. Люсиль с трудом могла в это поверить. Но она вспомнила, что ему уже было за сорок, когда они встретились.

Она вспомнила, как польщена была тем, что мужчина намного старше проявил к ней интерес. Она не понимала тогда, что представляет из себя Бо. Это позже у нее была возможность убедиться, что он всегда предпочитал молоденьких женщин. А тогда она была бедной маленькой дурочкой, которой польстило, что он выбрал ее из множества других хористок и пригласил на ужин.

А ведь другие девушки ее предупреждали.

— От Бо не жди ничего хорошего, — говорили они. — Лучше тебе держаться от него подальше.

Но Люсиль никого не слушала. Сам Бо Британ! Даже имя его казалось ей волшебным. А еще она считала Бо самым привлекательным мужчиной из всех, кого ей доводилось видеть. Это позже она узнала, что означают мешки у него под глазами и трясущиеся руки, когда Бо тянется за очередной двойной порцией виски.

А тогда она была слишком влюблена, слишком верила в то, что Бо нашептывал ей на ухо, и трепетала, когда он буквально пожирал ее, такую молодую и свежую, восторженным взглядом. Она помнила даже сейчас восторг их первого поцелуя, экстаз от сознания, что ей удалось заполучить такого мужчину — пленить Бо Британа, самого талантливого актера из всех, кого ей приходилось встречать.

Даже сейчас Люсиль хотелось плакать, вспоминая, какой жалкой, наивной дурочкой она была. Такой глупой, такой неопытной! Она даже поверила, когда Бо сказал ей, что согласился на роль в гастрольной труппе, чтобы помочь другу, отказавшись ради этого от главной роли в постановке на Бродвее. Да, маленькая доверчивая идиотка, какой она тогда была, проглотила и это.

Она считала Бо потрясающим мужчиной и не делала секрета из своих чувств. Ей льстило его внимание. И возможно, ее очевидное обожание помогало Бо какое-то время держать слово и не прикасаться к спиртному, из-за тяги к которому его давно уже выгнали из всех мало-мальски приличных театров и антреприз. Только самые низкопробные и неудачливые компании вроде той, с которой работала тогда Люсиль, готовы были взять на работу Бо Британа, на чьем счету было немало сорванных спектаклей и несколько приводов в полицию за непотребное поведение в пьяном виде.

Надо отдать должное постановщику и ассистенту режиссера — они пытались ее предупредить. Но Люсиль никого не хотела слушать. Она верила Бо, утверждавшему, что оба просто ревнуют ее к нему. И Люсиль по собственной доброй воле, сгорая от нетерпения, пошла по улице Джейкстауна к церкви.

Только позже, уже после того, как их обвенчали, она начала понимать, что стала жертвой вовсе не Бо, поймавшего ее в ловушку, а представлений о приличиях и добропорядочности, привитых ей отцом. Именно ее понимание того, как должна себя вести порядочная девушка, обрекло ее на жизнь в такой нищете, какую Люсиль прежде не могла себе даже представить.